— Ксения, — прервали говорившую, — мы, конечно, сейчас обсуждаем строительство. Но есть другой вопрос, не менее важный: кто будет охранять наши рубежи? — хозяин придвинул к себе карту и, строго оглянувшись на разрушенную временем голландскую печь, с остатками синих изразцов, продолжил. — До сих пор нам оказывают невероятное по масштабам содействие, нам выделены все запрошенные ресурсы и, несмотря на колоссальное недоверие и неоконченную войну, поддерживают. Верно? — он опять оглянулся, хотя вопрос был абсолютно риторическим и все это знали.

— Итак, строим здесь. Оладий, мы за Вами. Вы призваны Родину защищать. Ждём.

Огромный Кот вдруг словно отделился от разбитой временем «голландки». Существо медленно и осторожно приблизилось к стоящим. Мягкие бесшумные лапы проплыли по скрипучему старому полу.

Одним махом преодолев расстояние, он приблизился к Яну. Человек посмотрел на Кота. Кот мяукнул, сделал ещё один крошечный шаг навстречу и посмотрел Хозяину в глаза. Тот кивнул, и тогда Оладия переполнила радость. Шкура словно засветилась изнутри, по густой мягкой черноте невесомой шерсти пошли редкие золотые искры. Кот зажмурился от счастья и прыгнул Хозяину на плечи.

— Такой худой, а тяжелый, — услышал он.

А на голову опустилась тёплая человеческая рука, даря уверенность и живое ласкающее тепло.

***

По распоряжению Лаврентия Берии на юго-западе Москвы в Тёплом Стане за рекордные сроки в сорок пятом будет возведён тренировочный комплекс Особого отдела Комитета Государственной Безопасности. Нарком лично следил за стройкой.

В берёзовой роще, за глухим забором, вырастут четырёхэтажное здание и несколько двухэтажных домов-дач, соединённых крытыми переходами друг с другом.

В этом месте весной всегда поют соловьи и стелется мягкий светлый голубоватый туман.

Глава 9

Лаврентий Павлович отложил документы и, чиркнув зажигалкой, прикурил. Затем внимательно посмотрел, как горит, словно перо жар-птицы, ровный и длинный язык пламени, и осторожно закрыл крышку трофейной «зиппо». Он уважал качественные вещи.

— У себя производство наладим, — затянувшись, сообщил он. — Итак, если представленный вами план оправдается, то мы сможем приобрести некоторые важные для будущего мира вещи. Созданная оперативная группа наделена широчайшими полномочиями, ЦК надеется на вашу сознательность. Политбюро понимает, что в отличие от организованной ещё в 35-м году службы, возглавляемой Эрихом Кохом, мы несколько опаздываем, но я уверен...

Он ещё раз вдохнул папиросного аромата и с нажимом продолжил:

— Практически уверен, что благодаря покровительству Вирта и Даре «Аненербе» продвинулось в изыскании новых энергий, а мы, совершив молниеносный захват крепости, сможем воспользоваться этими знаниями...

В кабинете повисла та напряжённость, которая свидетельствовала и об окончании разговора и о его неопределённости.

В приёмной секретарь что-то печатал на машинке. В большом дубовом кабинете этот стук был почти неуловим, но Рашиду Ибрагимовичу он казался оглушительным грохотом. Там, за стеной, тревожно звонил телефон, пронзительно гудела вертушка. Нарком поморщился. Возможный результат операции теперь казался сомнительным, от этого в затылке появилась давящая боль, которая проникла в позвоночник и выплескивалась через пальцы, словно скапливаясь под кончиками плоских ногтей.

Он ещё раз бросил взгляд на папку и, достав фотографию Ксении, сообщил:

— Красивая женщина. Но злая.

***

Рассматривая старые наградные листы за взятие Кенигсберга, читая сводки советских войск, сумевших взять неприступную крепость за четыре неполных дня, сломивших сопротивление отборных частей, которым, как и русскому солдату в стылом сорок первом году, в сорок пятом было нечего терять, невольно задумываешься. А зачем ТАК стремительно? С какой целью ТАКИЕ потери?

«6 апреля 1945 года. Расчётные потери наступающих за день составили: 1840 убитых и 6830 раненых.

