Остановившись перед вратами в башню, я робко взял в руки висящий на тонкой цепи молоточек и сильно ударил по металлической пластинке. Изнутри башни раздался протяжный и тягучий звон, а потом все стихло. Даже птицы не пели свои песни в вышине, будто пугаясь грозного звука.
Постояв пять минут, я повторил попытку. На сей раз звон был куда более мощным, и от него завибрировала даже земля под ногами. Однако то, что произошло дальше, затмило собой все прочие впечатления. Одно из лиц недовольно поморщилось и открыло деревянные глаза.
— Чего тут забыл? Пылесосы не покупаем, в других богов не верим, журналы не нужны, — скороговоркой выпалило лицо и уставилось на меня в ожидании ответа.
— Я ищу Великого Колдуна, дабы он ответил на мои вопросы.
— Очередной искатель, — буркнул страж врат и добавил более отчетливо. – Занят Колдун. Зелья смешивает.
— А ну открывай, блядь, пока мы на тебя термитов не спустили, — воинственно рявкнула морда, появившись на поверхности волшебного зеркала. – Знаем мы, что за зелья варит ваш Колдун. Опять запором, сука, мучается.
— Нечего так орать, — ответило зеркалу второе лицо, тоже распахнув глаза, а следом за ним и все прочие принялись пробуждаться и галдеть, как бабки на базаре. – Что это такое? Совсем уважения к старшим не осталось. Ломятся, как к себе домой, а тут, между прочим, важные исследования проводятся. Собак на вас нет.
— А ну заткнулись нахуй и доложили мне быстро определение количества Фреге, — я удивленно повернулся в сторону Колобка, который со зверской рожей уставился на врата и деревянные лица, ожидая ответа.
— Хороший вопрос, коллеги, — забубнило первое лицо. Второе согласилось и добавило. – Фундаментальные принципы различны и делятся на предложения.
— Да. Если оно дедуктивно выводится из некоторого множества посылок, то оно априорно.
— А если оно выводимо из логических законов и определений, зависящих от корректности?
— Просто, коллега. Такое предложение становится аналитическим.
— Верно. Иными словами, аналитический характер арифметических истин нельзя назвать бесплодным, ибо он основан на дедуктивной выводимости, — согласился бородач в нижнем углу.
— Нихуя себе говношар выдал, — буркнуло зеркало, смотря на Колобка с уважением. – Ты где таких слов-то умных нахватался?
— Газету раз у ведуньи сожрал, — улыбнулся уродец. – А это и не газета оказалась, а страница из книги, в которую бабка травы лекарственные заворачивала.
— Удачно ты покушал, — хмыкнул я и, кашлянув, вновь обратился к вратам. – Почтенные. Вы пустите нас к Колдуну?
— Отстань, мальчишка, — сварливо ответило первое лицо. – Заняты мы важными делами. Иди и не мешай.
— Покорно благодарю, — хохотнул я, заметив, как одна из створок врат заскрипела, а потом и вовсе распахнулась, явив мне черную черноту коридора. – Пошли, пока они не передумали.
— Лады, — ответила морда. – Темно, как у дракона в сраке.
— Не бурчи. А то врата отвлекутся, и придется вновь с ними спорить, — шикнул я, заходя внутрь. – Но твои слова правдивы. Темень тут адовая.
Когда глаза немного привыкли к сумраку, царящему в башне, я осмотрелся и, увидев винтовую лестницу, уходящую наверх, направился к ней. Колобок молча последовал за мной, но не справившись с подъемом, жалобно заканючил. Пришлось доставать мешок, данный нам Белоснежкой и упаковывать уродца.
Через несколько минут, когда Колобок был помещен в мешок, а сам мешок закинут на спину, я смог таки сделать первый шаг. Ступени тут же отозвались мелодичным звоном, который больше всего походил на звук ксилофона, звучащего все выше и выше. Впрочем, удивляться можно было бесконечно.
В башне было великое множество площадок, на которых располагались двери с обычными бронзовыми табличками на них. «Библиотека», «Лаборатория», «Хранилище», «Душевая», «Комната прислуги». Тысячи их. Но что-то подсказывало мне, что моей целью является то, что находится на самом верху. Так оно, в принципе и было. Когда ноги онемели и отказались слушаться, я достиг верхушки башни.
