В тот день, более чем восемьсот лет назад… Погода стояла пасмурная, вроде светло, а солнца вообще не видно. Моросил легкий дождик, я с дружиной стоял в лагере Мстислава Романовича Старого, Киевского князя и тогда у нас конечно не было никаких средств связи кроме слухов, сплетен и официальных донесений полководцев. Так вот, на совещании в походном шатре царствующих князей произошла ссора. Котян Сутулович – половецкий хан что привез вести о готовящемся набеге монголов на Русь, конечно, сильно приукрасил угрозу со стороны монголов, чтобы заставить русских князей спасая себя спасти и его шкуру, это было понятно, русские князья собрали огромную силу, какой еще не знала Русь до этого, пришли почти все, кроме пожалуй новгородцев и нескольких мелких князей. Новгородцы себя русью не считали. Такой силы, какая была тогда, Русь до этого не знала. Видя единение князей и простой народ воспрял духом, бить иноземных басурман поднялись простые мужики, ополченцы, впрочем, вооружены они были из рук вон плохо, рогатины, топоры, в самом лучшем случае – копья, мечей, доспехов и луков ни у кого из них не было, зато их было много. Иначе совсем выглядели княжеские дружины, князья на дружинах не экономили, крепкая броня, лучшие мечи и шлемы, горячие скакуны – всё это было у дружинников, да и сами дружинники комплектовались не по призыву, а по родовому признаку. У многихвсе предки насколько помнила память были военными чуть ли не до седьмого колена, отцы готовили своих детей к ратной службе с того самого времени, как только мальчик научился твердо ходить. Уже тогда его отец приучал к седлу и давал первые уроки. Жизнь на Руси была неспокойной всегда. Кипели межродственные свары, брат на брата, сын на отца, в ту пору не было страшнее врага для князя чем собственные родственники, престол ведь передавался по родству, а семьи были многодетными, всегда находился кто то из детей, кто готов был помочь родного брата на тот свет спровадить чтобы очередь на княжество к себе поближе придвинуть, если бы не православная вера и ее ограничения на поведение в обществе и жизни, захлебнулась бы Русь в собственной крови, но вера вынуждала хранить приличия или хотя бы их видимость, и на этом ей спасибо. Другая напасть в то время – набеги. Соседи Руси со стороны степи – все как один бандит на бандите были и жили грабежом и разбоем. В том числе и этот половецкий хан Котян Сутулович. Жизнь вообще не сахар была, у мужика выбор – либо всю жизнь пахать землю от зари до зари, с перерывом только на сон и убогую пищу, либо стать воином и служить князю в дружине, вроде не так скучно и тяжело как в земле ковыряться, но есть риск что убъют на поле брани, причем, учитывая то, что воевать приходится почти каждый год, то с другими князьями, а то с воровскими набегами из степи, можно уверенно сказать, что очень редко кто из дружины доживал до седых волос на голове, очень редко… А участь искалеченного дружинника была еще страшнее смерти, если скажем крестьянин тяжело заболел или становился калекой, то его худо бедно, но семья как то содержала, продлевала его дни. Дружинник же от семьи забирался когда на службу уходил. Он жил теперь возле своего хозяина, был у того под рукой и тренировался там и спал и харчевался. Выпадал иногда день другой чтобы в родное село съездить, ну скажем за год дней десять таких наберется, не больше, так ведь, жизнь так устроена – с глаз долой – из сердца вон, родные еще привечают, а друзъя и соседи со временем забывают про тебя вовсе. Даже не узнают при встрече. Да и родным ты не помогаешь, не сеешь, не пашешь, приедешь в год на пару дней, пообедаешь и назад уедешь, польза от тебя родне какая? Никакой пользы. Вот и получается, что став калекой на войне, раздробив плечо на ристалище или получив стрелу в колено скажем, никому становишься не нужен, ни сослуживцам своим, ни селянам, ни родне. Да и сам понимаешь, что крестьяне живут крайне бедно, придти домой чтобы последний кусок хлеба у семьи отбирать… Мда… Зато не скучная жизнь у ратника, адреналин в крови так и бурлит, с утра до ночи изнурительные тренировки, потом военные походы, жаркая рубка на мечах, отрубленные головы врагов или собственная голова отрублена, смерти никто не боялся, ее не стремились специально приблизить, но не боялся ее никто. Каждый знал что его непременно убъют, не в этом походе так в следующем, каждый со своей смертью уже давно смирился и жил сегодняшним днем. Тренировался, сражался, много ел, часто любил свою женушку и находил время своих детей военному делу с детства учить. Знания передавал. Я вот не успел еще семьей собственной обзавестись, пока молод был и горячъ меня больше жаркая рубка возбуждала чем округлые груди любовницы, ух подраться я любил. Хоть на мечах, хоть на кулаках, хать в седле, хоть пешим. Окунулся с головой в ристалища. Думал вот как выдастся спокойный год, тогда семьей и займусь, да не вышло так, нашла коса на камень. Передрались князья в военном лагере на тему того, кто руководить походом будет, прямо реально в ход кулаки пустили. Кто то даже за мечи взялся – по слухам, дружина еле уняла своих князей чтоб не перерезали друг дружку. Киевский князь