С этими невеселыми мыслями и с затуманенной от жары головой он двинулся к залу с табличкой "Frigidarium"…

Пышущий жаром ад остался позади, тело обожгло прозрачным холодом.

– Фу-ух… – немного отдышавшись, прислонился он спиной к прохладной стене.

Народу в этом помещении было немного: какой-то старикан возлегал на скамье, еще одно тело лениво рассекало воду в просторном бассейне.

Через минуту, скинув насквозь промокшую простынку, молодой человек решительно спустился по ступенькам в ледяную купель.

И в тот же миг кто-то навалился на него сзади, обхватил крепкими руками, поволок под воду…

"Ну, засранец! Удавлю, если не захлебнусь!…" – увидел он под водой радостную физиономию друга. Всплыв на поверхность, покосился на бездвижное тело старца. Любитель попариться явно пребывал в нирване: ни обычного для пожилого возраста надменного любопытства, ни возмущения шалостями двух взрослых мужиков. И вообще, если б не вздымавшаяся от тяжелого дыхания грудь, дедок вполне сошел бы за покойника.

Артур изобразил ужасную гримасу и отвесил Оське смачный подзатыльник.

– За что?! – шепотом возопил тот.

– За то! Бестолочь!… Мля, еле нашел тебя тут. Уже не знал, что думать!…

– Так это ж хорошо! Зэ-значит, отличное местечко я выбрал для встречи. И, кстати, не ты меня, а я тебя нашел.

– Ладно, кончай с лирикой. Ты все здесь осмотрел? Где можно спокойно поговорить?

– А везде!… Хочешь – прямо в этом бассейне.

– Нет, тут яйца отморозим, – мотнул головой Дорохов и потихоньку пошел к ступеням.

Александр предложил:

– Тогда идем в раздевалку. Или в гимнастический зал…

Почему из жаркой парилки никто не возвращался в терпидарий, майор догадался, покинув ледяной фригидарий и оказавшись в раздевалке. Все залы римской термы попросту соединялись коридорами, образуя замкнутый круг.

Молодые мужчины проследовали вдоль рядов одинаковых шкафчиков; далее Осишвили, успевший неплохо изучить лабиринты, завернул в крохотную комнатку с несколькими пустовавшими креслами, парой журнальных столиков и стойким табачным запахом.

– Здесь можно покурить, – бесцеремонно потянулся Сашка к оставленной кем-то пачке сигарет.

Щелкнув чужой зажигалкой, Артур осторожно поинтересовался:

– Вчера случились неприятности?

– Конечно. Неужели бы я повелся на плоские сиськи той бэ-блондинки!?

– Так уж и плоские?…

– Да-а… ни сисек, ни задницы. И лобок волосатый как у обезьяны!

– А обезьян-то ты где щупал? В сухумском питомнике, что ли?…

– Не, я тогда маленький был.

– Сегодня в кильватере спокойно?

– Все путем. А вчера дважды пришлось поднапрячься. Ну, ты же зэ-знаешь – я везунчик.

– Везунчик… Ксиву-то сменил?

– Разумеется, – кивнул он и, наклонившись к самому уху приятеля, пояснил: – Из отеля тоже ночью съехал – на пляже под лунным светом загорал сэ-среди любителей ночного купания. А утром определился в гостиницу поскромнее на окраине. Из номера не вылезал до поездки к Морскому музею. Отсыпался, телек посмотрел… А как вы с супругой провели вэ-время?

В курительной комнате никого, кроме них не было; беглый осмотр стен, потолка и скудного интерьера результатов не дал – ни камер, ни микрофонов, ни другой оперативной техники. И, тем не менее, говорили они приглушенно, тщательно избегая малейших намеков на истинную цель визита в Израиль.

– Ничего. Отдыхаем потихоньку, по музеям ходим…

– Ничего ничему – рознь, – хитро прищурился молодой грузин. – С постоянным-то партнером веселее, чем со всякими бл… блондинками.

– Это точно, – затягиваясь дымком, согласился майор: – А ты? Помнится, ты мечтал осмотреть не только святыни на склоне Кармель, но и запечатлеть пригород. Получилось или не успел?

– Отчего же – поснимал. Вчера нанял таксиста и катался с ним часа дэ-два вокруг Хайфы. Хорошие, доложу тебе, места. Живописные!

Докурив, они отправились в раздевалку. И лишь по дороге до шкафчиков рискнули перекинуться парой фраз открытым текстом.

– Диск с тобой?

– В кармане брюк. Ты одевайся помедленнее, а я щас быстро соберусь, пэ-пройду на выход мимо и передам.

– Договорились. Как впечатления об объекте?

– Хреновое. Такси свернуло к нему с шоссе не более чем на минуту. И тут же хэ-хвост нарисовался. Так что самим туда соваться не следует – охранники постоянно секут в мониторы. Лучше действовать по второму плану.

– Ладно, обсудим сегодня с "женой". Что за машина висела на хвосте?

– Темно-серый "бумер" с обычным израильским номером: семь черных цифр на желтом фоне. Цифры запоминать не стал – у них, небось, запасных номеров в гараже больше чем гаечных кэ-ключей.

– Согласен. Где встречаемся в следующий раз?

– Есть одно укромное местечко.

– Знаешь… Расскажи-ка мне об этом местечке сам, а то я мозги перегрел, отгадывая шарады нашего полководца.

Оська беззвучно хохотнул, приобнял приятеля и прошептал на ухо координаты.

– Годится, – кивнул тот и, протянув на прощание руку, поторопил: – Одевайся и тащи диск – мне пора отчаливать. Везунчик…

Россия

Чечня; Ханкала

Краснодарский край; Адлер

8-19 июня

Жизнь опять искусственно поделилась на две части: на ту, что была до госпиталя и ту, которая ожидала после. В первые дни никто из врачей не брался предположить, каковы будут последствия часового пребывания конечности под огромным куском обвалившейся стены. Потому и оставалось, лежа на больничной койке, гнать из головы нехорошие мысли о смутном "одноногом" будущем.

В ханкалинский военный госпиталь он загремел уже в четвертый раз. Дважды "прохлаждался" с легкими ранениями, а год назад залег почти на два месяца – осколок гранаты пробил легкое и застрял в ребре, в трех сантиметрах от позвоночника. Как тогда выразился военврач: "в дюйме от полного паралича". Но благо – обошлось…

И вот он снова в почти родных пенатах. Даже доктора с медсестрами узнают и кивают. Кажется, довелось пожить и в этой палате – только не у окна, как сейчас, а на соседней койке. Война угасала, и в прошлом году четырехместная офицерская палата была заполнена на пятьдесят процентов – помимо капитана здесь обитала здоровая гипсовая мумия с вечно улыбавшейся головой старлея Бородкина. Днем он улыбался, а ночью распугивал дежурный медперсонал женского пола, истошно выкрикивая: "Минет! Минет!" Позже выяснилось, что снится ему каждую ночь непреодолимая задача: суровый приказ идти вперед, и преграждающее путь бескрайнее минное поле. Бедолага мечется меж двух огней; решает, как быть: остаться на позиции и загреметь под трибунал или идти вперед – на верную смерть. И вдруг Господь посылает озарение: Бородкин видит в поле свободный от мин проход. Видит, да никак не может поднять в атаку своих охламонов. Не может и, чуть не плача, голосит: "Мин нет! Мин нет!…"