– Главное, чтобы не пострадало приведение, которое пан профессор видел в подвале, – то ли в шутку, то ли в серьез заметил пан Рушальский. – Было бы крайне неприятно лишиться такого эксклюзивного экспоната!
Гелена Лучинская вдруг оживилась и медленно проговорила, обращаясь ко всем сразу:
– А, может, призрак – это неупокоенный дух той самой Регведы?
Наконец-то и Грошек решился вступить в беседу. Момент для этого оказался подходящий.
– Возможно, пан Ольшанский стал жертвой обыкновенной иллюзии? – произнес он и краем глаза уставился на Лешека. – Мозг иногда вытворяет такие штуки, что сразу и не разберешь, явь это или помутнение сознания, вызванное, например, утомлением. Вот, если бы кто-нибудь еще видел эту загадочную фигуру…
Реакция молодого человека на последнюю фразу повергла Грошека в уныние – парень отнесся к словам детектива чересчур спокойно. А ведь, если бы он стоял за странным розыгрышем, то, наверное, не упустил бы случая подтвердить, что и сам наблюдал нечто похожее на мистический фантом из подвала. Но Лешек промолчал. Он вообще за полчаса почти не обмолвился ни единым словом, не считая приветствия и короткого замечания по поводу древнего документа. И исчез он из гостиной незаметно для всех – наверное, поднялся опять к себе в номер.
После ужина супружеская чета Хайнштайнов направилась к Пеперику договариваться насчет очередной конной прогулки, Рушальский подался на берег озера, а Гелена Лучинская отбыла в Станички по каким-то хозяйственным делам.
Пани Фелиция, призывно посмотрев на Анджея, вышла на террасу.
– Как вам наша полусемейная обстановка, пан Грошек? – осведомилась она и уселась в кресло, доставая из сумочки пачку сигарет. – Не правда ли, внешне все они приятные и вполне респектабельные люди? Но должна вам сказать, что это не совсем так! В пансионате завелся воришка!
– Почему вы так решили, пани Фелиция? – как можно обходительнее поинтересовался Анджей, услужливо щелкая зажигалкой.
Женщина не стала лукавить или набивать себе цену. Она прикурила, скользнула взглядом по сторонам – не подслушивает ли кто-нибудь её, после чего негромко сообщила детективу:
– У меня кто-то стащил тюбик с краской! Не бог весть, какая потеря, но это просто возмутительно, ведь не исключено, что вор рылся и в остальных моих вещах!..
– Да, – поразмыслив, согласился Грошек, – случай неординарный…
Догадаться, что злоумышленник позаимствовал тюбик с краской из номера художницы, чтобы нарисовать в спальне профессора бога смерти Яму, было несложно. Вот только почему этот горе-художник не воспользовался другими подручными средствами? Карандашом, например, или чем-нибудь еще… Женщине, вероятно, было бы намного проще достать из косметички губную помаду и с её помощью разукрасить всю стену. Значит, логично было предположить, что похитителем тюбика с краской все-таки был мужчина. Впрочем, далеко не факт, решил Грошек. Ведь женщина могла опасаться, что её довольно легко разоблачат – например, по цвету губной помады – поэтому она и пошла на мелкое преступление, которое, в общем-то, даже воровством назвать нельзя.
– Скажите, пан Грошек, – между тем поинтересовалась пани Фелиция. – Как вы относитесь к импрессионистам?
– Импрессионистам? – промямлил Анджей, с трудом переключаясь на каверзный вопрос.
– Дега, Ренуар, Сислей… – пояснила дама. – Мне кажется, на мое творчество заметно повлиял Сезанн. Не хотели бы вы взглянуть на мои последние акварели?