считал что он всех главнее поскольку Киев самый большой и богатый город на Руси, а другие князья возразили, мол может и большой и богатый, только вот войск мы больше привели, чем вы дали, командовать должен тот, кто солдат больше привел, а не тот у кого кошелек толще. В общем, каждый был прав по своему и потому ссора эта ничем хорошим не закончилась. В итоге каждый князь руководил своими людьми как ему хочется, не спрашивая согласия или мнения других князей, получились пальцы врастопырку, вместо сжатого кулака. Наш, Киевский князь, Мстислав Романович Старый видя раздрай в руководстве дружинами посчитал, что с такими беспорядками проще стоять в обороне, чем вести в бой лишенные единого руководства войска. А другие князья напротив, считали что Русь собрала невиданное по численности и силе войско и легко разобъет монголов, они просто не знали, даже приблизительно, какой численностью обладает противник. Котян Сутулович умышленно приуменьшил в своих рассказах их число, потому как боялся что русские предпочтут в этом случае договориться с захватчиками, вместо того чтобы воевать с ними. В этом случае, разменной монетой выступит сам Сутулович и его степи, русские легко сдадут это всё без боя, лишь бы их не трогали. Потому Сутулович рассказал о войске монголов так, будто это было войско сопоставимое по численности с его войском или с войском некоторыйх из русских князей. То есть исходя из его слов действительно получалось, что войска русских да вместе с его войсками имеют как минимум десятикратное превосходство в численности над монголами. И в этом смысле действительно не было никакого смысла отсиживаться в обороне имея такой перевес. Только лгал он, а князья поверили в его ложь. И снова, по прошествии столетий, вдумываясь в ту ситуацию не могу никого винить. И Сутулович со своей колокольни всё делал правильно и поверившие его словам князья тоже вроде бы всё логично делали, а получилось так, что действия основанные на лжи, пусть даже из оправданных убеждений, привели весь поход к катастрофическому краху. До сих пор сердце сжимается когда вспоминаю. Сам то я остался в лагере киевского князя, так как он посчитал оборону более выгодной позицией в условиях неразберихи в командовании войсками, но прекрасно видел как остальные войска пошли в поход, какими презрительными взглядами нас одаривали когда отправлялись в половецкие земли. А мы молчали, нам нечего было возразить, потому что доля правды была в этом упреке. А затем, когда войска ушли и в лагере остались только наши войска – войска киевского князя, наступила тишина. Гнетущая, давящая на плечи и грудь. Казалось, что замерло всё и звери и птицы, сам воздух замер, а течение времени замедлилось. У всех на уме была только одна мысль – что сейчас творится в степи, что там происходит, идут ли войска по прежнему в наступление или уже сошлись с противником и прямо сейчас, пока мы чистим лошадей и готовим свою скромную трапезу, может прямо сейчас развернулась битва. Всем нам было очень стыдно что мы остались в лагере, пусть даже и по приказу нашего князя, но мы ничего не могли с этим сделать, ослушаться князя – себе смертный приговор подписать. И вот тогда уже, уже тогда в сердце закралась первая чревоточинка. Мозг говорил, всё будет хорошо, нас больше, мы сильнее, Сутулович сказал что монголов не больше чем у него войск, мы превосходим и по качеству вооружения и по числу воинов войска Сутуловича в разы, а значит и войска монголов тоже, мы не можем проиграть. Голова успокаивала, а сердце тревожно замирало, сердце почему то не верило в это и тишина вторила ему. Все мрачные ходят, ни единой улыбки, ни одной пошлой или похабной шутки, как это часто бывает в мужских коллективах, ничего. Каждый делает вид, что предельно занят каким то делом, а по сути глаза у всех пустые, мысли не о деле думают. Что же там… Пока мы стояли столбом без дела, в степи в это время войска иных князей объединившись с половецким войском шли вперед. У них тоже не было настроения для шуток и веселья, но была твердая решимость и спокойствие… Такое часто бывает в воинской среде, особенно у опытных, бывалых воинов не раз бывавших в сече, что чувства пропадают совсем, особенно перед боем. Наверное это какой то защитный механимз организма чтобы не сойти с ума от тревоги. Молодые и неопытные страшатся, а опытные не чувствуют ничего, просто делают дело и всё. Идут вперед. Наверное это оттого, что они себя уже давно мысленно похоронили, смотрели в глаза смерти много раз и привыкли к этому. Я слышал не раз и не два о самых опытных и лучших воинах на Руси, которые благодаря своему невероятному мастерству боя и удаче смогли выжить в сотнях схваток. Конечно, таких были единицы из тысячи, но были такие. Говорят, что когда душа насытится кровью так, что кровь перельется за край души, душа отвергает насилие и воин становится святой. Не в переносном, а в прямом смысле. Они меняются и становятся иными людьми, не такими как все. В таком случае монастыри и церкви открывают свои двери и эти воины входят в них чтобы уже никогда больше из них не выйти. Они становятся не способны причинить насилие другому человеку и это поразительно, каждый из них в бою стоит десятков, а иногда и сотен людей, но переплеснувши кровь через край души они не способны убить даже воробья просто так. Уходят в монастыри и живут там до конца жизни. Посвящают себя богу. Эх мне бы сейчас так поступить, но поздно, я проклят и мое проклятие не даст мне переступить порог святой земли. Вначале все было хорошо, через реку переправились без проишествий вглубь степи выдвинулись уверенно и твердо, потом первая стычка, разведчики монголов, их была горстка и их перебили даже не вспотев, это и боем назвать нельзя, так, легкая разминка. Потом движение продолжилось и к исходу третьего дня наконец показались основные войска монголов. Так подумали войска с князъями, что это основные. Потому что их было примерно столько же сколько и у русских. Завязалась драка. Бились жарко и с остервенением, от души. Князья продемонстрировали свое умение командовать войсками. Каждый князь имел опыт стычек со степными воинами… с теми же половцами что сейчас выступают союзниками ранее бились неоднократно и в этот раз против монголов использовали старые проверенные средства – удар тяжелой кавалерии на флангах. У степняков тяжелой кавалерии не было в принципе вообще никогда и славяне имевшие и рослых коней и хорошие традиции кузнечного дела, умело пользовались этим облечая свои лучшие силы в тяжелую броню и сажая их на самых сильных и резвых скакунов. Обычно это давало преимущество над кочевниками и в этот раз сработало… помогло.. Пока основные силы русских из обычных воинов сковали монголов завязав прямой бой на близком расстоянии, тяжелая конница русских вынырнула из за спины основных войск и удавила монголов во фланги так, что только головы покатились по земле и тела попадали на нее же. Как острыми ножницами, тяжелая кавалерия разрезала фланги и вгрызлась в сердцевину людской массы, увязнув в гуще сражения. Монголы вначале растерявшиеся, собрались с силами и развернули часть войск против новой опасности, эффект неожиданности прошел и опасную конницу начали постепенно зажимать и разбивать на группы вместо монолитного строя. Монголы тоже в военном деле не дураки были. Но это предвидели князья и велели своим обычным войскам энергичнее наступать на ряды противника создавая для монголов угрозу сражения на два фронта сразу без возможности как то маневрировать и быстро перегруппировывать свои силы, как это любят и умеют все степняки. НЕекоторое время создался баланс сил, патовая ситуация в которой оба войска максимально сковали друг друга и оба войска не могли никак маневрировать и подводить резервы. Все силы и тех и других увязли в сражении и резервов просто не было. Тогда шансы были примерно равны и чаша весов могла в любой момент качнуться в любую сторону. Первыми ослабли монголы. Их легкие кони быстрые и вертлявые не привыкли к долгой мясорубке и стали слабеть, одна за другой они без сил валились на землю сбрасывая своих наездников, потом усталость пришла и к воинам монголов, все реже и реже взмывали в небо и опускались на щиты и шлемы славян их изогнутые кривые сабли. Руки налитвались свинцом и клонились вниз а пот застилал глаза и щипал глазницы, но не было времени и возможности его вытереть и передохнуть. У славян тоже такое было, но в отличии от монголов они привыкли сражаться друг с другом, то есть с такими же славянами, а битва со славянами это обычно битва до изнеможения, до трясучки в руках и ногах и до буквально последней капли крови и сил. Они более привычны к таким боям и потому их выносливость, терпимость к длительным нагрузкам была выше, поэтому в какой то момент дрогнули монголы, а не они. Дрогнул и рассыпался их строй, ослабели порядки, они еще сопротивлялись но уже чувствовали, что перелом в исходе боя произошел, это же чувствовали и русские и лишь усилили нажим. И была победа и была радость от выигранного сражения и было опъянение этой победой и выпиты первые кубки с вином и медовухой. Русские праздновали, не подозревая, что те войска которые они разбили, те войска что действительно были примерно равны им, были всего лишь разведкой монголов. А основное войско, как минимум втрое превосходящее русские войска даже вместе с их союзниками, только начало выступать на боевые позиции. Русские праздновали глубокой ночью и эта ночъ стала последней для большинства из них. Наутро затрубили горны и едва успевшие продрать глаза славяне с изумлением увидели стену коней мчащуюся к ним по степи. Сразу с первого взгляда было ясно что их много, очень много, гораздо больше, чем вообще может быть и глаза отказывались в это верить, но клубы пыли и дрожащая от топота тысяч коней земля утверждала обратное. Схватились за мечи и копья, но куда там. После хмельной ночи и не в доспехах, расслабленные и еще немного пьяные и сонные, они были застигнуты врасплох и сметены в сторону лавиной конницы монголов. Те кто дрогнул, струсил и побежал еще смогли спасти свои жизни, а те что приняли бой и попытались оказать сопротивление, так и остались лежать там. Хоронить их было уже некому и их белые кости еще долго лежали на раскаленной от летнего зноя пустынной земле. Мы же не ведали всего этого, но наши предчувствия не обманули нас, когда прискакали первые гонцы с дурными новостями. Были они измождены и едва держались в седле, большинство поранены в сече, но все как один говорили одно и то же, наши войска разбиты в пух и прах, монголов тьма и Сутулович, собака, соврал нам о их численности, нужно было договориться с монголами, как они и предлагали изначально, отдав земли Сутуловича им, всё равно это не наши земли, нам их не жалко. Для нас эти слова были как гром среди ясного неба. Монголов тьма, это описание означало по смыслу то, что численность войск не сопоставима и шансов на победу с таким соотношением сил не было с самого начала. А уж теперь, когда основные войска разбиты и остались только мы, дружина Киевского князя, единственное что мы могли сделать – это немного по сопротивляться в обороне, подороже продать свою жизнь, но в итоге нас все равно всех убьют – это понял каждый после подробных допросов выживших. Впрочем времени на раздумья уже не было, выжившие явно не спешили гостить у нас, по нашим пятам мчатся монголы и вот вот дойдут до ваших стен. Они (выжившие) намерены были мчатся дальше, в родные края, неся с собой дурные вести о вдовстве многим тысячам не спящих по ночам женщин, ждущих своих мужей. Тогда то я увидел Старого, во второй и последний раз в своей жизни. Первый раз был, когда принимали к нему в дружину, а второй именно тогда. Он и так был не молод, а события последних дней состарили его еще больше, но самое ужасное было то, что он не знал что нам всем делать, это читалось в его взгляде из под густых седых бровей, читалось в неуверенной походке. Исчезла куда то его величавость, стал тише громкий голос. Смерть вот она, вот она смерть подступает, еще немного и она будет возле порога и будут горы трупов и будут проломленные головы и отрубленные руки. А так хочется жить, так отчаянно хочется пожить еще на этом свете. Все чувства говорят ему – уйди, сбеги, прикажи отступать или вообще брось всех этих людей, а сам с отрядом телохранителей скройся на резвых лошадях, спаси свою жизнь. А в другое ухо шепчет совесть – нельзя так сделать, ты князь Киева, ты сам себе не простишь такое и люди тебя не простят. Разом потеряешь весь свой авторитет и уважение в обществе, нельзя бежать, нельзя спасаться, надо остаться и принять свою судьбу здесь, в этом лагере. Пусть ты проиграл, но не будешь трусом в памяти людей. Старый наверное испытывал весь букет, всю палитру этих неприятных чувств в тот момент и принял решение остаться и разделить судьбу своего войска, какой бы она не была. Монголы прскакали быстро, их и правда было много, они окружили лагерь отрезали его от поставок продовольствия и воды и выслали переговорщиков из числа местных для обсуждения капитуляции. Джэбэ и Субэдэй два великих монгольских военачальника в своем послании князю Киевскому клятвенно клялись в случае добровольной сдачи в плен остатков войск проявить милосердие и не пролить ни одной капли русской крови. В противном случае, если гарнизон лагеря решит продолжить сопротивление, Джэбэ и Субэдэй не пойдут на штурм и не дадут бой русским, а будут терпеливо ждать, когда у русских кончится еда и вода и они начнут есть друг друга. Помощи ждать неоткуда, мы знаем, что вы собрали в поход всё что у вас было, потому разумным считаем принять наше предложение и воспользоваться милостью что вам великодушно предлагаем. В противном случае, вас ждет медленная и мучительная смерть от голода и жажды, а тех кто выживет мы будем пытать с особенной изощренной жестокостью. Выбирай князь. Таков был текст их послания. Князь думал недолго, ибо действительно, помощи ждать было неоткуда, а потому сидеть взаперти и правда было лишь оттягиванием неизбежного. Князь принял предложение военачальников и ранним утром, едва только кончил моросить легкий дождик, он, вместе со своей дружиной, а значит и вместе со мной лично, вышел из ворот лагеря навстречу неприятелю. Далее произошло то, что вспоминать не хочется до сих пор. Нас всех схватили, связали и положили связанных на землю валетами друг к другу во много рядов. Сверху нас, прямо на наши тела положили доски. Как торжественно сказал глашатай, монголы припомнили русским князьям то, что их первых посланников – дипломатов князья сами убили, убийство мирного посланника вошедшего в чужой дом есть большой грех и потому всех русичей ждет казнь, но Джэбэ и Субэдэй дали слово не пролить ни одной капли русской крови и это слово будет сдержано. После этого монголы уселись пировать прямо на эти доски под которыми лежали все мы. У кого то сразу сломались ребра, кто то умер быстро с раздавленной в лепешку головой, но большинство из нас умирали медленно и мучительно, постепенно задыхаясь от нехватки кислорода и терпя бесконечную боль от тяжести досок постепенно вдавливающихся в наши тела и дробящие наши кости. Монголы не просто сидели на досках, они еще пировали на них и танцевали, старательно вдалбливая каблуки сапог в дерево, наслаждаясь сдавленными криками ужаса и боли доносившихся снизу, из под досок. Крики громкие поначалу, через полчаса – час стали заметно слабее, а последние признаки жизни лежавших под досками людей оборвались часа через три праздненства устроенного монголами сверху. Монголы не спешили разбирать доски, они топтались на них до наступления глубокой ночи, а потом разошлись по своим переносным шатрам спать. Лишь утром они принялись разбирать конструкцию и увидели под ней то, что и ожидали увидеть, трупы замученных и раздавленных людей, задохнувшихся под их сапогами. Воистину никто и никогда не превзойдет людей из азии в деле придумывания изощеренных пыток и смертных казней. В этом деле они признанные мастера. Я смам лично помню только кромешную темноту под досками и постоянное удушье которое никак не мог побороть, тяжесть обрушилась на все мое тело, я чувствовал себя какой то букашкой придавленной сапогом человека. Потом мое сознание помутнилось и я как бы уснул. Моя смерть была похожа на сон, который чувствовался как облегчение и освобождение от ужасных мук и страданий. Но, в отличии от всех других замученных, мне было суждено проснуться. Это произошло ночью, когда мучители разошлись по шатрам, полагая свое дело сделанным. У меня тогда ужасно болела голова и всё тело, всё было как в тумане, я почти ничего не помню из событий той ночи, помню только как выбирался из под досок и полз куда то откуда чувствовался запах воды. Да да я отчетливо чувствовал запах воды, хотя там рядом никакой реки не было, ближайшая река из которой брали воду для лагеря протекала позади лагеря в половине километра от него, а не у главных ворот где произошла казнь. (Потому лагерь и поставили там, чтобы был доступ к воде, т.е. возле реки, вообще все древние селения русских строились у берегов рек изначально и селения и укрепления, от этой традиции отошли позже, когда додумались рыть колодцы) У меня жутко болела голова, всё было как будто в тумане, я ничего не соображал и ничего не понимал, я очень сильно хотел пить и подчиняясь этому чувству полз туда, откуда доносился запах воды, я полз и полз, очень долго пока и в самом деле не приполз к берегу небольшой речки и я рухнул в камыши у воды и жадно приник губами к грязной воде в камышах и пил воду вместе с ряской так, словно это был самый вкусный и благоуххающий нектар который я когда либо пил в своей жизни, я пытался утолить свою жажду, а она всё никак не утолялась, и вот тогда уже проявилась первая странность. Я набил свой живот до предела водой, мне мой организм сообщил, что я больше не могу пить, живот раздулся от воды. Но при этом я не почувствовал что жажда стала слабее, она не уменьшилась совсем нисколько. Это было очень странно и необычно, со мной никогда такого раньше не было за всю жизнь. И потом, как я мог учуять запах воды в километре от ближайшей речки, причем ясно, отчетливо этот запах чувствовал. Но тогда я был разбит и вымотан и не мог нормально соображать, всем моим телом целиком и полностью владели инстинкты, а не мозг. Я уснул прямо там, в камышах, а проснулся видимо уже на следующую ночь, весь день пролежав без сознания. И это была первая ночь моей жизни в обличии вампира, потому что именно тогда боль в голове и мышцах немного притупилась и я мог начать что то осознавать и понимать. Самое первое что я осознал и понял, было то, что я по прежнему очень хочу пить, а вода никак не утоляет эту жажду. А второе что я заметил, и это было как гром среди ясного неба, это удивило меня больше всего на свете – я не дышал. В прямом смысле. Для моей жизни не требовалось дыхание, я мог вообще за круглые сутки не сделать ни одного вдоха и выдоха и это не представляло для меня никакого труда и напряжения. Вот именно тогда я и понял, что умер. Я не мог поверить в это, но это было правдой и я это видел и чувствовал. Я вполне мог сойти с ума в тот момент от этого открытия. Я перенес невероятной силы переживания боль и мучения, даже саму смерть перенес, а теперь я понял, что не вполне жив. Скорее даже вполне не жив. То есть определенно. Следующее открытие которое я сделал в отношении себя заключалось в том, что я почувствовал огромную силу в моих мышцах на груди, в руках и плечах, вообще во всем теле. Мне казалось, что ткни я пальцем в щит и в щите сделаю дырку пальцем. Тело хотело нагрузки, жаждало физического напряжения точно также, как я сам хотел пить. Пожалуй, вот это чувство было скорее приятным, чем не приятным, хоть одна хорошая новость. Как то оклемавшись и начав что то соображать уже головой, а не инстинктами, я понял, что задача номер 1 для меня прямо сейчас была утолить эту дикую жажду овладевшую мной и которую я не мог унять никаким количеством выпитой воды, вода явно не годилась для этого, как это ни странно звучало. Я мучился несколько часов пытаясь понять что может утолить мою жажду и так и не понял ничего, пока случайно не увидел в зарослях камышей спящую утку с выводком утят метрах в ста от меня. Как я ее там разглядел на таком расстоянии, еще и ночью, я тогда не знал, но после всего пережитого, я уже ничему не удивлялся. Дальше всё произошло само собой, я не задумывался что я делаю. Я встал на четыре точки, подобно собаке и крадучась, подкрался поближе к спящей утке, потом последовал молниеносный бросок и прежде чем утка смогла издать хоть один звук я уже свернул ей шею и вонзил свои