– Что это? – поинтересовался любознательный майор у начальства.
– Акулы…
С высоты движущиеся тени казались крохотными точками. Но это с высоты. А каковы они тогда по-настоящему?
– Какого же они размера?
– Ну, эти метра по четыре. Большие голубые, они стаями охотятся…
***
Группа была встречена резидентом КГБ в Гаване Александром Алексеевым, облачённым в брюки, рубашку, галстук и пиджак, а потому, сильно потеющего.
Узрев перед собой огромную собаку, нагло скалящую морду, он чертыхнулся, а когда следом, прыгая, как кузнечик по ступенькам, на земле оказался молодой товарищ в длинных шортах цвета хаки и ковбойской шляпе – представитель посольства, в который раз проклял этикет, смело снял пиджак и поздоровался.
– Как долетели?
– Утомительно. Разгружаемся и нас, пожалуйста, на море.
– А доклад?
– А о чём? Про поставку я всё знаю. San Cristóbal de La Habana мало изменился с XVI века. Лозунги уже вижу. Руководство появится само.
Алексеев пожал плечами и замолчал. Всего полгода назад он пережил приезд Микояна, обиды на недостаточный денежный транш от Фиделя и радость за сахарный тростник, успешно проданный далёкому заокеанскому брату, от товарища Рауля. Команданте Че дважды задыхался на его руках от астмы, а вездесущие Штатовские агенты уже семь раз стреляли – у него на глазах! – в лидера партии.
Разведчик снял галстук, глубоко вздохнул и повёл машину на пляж. В конце концов, это не самая удивительная прихоть руководства.
– Завтра мне нужен катер. Мы плывем на Пинос, – между делом, продолжил свои указания вновь прибывший. – Через трое суток едем в старую столицу и там располагаемся. Прорыв, несомненно, планируется в той зоне. Ракеты из порта немедленно убрать. Здесь повернуться от советского металлолома негде. То, что Даллес ещё не измерил уровень радиации дозиметром, говорит только о том, что его испаноговорящие коллеги просто не знают о существовании такого прибора.
Алексеев, наконец, смог выдавить кашель из сухого горла, давно требующего воды, или хотя бы слюны.
– Ожидается поставка ещё ста сорока головок…
– В курсе. Но баржи из порта надо отогнать. Остров большой. Хоть ромашкой вдоль берега распределяйте. Кстати! Скоро октябрь. А осень на Карибах – это тайфуны…
Единственная на острове белая посольская «Волга» шелестела резиной и несла прибывших на белые пески пляжа мимо больших красочных воззваний: «Viva Cuba libre!» (1), «Patria o muerte!» (2), Hasta la victoria siempre! (3). Сзади, среди ящиков и мешков, сидел молчаливый гигант в красной клетчатой рубахе. На какой-то миг в зеркале заднего вида возникла-показалась голова огромного кота. Жёлтые глаза пристально всмотрелись в обомлевшего резидента, мигнули… и растаяли.
«Перегрелся!» – подумал Алексеев. Сердце глухо бухало, отчаянно хотелось в прохладу и необходимо было чего-нибудь выпить, желательно со льдом. Что ж такое, война на носу, а они одних идиотов шлют и шлют…
***
Правила движения на дорогах сводились к оглушительному рёву сигналов. Кубинцы, явно противореча закону самосохранения, надавив на клаксон, и, презрев человеческие жизни, мчались, втопив ногу в педаль газа. Но «Волгу» пропускали, сторонясь небитых, гладких и блестящих стальных лакированных листов…
Молчаливо выполнили очередное странное распоряжение – заехать на рынок. Там Алексеев выявил безупречное знание испанского языка у прибывшего и ужаснулся его дикому азарту. Кубинцы умели торговаться, но странный товарищ, прибывший в страну с абсолютными полномочиями, переплюнул всех!
Обсуждаемый товар взлетал ввысь, переходил из рук в руки, поворачивался то одним боком, то другим, демонстрируя свои выдающиеся качества, (по мнению продавца), и вопиющие недостатки, (по мнению покупателя). Порой Алексееву казалось, что сейчас торговец схватит этот несчастный пучок зелени, (и он не хотел знать, что это такое!), и даст привереде-покупателю по физиономии. Но тот бросал ещё два-три звонких испанских словца, (некоторые резидент даже не знал – после всего-то!), и всё начиналось сначала.