На небольшой площадке виднелась только одна дверь. «Рабочий кабинет». Вздохнув, я набрался смелости и постучал по гладкому дереву. Внутри раздался странный шум, а затем послышался мягкий женский голос, приглашающий меня войти.
Открыв дверь и войдя внутрь, я увидел обычный кабинет, сплошь заваленный старыми книгами, пыльными свитками, грязными колбами и странными приспособлениями, о назначении которых мог только догадываться.
В центре кабинета застыла удивленная девушка с небольшой метелкой в руках. Она осторожно подошла к столу и, взяв с него маленький шарик, воинственно нахмурилась. Я тут же поспешил поднять руки и как можно скорее рассказать ей о цели своего визита. Впрочем, от моего внимания не укрылась одна маленькая деталь. Девушка была весьма милой и приятной. Темные волосы, выбивающиеся из-под косынки, большие голубые глаза, вздернутый тонкий нос и аккуратные брови. Даже зеркало, против своего обыкновения, не стало сыпать остротами ниже пояса, предпочитая помалкивать.
— Не пугайтесь. Нас врата пропустили, — хмыкнул я после неловкой паузы, занятой рассматриванием девушки.
— Я и не пугаюсь. Нечасто сюда кто-то забирается, — ответила девушка, продолжая внимательно меня изучать. – Кто ты такой и что здесь забыл?
— Как невежливо, — покачал я головой и улыбнулся, но девушка по-прежнему продолжала стоять возле стола и сжимать в руке странный шарик. – Мне нужен Великий Колдун, ибо у меня есть к нему вопросы.
— Боюсь, твои вопросы останутся без ответов, — буркнула она в ответ. – Великого Колдуна здесь нет.
— Вот те раз и вилкой в глаз, — меланхолично хмыкнуло зеркало.
— И что теперь делать? – растеряно спросил я, присаживаясь на низенький стульчик возле входа. Девушка пожала плечами. Да уж. Не этого я ждал, когда искал башню.
Глава восьмая. Новые знакомства.
В наступившей тишине запели сверчки. Противно и трескуче. Но потом им петь надоело, и они вернулись к привычной жизни, включающей в себя ипотеку, кредит на сверчковую машину и алименты сверчковым детям. Шутка.
Только мне вот было не до шуток. Я шел к Великому Колдуну за помощью, а в итоге нашел пыльную башню, в которой, скорее всего, никто не живет, кроме странной девицы, наверняка выполняющей функции домработницы. Волшебное зеркало многозначительно похмыкало, не сводя с девушки мрачного взгляда, но сказать толком ничего не сумело. Даже разгильдяй Колобок предпочитал помалкивать, явно зная, что в такую минуту ко мне лучше не лезть.
— Ну, свет мой зеркальце, скажи. Что мне, блядь, теперь делать? – тихо спросил я, поднося вещицу к глазам.
— В душе не ебу, Тима. А души у меня и нет, — ответила морда и поморщилась, когда девушка возмущенно вскрикнула и, подлетев ко мне, чуть не влепила подзатыльник. – Ты чего, милая? Бешенство матки?
— Не смейте так выражаться! – покраснев, крикнула девушка. – Ругань – это плохо.
— Да что ты говоришь, — съязвил я, закуривая сигарету.
— И дымить здесь нельзя. Хозяин запрещает.
— Я что-то не вижу здесь твоего хозяина. И вообще, у меня, блядь, был чертовски тяжелый день, — устало ответил я. – Хочу, блядь, ругаюсь. Не хочу, блядь, тоже ругаюсь.
— Поддерживаю Тимку, — встряло зеркало. – А тебе, привлекательная самка человека, лучше бы отойти подальше. Наш говнокруглый друг не любит, когда у него под носом начинают орать бабы. Мигом звереет и начинает какашками стены мазать. Говорит, что это новое направление искусства и культ восхваления Джи Джи Алина.
— Джи Джи кого? – растеряно переспросила девушка.
— Музыкант из моего мира, — тихо буркнул я. – Любил в зрителей говном кидаться. Эпатаж и все такое.
— Не сметь выражаться в этом доме!
— Ладно, забей, — я махнул рукой и поднялся со стульчика. – Получается, что тут мне ловить нечего, зеркало?