клыки в ее тело. Сладкий и чуть терпкий запах крови бросился мне в ноздри, все мои вкусовые рецепторы во рту ликовали когда горячая жидкость потекла по языку в горло, удовольствие немного портили перья и пух утки набивавшиеся в рот, но всё равно эта трапеза была самым восхитительным блюдом которое я когда либо пробовал в своей жизни. Первый укус запоминается на всю жизнь. Должно быть, проклятие вампиризма как то изменило мои вкусовые ощущения, когда я был жив и был человеком, мне конечно доводилось пробовать свою кровь на вкус и не раз в многочисленных драках, когда мне например разбивали губы, но тогда я не ощущал ничего иного, кроме металлического, довольно неприятного привкуса, теперь же вкус крови был совсем другим и я не знаю как описать его, примерно как свежий фруктовый компот в который добавили порцию медовухи, вот более менее приближенное обозначение того вкуса что я испытал тогда. Про медовуху я упомянул не случайно, потому что кровь реально пьянила и обладала каким то расслабляющим действием. Я кусал и кусал утку с разных сторон выдавливая из нее всё до последней капли, затем отбросил ее в сторону, отрыгнул и выплюнул проклятые перья и совершенно довольный и наевшийся шлепнулся на землю. Мне теперь хотелось просто полежать и может быть даже вздремнуть. Только тогда я осознал два новых открытия, первое – у меня есть клыки, которые подобно змеиным могут вылезать из десен и вновь в них вползать и второе открытие – я не притронулся к утке, ее тело плавало в воде и я не притронулся к мясу утки, мне было достаточно только ее крови. Я хотел было прикорнуть подчинившись сонной полудреме внезапно овладевшей мной, но тут я увидел краешек солнца поднимавшийся из за горизонта и все мои чувства, все мое тело просигнализировало сигнал тревоги в мой мозг. Я не знал как и почему, но точно знал что мне не нравится этот восход и это солнце, я чувствовал своей кожей что его лучи сожгут мою кожу и мое мясо под кожей до самых костей. Я не знаю откуда и как я это понял, но мои чувства подсказали мне это. Нужно бывло срочно искать какое то убежище где я мог переждать восход солнца и мои мысли лихорадочно заметались в голове отчаянно ища идеи, варианты, где я могу укрыться. Самое первое и самое очевидное место – наш лагерь который я ополз сбоку чтобы добраться до речки, но в лагере теперь почти наверняка стояли монголы, они будут грабить его, не уйдут же они с пустыми руками ничего не забрав из опустевших шатров русских войск? Потом ограбленное нужно будет еще посчитать, чтобы определить что можно взять себе, а что придется отправить хану. Это не так быстро сделать. Кроме лагеря я мог бы попробовать спрятаться в какой нибудь пещере или же в доме в селе или же в густой чаще леса. Лес сразу вычеркиваем, мы в степи встали лагерем, вокруг кругом пустые земли, село тоже не пойдет, по той же причине, пещера, в степях пещер нет. Выходит что у меня нет других вариантов, кроме как наведаться в некогда свой лагерь. Тем более что рассвет уже начинается у меня нет времени блудить в поисках убежища. А там монголы, много монгол, пара сотен как минимум. Но, это мой единственный шанс выжить, придется выбирать между плохим решением и очень плохим решением. И в данном случае, очень плохое это остаться и ждать рассвет. Сбросив с себя всю вялость я вскочил на ноги и трусцой побежал в сторону лагеря. Конечно же у меня не было времени и возможности что то объяснять монголам. Нужно было прокрасться в лагерь и спрятаться в одном из походных боевых шатров что стоят за частоколом, только так я пережду день. Я побежал к воротам в лагерь (хотя мог бы просто перепрыгнуть через частокол, но тогда я еще не знал всех своих способностей) У ворот никакой охраны не было, что не удивительно, от кого что охранять, всех русских перебили, никаких сторонних поселений в округе нет, от самих себя чтоли. Я без проблем прошел через открытые настежь ворота, к счастью рассвет это то время когда все люди еще спят и монголы не были исключением, не ожидая опасности, они уютно расположились в наших походных шатрах и сладко посапывали с улыбками на лицах удовлетворенные богатой добычей и общим исходом своего военного похода. Безусловно это и правда была большая победа, армия всей Руси была разбита и теперь ничто не мешало монголам войти в беззащитную Русь и ограбить ее до последней нитки. Я крался по условным улочкам между шатрами так тихо, словно туман, ни одна травинка не шелохнулась под моими ногами. Как я позже понял, вампиризм дает множество плюсов и всего лишь несколько минусов, но эти минусы полностью убивают всё удовольствие от плюсов. Ни одного шатра, где не было бы людей я не нашел, во всех спали люди, где то больше, где то меньше. Значит мне предстояло пробраться в тот, где людей было меньше. Я сам ужасался тому, что мне предстояло сделать, мой разум говорил мне что это чистое самоубийство в одиночку пролезть в лагерь битком набитый монголами и не просто пролезть в лагерь, но и забраться прямо к монголам в шатер. Это было чистое сумасшествие, но все мои чувства в один голос твердили мне, что остаться на открытой местности под палящим солнцем в степи еще