7 апреля. 2660 убитых и 9870 раненых.

8 апреля. 2870 убитых и 10630 раненых.

9 апреля 1860 убитых и 6920 раненых».

Но при этом, несмотря на ожесточенное сопротивление, было взято в плен 90 тысяч солдат вермахта и 40 тысяч остались лежать под номерными фортами, бастионом «Обертайх» и башней «Дона», а разведчики Василевского, Баграмяна и генерала Галицкого рвались к Королевскому замку.

Девятого, к семи часам вечера, комендант неприступной крепости Отто Ляш вступил в переговоры, и тут же войска начали стремительную зачистку. Молниеносную.

Что-то искали! Истово, не жалея себя и солдат. Разведгруппы прочесывали каждый миллиметр территории...

Официальным днем взятия Кенигсберга считается 9 апреля. Но на оборотной стороне медали за взятие города-крепости отчеканена другая дата.

Десятого апреля советские разведчики маршала Баграмяна нашли архив «Аненербе»!

***

Ещё в страшном сентябре сорок первого, когда враг топтал Украину и Белоруссию, стремительно приближаясь к Москве, самый молодой во всей истории руководитель внешней разведки Фитин Павел Михайлович крайне серьезно отнёсся к докладу Джона Кернкросса премьер-министру Черчиллю (о проекте создания атомного оружия). Доклад лёг на стол Берии, и нарком лично направил его на экспертизу в 4-й спецотдел НКВД.

Про Лаврентия Павловича написано много.

Три поколения знают его как развратника, сластолюбца и убийцу неповинных дам. В памяти семьи он остался любящим мужем и отцом. Его женщина, в отличие от множества кремлевских жён, осталась верна ему до конца. Но ни трусоватый Хрущёв, убиравший всех со своего пути, ни властолюбивый Жуков, поставивший не на того в ходе смены власти, после смерти Хозяина так и не смогли опровергнуть факта!

Берия, не являясь учёным-атомщиком, первым фактически начал работы по созданию атомного оружия — в разведке так называлась операцией «Энормоз».

Благодаря ему были спасены тысячи учёных, выживших в созданных им «шарашках». И Гагаринское «Поехали!» - тоже благодаря ему... А ведь история всегда пишется победителями.

***

Очередной идиот из гестапо приказал собрать весь отдел в помещении второго этажа. Обстрел велся фактически прицельно, и это распоряжение лишний раз утвердило Кесслера в мысли о неизбежности скорого краха.

На столе при входе были разложены бумаги.

— Хайль Гитлер! — сообщили вошедшему ученому. — Регистрируйтесь, совещание закрытое.

Бернагард сдержано кивнул головой и покорно вписал имя и звание.

«СС-гауптштурмфюрер, Бернагард Кесслер, 4-й отдел, библиотекарь». После чего он тихо отошёл в сторону. Судя по всему, их не собирались эвакуировать. Однако он не чувствовал опасности, исходящей от нервного майора, и, прикрыв глаза, представлял себе гулкие коридоры, по которым ему придётся бежать к своей неизвестности. «Зато было интересно», — хмыкнул он и позволил себе криво улыбнуться.

Между тем зал заполнялся сотрудниками. За окном бушевала война, а здесь, в уютном флигеле старого замка, обстановка осталась такой, какой и была жизнь в этом месте последние сто лет. Овальный обеденный стол старшей прислуги, классические венские стулья, буфет, стоящие в нём обеденные тарелки — мир, уют, семья... Его лишила всего этого бомбардировка Вены в сорок третьем, и, по сути, какая разница, где настигнет его теперь костлявая подруга.

— Я, распоряжением коменданта Кенигсберга, лично обергруппенфюрера и генерала Ваффен-СС Отто фон Ляша, отвлеку Вас от работы на несколько минут.

Сзади раздался надсадный кашель Эриха Шмидке, пытающегося спрятать гомерический смех. Гестаповец, несмотря на полный крах, тщательно выговорил звание коменданта, кичась полученным заданием.

— Нам необходимо организовать оборону бункеров номер 6, 12, 22 до подхода регулярных войск и произвести минирование и затопление архива, библиотеки и бункеров с 13 по 21. Руководство обороной получено лично мне. С этой минуты весь состав центра поступает в мое распоряжение...