– С удовольствием, – вымученно улыбнулся Грошек, – но чуть позже, если вы не возражаете. Меня заинтриговал этот случай с пропажей тюбика. Даже в голове не укладывается! Не могли бы вы, пани Фелиция, немного рассказать об обитателях пансионата? Что они за люди? У вас ведь профессиональный взгляд художницы не только на вещи, но и на человеческие натуры…
Лесть сработала как надо – женщина понимающе кивнула и обстоятельно заговорила:
– Я дольше всех нахожусь здесь, поэтому могу поделиться с вами своими наблюдениями. Ну, с паном Ольшанским и Басей, наверное, вы знакомы, так что начну с Лешека. Он приехал через три дня после того, как я здесь поселилась. Что можно о нем сказать? Замкнутый молодой человек. По профессии как-то связан с издательским бизнесом. Холост. К женскому полу скорее равнодушен, чем увлечен им. Во всяком случае ни пани Лучинская, ни Бася его не заинтересовали, а ведь они очень привлекательные особы. Не думаю, что это плохо – современная молодежь и так достаточно распущена. Теперь об австрийцах. Тут мне сказать почти нечего. Хайнштайн приблизительно вашего возраста, Геленка говорила, будто он сотрудник фармацевтической компании. Вместе с женой обожают ездить на лошадях верхом, изъездили уже всю округу. Муж еще способен общаться, его супруга не понимает по-польски ни слова. Женщина она тихая и незаметная, но это ровным счетом ничего не значит – в теннис, например, она обставила самого пана Рушальского, а ведь он мужчина очень крепкий и выносливый. Поскольку я помянула Рушальского, должна сказать, что мне до конца этот человек непонятен. Вечно отпускает шуточки по поводу и без повода. Появился здесь в один день с профессором и Басей. Несмотря на кажущуюся доброжелательность и открытость, мне так и не удалось у него узнать, чем он зарабатывает на жизнь. В отличие от Лешека у женщин, несомненно, пользуется куда большим успехом. Не удивлюсь, если окажется, что он работает стриптизером в каком-нибудь баре для ополоумевших дам…
– А Лучинские? – полюбопытствовал Грошек. – Молодая пара забралась в глушь, чтобы заниматься малоприбыльным туристическим бизнесом! Неужели они не могли хорошо устроиться в городе?
Ответ не очень удивил его, несмотря на то, что пани Фелиция блеснула своими аналитическими способностями, сопоставляя факты:
– Весной и осенью гостей здесь действительно немного, но летом и зимой у них все номера заняты. Геленка мне говорила. Сейчас вот Лучинский благоустраивает еще несколько комнат на первом этаже. Да и цивилизации тут хватает с избытком – телефон, телевизор, теннисный корт. Даже линия для подключения к Интернету есть. Мой внук обожает компьютеры, поэтому я в курсе всех этих новомодных штучек. Богдана от Интернета не оторвать…
Дама достала из сумочки фотографию и протянула карточку детективу.
– Богдану девять лет, – пояснила она. – Но он такой умный и самостоятельный! У вас, пан Грошек, есть дети?
Получив отрицательный ответ, пани Фелиция вздохнула и перевела разговор на другую тему. Почти полчаса она удерживала около себя Анджея, после чего быстро удалилась к себе в номер смотреть очередную серию «мыльной оперы».
Отделавшись от словоохотливой собеседницы, Грошек с упоением погрузился в трепетную тишину окружающей его природы. Но в одиночестве он находился недолго – на террасу вышел Лешек. Пригладив куцую бородку, молодой человек присел поблизости и вытащил из кармана блокнотик. Целую минуту он напряженно вглядывался в какую-то точку на горизонте, после чего быстро задвигал карандашом.
– По примеру пани Фелиции решили запечатлеть на бумаге очаровательный местный пейзаж? – как можно благодушнее поинтересовался Анджей у парня.
– Я еще из ума не вышел! – недовольно пробурчал тот в ответ. – Днем я видел из окна, эта старушенция и вас впрягла в работу? Она уже всех достала со своими акварелями – то треногу ей поднеси, то сбегай за водой! Вы видели её мазню?
– Не имел чести, – сокрушенно развел руками Грошек. – Неужели всё так плохо?
– Возомнила себя художницей на старости лет, Сезанном уже все уши прожужжала. Но Сезанном там и не пахнет.
– Вы в этом разбираетесь?
Лешек утвердительно качнул головой, потом хмыкнул и сменил гнев на милость:
– Нет, конечно, дама она вполне приличная, но чересчур уж заносчивая и надоедливая, – заметил он. – Мне Лучинский сказал, что её сюда зять сплавил, чтобы отдохнуть от неё немного. А она теперь на нас насела… Вы, я слышал, сотрудник музея?
Анджей в свою очередь кивнул, не переставая изучать черты лица собеседника со стороны. Было в них что-то очень знакомое. Еще за ужином он предположил, что когда-то уже видел этого парня, и речь тогда шла об убийстве. Но вот где и когда? Во всяком случае, голос ему был совершенно незнаком.