страшнее, там даже теоретических шансов выжить нет. Поэтому придется идти к монголам. Нервы были взвинчены до предела и наверное под действием сильных чувств произошли изменения в моем облике которые я тогда впервые увидел, моя кожа на всем теле приобрела пепельно серый цвет, кожа стала тонкой как будто бумага и чувствительной, она чувствовала малейшее дуновение ветра и даже отдельные потоки воздуха. Все чувства обострились, из десен вновь выдвинулись длинные и острые клыки, их не возможно было скрывать, они были слишком длинные для этого и наверное увидь я сам себя в этот момент со стороны, умер бы от страха прямо на месте. Слюна капала с клыков, примерно как яд капает с клыков у змеи если надавить ей на голову. Цвет своих глаз я конечно увидеть тогда не мог, а то удивился бы еще больше. Но вот я остановился у одного шатра, даже не заглядывая внутрь, я уже знал сколько человек в нем спит, и точно знал что они спят, сам не знаю откуда, просто знал и всё. Засунул голову в шатер убедился что двенадцать человек скинув с себя походное снаряжение лежали на овечьих шкурах на земле. Кто то из них храпел, но большинство лежали молча. Вначале конечно, следовало убить храпевшего, но эта скотина сопевшая сильнее всех как назло лежала в самом центре, я начал с тех что лежали поближе ко входу. Никакого оружия у меня не было, всё отняли монголы когда мы вышли из лагеря. Зато у меня был весь арсенал приемов вампира и чудовищная сила которую я чувствовал каждой своей мышцей. Я аккуратно подполз к своей первой жертве – это был молодой юноша лет двадцати, наверное это был его первый военный поход в жизни и последний… Мои клыки вонзились ему в горло а руки железной хваткой потянули голову вбок и его шейные позвонки хрустнули еще до того, как он успел проснуться. Я не мог устоять от искушения алчно полакать кровь из небольшого фонтанчика заморосившего из открытой раны на горле. Вне всяких сомнений, никакая утиная кровь не сравниться даже близко с человеческой. Кровь монголов с привкусом черешни. Может он черешню ел перед смертью, кто знает. Дальше я впал в кураж, я мало что помню, человеческая кровь опьянила меня и сняла все ограничения и страхи, я превратился в животное не только телом но и разумом. Я ходил между монголами и убивал каждого из них прежде, чем он успевал проснуться. Всё было сделано с такой скоростью и так бесшумно, как будто я с четырех лет и до тридцати только этими и занимался каждую ночь в своей жизни. Руки всё делали сами, я не думал ни о чем. Последним оставался тот толстяк, что храпел сильнее всех, он спал в центре и его я оставил как главное блюдо на последок. Я специально дал ему проснуться, сам не знаю зачем, просто захотелось поиграть со своей добычей. Он открыл глаза и увидел меня, его глаза сразу стали шире, а рот открылся было чтобы чтото произнести, но монгольская сабля, остро заточенная, что я взял у одного из убитых мною монголов уже летела к его горлу и врезалась в его горло с таким прекрасным чавкающим звуком какой бывает когда вонзаешь клинок в чистое мясо, голова отделилась от тела и покатилась по траве разбрызгивая кровь фонтанчиками. Что же, дело сделано, никого в живых в шатре нет и можно было насладиться трапезой. что я и сделал. Насытившись кровью так, что живот раздулся и выпирал, я переоделся в монгольские доспехи чтобы сойти за своего. хотя я конечно не знал ни слова из их языка. Всё же хоть какая то маскировка лучше, чем никакой. Осталось только надеяться, что хотя бы до вечера в палатку никто не зайдет, а лучше до ночи. Пожалуй это было самое мучительное ожидание за все 800 лет моей жизни. Впрочем, наивно было полагать, что за весь день в палатку никто не заглянет, к моему счастью такой случай был всего один и заглянувший в палатку высокий и здоровый мужчина назад из палатки уже не вышел. Больше никто не заходил до самого вечера, а вечером, убедившись в том, что последние солнечные лучи хоть и оставляют болезненные ожоги на моем теле, но всё же не смертельны. Я закутался в одежды так сильно как только мог, чтобы вся моя кожа включая лицо была покрыта тканью или кожей и помчался прочь из лагеря так быстро как только мог. В пути мне встретились люди конечно, но они не успели сообразить что видят и что надо сделать, я умчался быстрее чем сработала какая то мысль в их головах. Ведь я был одет в монгольские одежды. почему они должны хватать своего, может у меня живот заболел и я спешил поскорее справить первейшую надобность, вот наверное что каждый из них подумал и вот почему моя наглая вылазка сработала. Я решил искать ближайшую деревню чтобы можно было найти хотя бы временный приют там. Конечно, я не мог прийти к селянам и объяснить им что так мол и так, я стал существом ночи, пустите меня на постой пожалуйста. Это и звучало странно и даже если селяне поверят, они скорее схватятся за топоры и вилы, чем попытаются мне помочь. Иными словами, при всем своем желании, я не мог даже попытаться решить свои проблемы мирно, не проливая ничьей крови. Сама природа или что там сделало меня таким, исказило мой организм и мои потребности таким образом, что я не мог ужиться с людьми по причине потребностей