Где-то гудят винтами новенькие истребители. Совсем недавно они тяжело упали, подобно огромным металлическим шмелям, и, быстро освободив посадочную полосу, расселись по своим местам на аэродроме 14-й воздушно-десантной бригады. Скоро мимо холма пробегут зелёные человечки в мокрых и хрустящих от соли и пота гимнастёрках. Лежащий на матрасе знает – это солдаты. Они спешат под навес – съесть свою порцию странной сладкой жёлтой каши, сдобренной чудесной, жирной и вкусной, советской тушёнкой. Потом раздастся команда бриться и чистить оружие – слишком быстро ржавеет оно от страшной влажной тропической жары. Его берегут. А вот среди «ограниченного контингента» властвуют малярия и дизентерия, и они, в отличие от оружия, до ночи предоставлены сами себе. Им прикажут читать Устав. Командирам некогда, они тоже устают от жары и, совсем как подчинённые, страдают от поноса…

Рядом расквартирован 27-й полк кубинской народной гвардии. Эти солдаты, по вечерам поющие удивительно глубокими сильными голосами свои гордые песни, не страдают болезнями, не читают устав, но ужасно суеверны. Они носят распятие на шее и, на всякий случай, подносят пальцы ко лбу, когда, в бесконечной чистоте прозрачного неба Острова Свободы, появляются точки американских разведывательных «ушек». Лежащий на матрасе на всёобращает внимание и видит, как похожи между собой эти разные люди.

«Интересно, – думает он. – А на чьей стороне Бог в этой странной войне? Если он за нас, то почему все против нас? А если он против, то на чьей стороне мы?».

Эти мысли не дают покоя и сна, мешают поправиться раздавленному телу. Ближе к ночи, к больному приходит большая чёрная собака, а следом, и её хозяин. «Опять не спал?» – грустно спрашивает его пришедший. Но человек на матрасе молчит и смотрит в быстро темнеющее небо, неспешно украшающее себя звёздами.

Так продолжается долго. Настолько долго, что мысли у закутанного в бинт человека постепенно приобретают какую-то законченность. И, в один прекрасный день, он поворачивает голову к подошедшей собаке и, посмотрев в еёпочти человеческие глаза, шепчет:

– Он простит нам всем прегрешения наши, правда, Мрак?

Глаза его бессильно закрываются, и, сквозь быстро накрывающий больного сон, он слышит громкий лай собаки и видит глаза, наполненные надеждой и слезами…

***

Последний месяц Аллен Даллес регулярно посещал этот дом, окружённый ухоженными вековыми деревьями,преимущественно хвойных пород. Руммель, молча,встречал у входа и, не нарушая тишины, провожал в кабинет. Теперь, почти освоившись и профессионально осмотрев помещение, пятый директор ЦРУ понимал, почему ни его предшественники, ни, по-видимому, те, которые сменят его на посту, никогда не станут собирать досье на человека, сидящего в инвалидном кресле. Если откровенно, то портрет основателя Майера АмшеляРотшильда улыбался ему при регулярных встречах чаще, чем «весёлый» дед, укрытый клетчатым пледом!

Сегодня его угощали. Кофе. Может, он и был вкусным –но гость не мог оценить его притягательность в полной мере.

– Надеюсь, вам понравился Копи-Лювак? – спросил старик, широко улыбнувшись ртом, полным белоснежных зубов.

«А ведь это его собственные зубы… не вставные», –машинально отметил сидящий напротив Даллес и поторопился с ответом, по чести сказать, не слишком откровенным:

– Восхитительно…

– Самый дорогой сорт. Кофейные зёрна скармливают вечно голодным зверькам, и те, растворяя капсулу, пытаются высосать истощёнными кишками хоть какие-то питательные вещества – себе, выбрасывая наружу через анус то, что не смогло всосаться.

Высказанная информация не добавила означенному кофе ни вкуса, ни аромата. Некоторое время собеседники молчали. Потом старик поднял руку и показал слуге на дверь, обронив фразу:

– Допивайте сей шедевр, и прошу вас, меня догнать.

Мистер Даллес под скептическим взглядом портрета частично выполнил распоряжение, аккуратно поставил недопитую чашку на столик и поспешил следом.

Всегда молчащий слуга уже катил поскрипывающую коляску по мелкому гравию, мимо розария и подстриженных широколистных кустов насыщенного зелёного цвета. Поворот. Ещё один. И, к удивлению разведчика, они оказались на безымянном кладбище, не отмеченном на плане усадьбы. С двух сторон его окружали холмы, заросшие старыми пробковыми деревьями, а с последней, к треугольному сырому оврагу вела тщательно ухоженная дорожка. Коляска остановилась около кованой ограды. Вечерело, и, в низину, во множестве, спустились лёгкие пока обрывки стелющегося тумана. Он полз по чуть влажной траве, как огромная серая змея, выискивающая себе добычу. Совсем рядом ухнул проснувшийся филин.

С холма казалось, что погост устроен хаотично. Штук десять склепов, совершенно разных форм и размеров,возвышались среди кустов. Надгробия криво и косо торчали из высокой, давно не стриженой травы, скалясь на непрошеных гостей оббитыми от времени краями.

– Похоже, планировкой здесь не пахнет, – произнёс мистер Даллес, ёжась от неприятно пробежавшей по спине капли пота.

– Шейфале… (1), здесь лучшая в мире планировка. Раз в неделю я заезжаю сюда, поприветствовать старые камни. Я говорю каждому из них: «Хошуве гаст» (2) (Важный гость), ибо даже наш отец Авраам прервал разговор с Элохим (3), чтобы поприветствовать путников. Я помню, был знойный день, а старик перенёс сложную операцию. Так что гость был воистину «Хошув»! – инвалид громко захохотал и, вдруг, откинув покрывавший ноги плед, бодро встал, а затем, самостоятельно открыв калитку, вошёл на кладбище. Аллен последовал за ним, бездумно фиксируя мозгом надписи на полуразбитых камнях.

– «Леопольд II», – читал он, – «Владимир Ульянов», «Адольф Гитлер»…

– Мои жильцы, – проводя ладонью по камням, с любовью, говорил старик. – Здесь вечно живут ИХ души.

Потом он обернулся и, посмотрев в глаза оторопевшему гостю, сухо произнёс:

– Не рассчитывай на это, мальчик! Здесь никогда не окажешься ты! Но если фэйгал (4) не сможет выиграть мне партию, то…

Лишь, сев в машину, мистер Даллес смог закрыть глаза. Ненормальный кофе, дикое кладбище и странные разговоры, наконец, остались позади, как и белоснежная улыбка старика, под холодными, очень холодными, глазами. Но вместо освобождающей от кошмара дремоты, его окутал вязкий запах крысиного помёта, а, сквозь неторопливое урчание мотора, он явственно услышал поскрёбываниекрошечных коготков о камень. На панели машины стоялакалендарная дата: 25 октября.

***

События разгорающейся, практически в эфире, третьей мировой войны, каким-то непонятным чудом, не случившегося ядерного катаклизма, запротоколированы до секунд.

В Вашингтоне, в маленьком кафе с громким названием «На удачу», 26 октября 1962 года в 17 часов 31 минуту встретились два журналиста. Один из них – Джон Скалли –являлся доверенным лицом министра юстиции США Роберта Кеннеди, а второй – Александр Феликсов –подполковником КГБ СССР. Мистер Скалли передал товарищу Феликсову требование – немедленно убрать все ракеты с Кубы, в обмен на честное слово американского президента, не вторгаться на остров Фиделя.

Через 7 часов 45 минут Никита Хрущёв лично расставит запятые в письме к Джону Кеннеди, с требованием президенту США публично пообещать бросить все попытки агрессии и государственного переворота на Кубе. А СССР, в обмен, обещает вывести с острова свои войска.

В 9 утра по московскому времени 27 октября по радио добавят ещё одно требование – вывести все ракеты с территории Турции!

Страны замерли, в ожидании ответных ядерных ударов. Всем было страшно.

***

Ян кормил кашей Илью, и, с высоты холма, оба, с интересом, наблюдали, как, глядя на закат, рослые поджарые кубинцы опускаются, по мановению руки капеллана, на колени и начинают молиться.

– А они коммунисты? – с некоторым сомнением,переспросил Илья, (уже не в первый раз).

– Они просто хотят жить, – повторил Ян. – Если не ухватиться за что-то, что может дать смысл твоей короткой жизни, то мозг просто не справится с ситуацией и взорвется. Мы победили, потому что верили. Нашим душам ведь, по большому счёту, всё равно, во что, или в кого –главное, надо верить сильно. Ты кашу ешь, философ! А то хуже, чем в концлагере рожа-то. Танька твоя прибьёт меня, и будет тогда мне dominus vobiscum et cum spiritu tuo! (5).