Через три часа пожарные уезжают; они сделали всё, что смогли. Весь город пахнет дымом и гарью, из остатков дома поднимается пар. Полиции пришлось вмешаться и прогнать зевак, один из которых со своим сыном-подростком возмущался и требовал, чтобы ему дали получше рассмотреть пожар. «Грайфсвальдский ежедневник» сообщает, что полиция зафиксировала их имена.

Вот только никто не зафиксировал, что среди «горючих материалов» на втором этаже здания находились и девять картин Каспара Давида Фридриха из семейного собрания. К 1901 году художника в Германии совершенно забыли, ни в одном государственном музее нет его картин, да и в своей померанской семье он теперь считается всего лишь странным предком-живописцем, который когда-то сбежал из своего ганзейского города в Саксонию, потому что был слишком неуклюж для мыловарения и изготовления свечей.

И только Альфред Лихтварк[10], директор Гамбургского Кунстхалле, осознаёт уникальность картин блудного сына померанской семьи. Когда он в 1902 году во второй раз приезжает в Грайфсвальд, чтобы купить у наследников картины для своего музея, его ждет шокирующее известие: «Часть картин Фридриха, к счастью, не самые лучшие, сгорели после того, как я видел их осенью. Я искал дом на Ланге Штрассе, но вместо него стоит новостройка. Хозяин отвел меня в кладовку, там хранилось то, что осталось после пожара. Их уже не спасти. Мне было больно смотреть. Рама и холст не пострадали, но слой краски не выдержал жара». После пожара картины покрылись пузырями ожогов, обуглились, краска повсеместно растрескалась, девять картин выглядят как лунный пейзаж, темно-серый, усыпанный кратерами. Погибли очень специфические, семейные картины Фридриха: два портрета его жены Каролины, один на лестнице, второй со светильником в руке, потом изображение Нойбранденбурга, родного города его матери, со Старгардскими воротами, еще пейзаж с темно-зеленым ущельем Уттевальдер-Грунд под Дрезденом, в котором он однажды скрывался шесть дней, когда к городу приближались войска Наполеона. Еще там были пейзаж из Гарца, пейзаж с Рюгена, корабль у берега под Грайфсвальдом и руины в Эльдене[11] с могучими дубами, которые Фридрих так любил. Девять картин, целая автобиография. И только одну картину совсем не удалось спасти из огня, большой автопортрет Каспара Давида Фридриха. Он целиком и полностью сгорел в родном доме своего создателя.

Члены семьи думают, как можно снова оживить былое великолепие опаленных картин, и им никак не обойтись без имени «Адольф». Владелец картин Адольф Ланггут, внук брата Фридриха – Адольфа Фридриха, просит о помощи своего родственника по имени Фридрих Адольф Густав Пфлуградт, который приходится внуком сестре Фридриха Доротее. Он не просто Адольф и не просто какой-то родственник, он еще и рисует, так что ему передают девять испорченных картин, он чистит холсты и дерзко покрывает их яркими красками, не сильно заботясь о соответствии оригиналу. Многочисленные пузыри, появившиеся от жара, он протыкает своей кистью, чтобы краска лучше держалась на неровностях. Трудно сказать, что хуже для картин – пожар или кисть Пфлуградта. Как бы то ни было, эти многострадальные картины без происшествий переживут Первую мировую войну на Ланге Штрассе, 28. Следующий владелец этих девяти картин, тоже некий правнук сестры художника, разорился – в этом случае более уместно будет слово «прогорел». Перед своим банкротством он опубликовал в журнале «Мировое искусство»[12] объявление: «Продаю картины Каспара Давида Фридриха». Но никто не отозвался.

И всё же одна из тех картин, а именно мрачное «Уттевальдское ущелье», попадает в Берлин из сгоревшего родного дома в Грайфсвальде. Она удачно оказывается в руках Вольфганга Гурлитта[13], блестящего арт-дилера, постоянно балансирующего на грани банкротства, любовные связи которого ярко иллюстрируют образ жизни «золотых двадцатых». Он излучает обаяние во всех возможных направлениях. Гурлитт живет вместе со своей бывшей женой, с сестрой бывшей жены, которая тоже его любит, с новой женой, с их общими дочерьми и со своей большой любовью – Лили Агостон.

Это надо уметь.

Подруги Гурлитта живут в разных сочетаниях в двух квартирах на западе Берлина, а Гурлитт летает между ними. В какой-то момент его образ жизни становится ему не по карману, кредиторы подают в суд, и он пытается поправить дела с помощью эротического издательства, в котором публикует фотографии своей краткосрочной любовницы Аниты Бербер, но в результате получает только новые судебные иски из-за распространения аморальных материалов, и в 1932 году ему приходится признать в суде свое банкротство. Всё это время в галерее Гурлитта на Потсдамер Штрассе, игнорируя все взлеты и падения владельца, висит потрепанный пейзаж Фридриха из Уттевальдского ущелья, но никто его не покупает. При большом желании на картине можно разглядеть пятую часть, написанную рукой мастера, а всё остальное, темно-коричневые и темно-зеленые цвета саксонских ущелий, осталось от Пфлуградта, потомка Фридриха, и разных реставраторов, которые так долго заполняли краской лопнувшие пузыри, пока не закрасили всю магию.

Но Гурлитт хранит эту картину как зеницу ока, и, когда ему приходится бежать из Германии из-за бабушки-еврейки, он вывозит картину в Австрию, спрятав в чемодане между рубашек. Так он спасает картину от второй, окончательной гибели в огне, потому что его берлинская квартира исчезает в результате бомбежки в ночь на 23 ноября 1943 года.

Гурлит же вовремя переселился в Бад-Аусзее, со своим гаремом, дочерьми и самыми ценными картинами, – примечательно, что живет он там в нескольких сотнях метров от соляной пещеры, где Адольф Гитлер складирует самые ценные полотна со всей Европы, которые он награбил для своего будущего «Музея фюрера» в Линце. Там под землей спрятаны «Гентский алтарь» Яна ван Эйка, произведения Леонардо, Микеланджело и Рембрандта. После войны все они вернутся на свои привычные места. А вот горелое полотно Фридриха останется в доме Гурлитта в Бад-Аусзее. Гурлитт, чрезвычайно ловкий и изворотливый, выйдет сухим из всех бурь и своей личной жизни, и нацисткой диктатуры, а после войны сумеет стать кандидатом на должность директора нового музея в Линце. И станет-таки директором, не оставляя торговли произведениями искусства. Уже будучи руководителем музея, он провернет лихую сделку – приобретет для музея свою же коллекцию за 1,6 миллиона марок. Таким образом, Гурлитту удастся продать обгоревшую, неликвидную картину Фридриха самому себе за хорошую сумму, которую государство положит ему в карман.

Так тоже надо уметь.

Когда Каспар Давид Фридрих вспоминает свое детство и свою семью, у него перед глазами встает бушующее пламя и он чувствует запах гари. Родители его матери были родом из Нойбранденбурга и носили фамилию Бехли, у них была кузнечная мастерская, и с раннего детства маленький Каспар Давид любил смотреть на огонь, в котором плавился металл подков и засовов.

Когда учитель Квисторп[14] велел мальчику нарисовать кого-то из греческих богов из альбома Прейслера[15], он выбирает, конечно, Гефеста, бога огня, и изображает его с довольной улыбкой. В подвале родительского дома на Ланге Штрассе, 28, в Грайфсвальде в это время постоянно горит огонь – под большим котлом, в котором его строгий отец и подмастерья варят мыло из останков животных, Фридриха тошнит от ужасного запаха, стоящего во всём доме. Гораздо больше ему нравится запах другого котла, в котором огонь горящих поленьев греет жидкий воск, из которого отец и братья делают свечи.

Когда потом в путешествиях, в долгих прогулках по лесам и горам ему становится грустно и одиноко, он вытаскивает из рюкзака одну из тех свечей и нюхает ее. И сразу чувствует себя лучше.