своего организма. У меня было желание встроиться в людскую жизнь и как то жить с людьми в мире, но, учитывая то, как я теперь вынужден питаться, я решительно не видел никакой возможности это сделать. У меня было всего несколько часов, до нового рассвета, чтобы найти себе новый дом. Я бежал так, как никогда не бежал в своей жизни и снова я был удивлен новым приятным открытием, как оказалось я ничуть не уставал от бега. Я мог бежать не сбавляя темп и не останавливаясь на передышку и бежать при этом гораздо быстрее обычного. Сомневаюсь что какая либо лошадь позволит мне на ней ехать, хотя попробовать конечно стоило, но пока я двигался на своих двоих. В итоге я добрался таки до небольшой деревушки на окраине владений своего бывшего, а ныне покойного князя и хотел было сразу вломиться в дом, у меня не было времени на расшаркивания и осторожное проникновение, рассвет начинался к тому моменту, но, к моему удивлению я не мог это сделать. Казалось бы чего проще, пни дверь ногой так, чтобы слетели засовы, зайди в дом и поужинай его обитателями, но какая то сила меня останавливала и это была не совесть. Я решительно не мог никак проникнуть в жилой дом при помощи грубой физической силы. Даже если бы дверь не была заперта совсем, я все равно не переступил бы порога, хотя очень хотел этого. Поэтому был вынужден вместо жилого дома остаться на день в хлеву, вместе с коровой там находившейся. Кстати проклятая скотина явно до смерти перепугалась от моего присутствия, но мой удар кулаком в лоб, сломал ее черп и она рухнула не успев поднять шум разбудивший хозяев. Когда утром хозяйка вошла в хлев подоить свою корову, ее ждал неприятный сюрприз в виде незваного гостя, не говоря уже о мертвой корове. Я мог бы быстро умертвить ее на месте, но мне нужно было войти в дом, я не собирался каждый день спать в вонючем хлеву. Да и так или иначе хозяева все равно в него войдут, долго там не просидишь. Хозяйка была первым человеком которого я загипнотизировал в своей жизни. Я вынудил ее пригласить меня в свой дом, она сделала это только потому что мое сознание помутнило ее разум, а войдя в дом .... Тогда я только познавал свои силы и возможности, меня каждый день и каждую ночь ждали приятные и не приятные сюрпризы. Я много эксперементировал. Вначале исчезли жильцы дома на окраине деревни, потом куда то пропали все собаки, скотина начала волноваться без причины, люди почувствовали страх и ужас. Они ничего еще не поняли, но их интуиция безошибочно подсказала им, что творится что то очень нехорошее в их деревне. Тогда то я и придумал использовать трэллов – загипнотизированных людей, для того, чтобы заманивать в ловушку людей нормальных. Трэллы могли исполнять мою волю и передвигаться днем, но минус трэллов в том, что я не мог их контролировать долго. Тогда же я превратил первых своих жертв в вампиров, подобных мне. Я использовал обращенных вампиров, дети ставшие вампирами по ночам звали нормальных детей выйти поиграть. Соседи звали соседей прийти погостить на застолье. Когда соседи приходили, закуской оказывались они сами. Я словно кукловод который вдел руку в куклу и мог управлять ею как хотел. Кукла двигалась и говорила так, как было нужно мне. А тут вместо кукол у меня были трэллы и обращенные вампиры. Впрочем, хотя и управлял всем этим хозяйством довольно не дурно для начинающего вампира, шила в мешке не утаишь и у меня не получилось без шума и пыли обратить все население деревни в вампиров. Со временем люди поняли что к чему, впрочем, для большинства из них уже было слишком поздно, но кто то успел внять своим инстинктам и спешно, нет, не спешно, а в дикой панике, умчаться из деревни, бросив всё что нельзя было быстро взять с собой. После этого деревня обезлюдела. Не блеяли козы, не мычали коровы, не слышно было ни лая собак, ни человеческих голосов. Обращенные вампиры на самом деле мало чем отличались от трэллов. У них был некоторый разум, но он был иной. Пока я был жив и находился неподалеку от них, они были связаны чем то, привязаны ко мне. Безропотно повиновались мне, но уровень их интеллекта был как у спящего человека. Вроде и разговаривают, но как то неосознанно, инстинктивно. Некоторое время я позабавлялся с ними, но кормить их мне было нечем в обезлюдевшей деревне, да и желания кормить дополнительные рты у меня тоже не было, поэтому я расправился с ними и остался снова один на какое то время. Они не могли убежать или сопротивляться мне. Они были связаны со мной. Потом я перебрался в другую деревню и снова в другую, везде сея смерть и слезы. На меня начинали охоту не раз и не два, много было приключений поначалу, пока был молод и не опытен. Не зная себя и свои возможности я делал много ошибок поначалу. Но, со временем, опыт приходил, моя технология охоты на людей совершенствовалась, я стал предвидеть поведение людей и последствия своих собственных поступков и вместе с опытом у меня появилось стабильное питание и крыша над головой. Однако, параллельно с моей все возрастающей силой понижалась и моя кровожадность. Я пришел к выводу что таков закон вселенной. Когда можешь делать всё что угодно, ты не будешь делать вообще ничего.