…Илья не принимал участия в развлечениях полковника. Духота, жара, бессонница доконали даже его могучий организм. Он безучастно следовал мимо фантастически яркой, кричащей и размахивающей руками толпы. Горячий воздух, пропитанный смесью пряного и тухлого, пьянил, а гниющая скорлупа от огромных креветок и панцирей крабов под ногами, словно музыкальное сопровождение, отдавались чечёткой в голове. На чёрных от гнили, плесени и рыбьей крови досках тухло загаженное мухами мясо, рядом смердели горы таких же разлагающихся на палящем солнце овощей и фруктов. Запахи перца, кардамона, чеснока смешали в воздухе ядовитый коктейль с невероятно стойким дополнением в виде едкого запаха солёной рыбы.
Полуголые, очень толстые кубинские женщины, пытались схватить его за рубаху и, скалясь выщербленными зубами, пихали какие-то плошки с немыслимо острой и неизвестно из чего приготовленной стряпнёй. Периодически появляющийся лёгкий бриз приносил от порта запахи нефти, гари, патоки и неочищенного рома.
Только через час, слегка охрипший и сияющий, как начищенный самовар, полковник уселся в машину и посмотрел на обалдевших спутников.
– Все залезли? – по-идиотски оскалившись, спросил он. – Мрак, смотри там, блох нам не подари!
Собака грустно вздохнула.
– Ну, а теперь к морю!
Алексеев поймал себя на том, что рванул педаль почти так же, как и его кубинские друзья. А командированный продолжал паясничать!
– Я вас, ребята, сейчас дайкири буду угощать. Нашёл я, (правда, не без труда!), нормальный белый ром, чудненькие лаймы, ну и сахар, конечно. Скоро наши друзья подтянутся, так что не они нас, а я (Я!) их удивлю. Такой дайкири Фидель ещё не пробовал… потом, пусть своей новой разработкой угощают. Алексеев, ты пьёшь мохито? Я вот, на всякий случай, мяту купил…
***
Машина свернула с шоссе и, недовольно урча, понеслась по ухабистой выщербленной дороге мимо громыхающих повозок, сумасшедших вишнёвых и бурых американских Кадиллаков и грузовиков «Рено», переполненных галдящими людьми.
Илью совсем разморило. От перегрева перед глазами мелькали чёрные пятна, его тошнило. Жара подавила все желания. Он даже не хотел пить.
Проехали какие-то холмы, на которых, среди жёлтых и малиновых гибискусов, были разбросаны то ли старые заброшенные здания, то ли жилой неопрятный городок, по которому неторопливо бродили куры и собаки. Наконец, машина смогла забраться на самый высокий из холмов, и люди увидели небольшую аккуратную церковь, с изразцовыми сине-красно-зелёными окнами, а впереди, за ней, открылось безбрежное Карибское море…
«Волга» остановилась, и водитель, вместе с пассажирами раскалённой машины, выкатился на ослепительно белый кварцевый песок. Пока военный атташе судорожно стаскивал с себя штаны, развесёлый полковник, бессовестно нарушив тишину пляжа, нырнул в воду и, сделав два гребка, исчез.
На гребнях больших, лениво завершающих свой бег волнах слегка пенились белые барашки. У Ильи кружилась голова, и ему казалось, что над мерцающе густой синей водой носится запах свежести и духов Танюши. Тёплый бриз нёс ароматы цветущих холмов, словно никогда не существовало тухлого базара и двух суток полёта. Какая-то большая птица упала в воду и, зачерпнув блеснувшую серебром рыбёшку, исчезла в небе. Далеко в море, в лучах начинающегося заката сверкал радужным ореолом почти алый парус.
– Где полковник? – вдруг услышал богатырь.
Илья судорожно всмотрелся вдаль, и ему показалось, как среди волн, совсем рядом с берегом мелькнул плавник.
– Акула, – ахнул он.
Мужчины влетели в воду, забежали в море по пояс и начали кричать в какой-то панической надежде. Собака, до того блаженно лежавшая в воде у берега, недоумённо гавкнула.
Рядом с Ильей промелькнула тёмная тень, и он, инстинктивно сделав шаг назад, упал, оказавшись по шею в прозрачной и ставшей внезапно такой опасной воде. Алексеев, в ужасе, отступал к спасительной полоске песка, находящейся в каких-то пяти метрах, но теперь таких далёких. Тень промелькнула, и из-под воды показалась голова: