«Вся моя жизнь из мелочей», — опять заворчал себе под нос идущий.

Он успел и переступил порог старого храма с последним лучом.

Перешагнув через высокий камень-преддверий, на миг застыл, попав из сумерек в черноту, а потом уверено сделал несколько шагов, остановившись перед невидимой в этой чернильной темноте культовой статуей.

Раздался треск, и промасленный кусок тряпки небрежно упал в лампаду.

— На, подавись моим даром, сиятельная Афина Завистница, — раздался гулкий голос,расшевеливший стоячий воздух святилища.

Достаточно примитивно высеченный из камня местным рукоделом образ скривился в тенях, словно Великая Паллада услышала говорящего с ней. Блеснули глаза из шлифованного перламутра.

— Не блести! — голос стоящего у каменных ног быстро взлетал к куполу храма. — Ты тень. У тени нет будущего. А я Вечный, хотя ты несмотря ни на что победила, сумев помереть, как когда-то обманом стала первой в споре, с бесконечно плетущей свою сеть Арахной. Я пришёл забрать своё.

После такой пламенной речи человек горестно вздохнул и сел на корточки,прислонившись спиной к каменной сандалии, обутой на огромную каменную ногу (по чести сказать, изрядно похожую на мужскую). В чаше с маслом, мирно потрескивая,догорела тряпка и, мигнув остатком сотканной из льна плоти, потухла. В храме воцарилась темнота.

Когда Селена совершила обход по млечной дороге неба, в предрассветной тишине вход на миг заслонила фигура. Споткнувшись о порог, в храм вошла гибкая, как весенняя ветка ивы, девушка в полотняном пеплосе с не характерными для этих мест собранными в пучок волосами. Ее факел сильно чадил, а тени, играя между собой в догонялки, увеличили маленькую искательницу приключений до размеров стоящей на пьедестале.

Она ступала бесшумно. Не дойдя пары шагов до сидящего на корточках мужчины, девушка увидев пришельца - остановилась. Помолчала с полминуты, потом кротко спросила:

— Ты кто?

Тот поднял поникшую голову. Несколько секунд неподвижно смотрел на девушку и,наконец, поднявшись, неторопливо начал разминать затёкшие конечности.

Девушка ждала. Тени плясали и переплетались, с огромной темной массой стоящего мужчины, в странном безмолвном танце.

— Кто ты? — наконец повторила она.

Человек хмыкнул, почесал щетину на подбородке и пожаловался:

— Растет, как сволочь, вроде брил вчера… Меня бояться нечего. Паломник. Вот пришёл поклониться сестре Лучезарного Аполлона. А ты служишь ей?

Она кивнула.

Незваный гость наклонил голову и изрёк:

— Чудны дела твои, Отец! Сестра Марсия-флейтиста (1) служит единоутробной. Не боишься остаться голой?

Девушка вздрогнула, но промолчала.

***

После страшной гонки с «бомбой наперевес» отдыхали в лагере. Ян вяло отмахнулся от сытного супа из тушенки и спал весь остаток дня и ночь. Но и на следующее утро Илья, надеявшийся на выздоровление, понял, что начальнику только хуже. Кроме заметного упадка сил появились и другие неблагоприятные симптомы. Полковник кашлял. Сухой, громкий, обдирающий горло звук, всю ночь доносившийся из-под одеяла, был слышен всему отряду. Илья твёрдо решил запретить Яну идти самому на лыжах и предвидел смуту. Он даже хотел, чтобы произошла какая нибудь вспышка возмущения и надеялся на поддержку морпехов. Но он ошибся. Начальник проявил необычную инициативу. Пошатываясь и сгибаясь после каждого шага пополам, от удушливого кашля, он добрел до лежащего хищной рыбиной тела авиабомбы. Казалось, что этот страшный серо-белый монстр, с маленькой яркой эмблемой на хвосте, вот-вот оживет и его тупорылая голова, с полосатым звездным флажком, повернётся к обступившим его людям.

— Раскрутить. Здесь и здесь, — показал он.

Через час из расковырянного и выпотрошенного нутра стальной рыбины была извлечена его гибельная начинка.

— Шестнадцать кг, — удовлетворенно констатировал Начальник особого отдела.

— Повезём мы. Я и Мрак. Этот труп металлический пусть валяется. А вам за нами, и держаться подальше. Радиация, мальчики. Кто хочет стать импотентом? Тем со мной! А остальные голову включите. Илья, не дури.

Он закашлялся, и позвав собаку, уселся в импровизированные сани.

В течении двадцати минут остолбенелые от неожиданности десантники, с высоты холма, наблюдали, как упавший на сани больной, бледный до голубизны, человек, навалился на коробку с оранжево-чёрным треугольником, и, чтобы не выпасть от слабости, из последних сил цепляется за веревку.

— Майор, — Илья очнулся только когда его дернули за рукав. — Майор, собираемся, ветер идет…

***

Лёжа на несущихся санях, старательно пряча лицо от иголок ледяного ветра, Ян смог улыбнуться своим мыслям. Он выиграл и эту партию. Но вместе с удовлетворённым самолюбием его охватило и совершенно иное чувство, даже не чувство, а бесконечное, глубоко спрятанное отчаяние. Когда, в конце концов, ему не останется ничего другого, а только махнуть рукой и наплевав на все, закрыть глаза, раствориться, наконец, уйти в бесконечность? Умереть. Он долго надеялся, что так оно и будет. Сколько раз в смене эпох, теряя друзей и надежду, он верил — давно покинувшие мир Мойры смилостивятся над последним Хранителем и перережут висящую на волоске никчемную жизнь. Вот и сейчас, прижавшись к ящику со смертельным пожаром, он был готов к любой агонии, способной разорвать это бренное тело. Он давно выполнил все, что мог.

Сколько ещё мучительно множить опыт, который, многократно повторяясь,отодвигает его единственную мечту? О развоплощении.

***

На ночь остановились. Мрак нашел небольшую пещеру, скорее даже ледяную трещину среди торосов, но она защитила от пронизывающего ледяного ветра. Ян сильно ослаб. Собака, прокусив консервную банку, фактически воткнула ее ему в лицо, заставив выпить вытекающий сок. Начальник особого отдела вяло сопротивлялся, а потом так и уснул - с этой банкой на лице. Он не слышал, как крепкие зубы откусили кусок металла, как, чавкая, Мрак доел тушенку и не почувствовал, как огромная собака со вздохом легла на него, укрыв своим меховым боком от непогоды.

Солнце взошло. Паломник и пришедшая в храм мирно сидели бок о бок на широком и теплом преддверном камне.

— Мое имя — Астинь.

Сидящий резко повернулся и без тени улыбки произнёс:

— Прекрасное лицо, гордый взгляд. Ты из знатного рода, девственница, поклоняющаяся несгибаемой хозяйке этих мест. Кто дал тебе имя несчастной персиянки?

— Я из города женщин. Служу, отрабатывая грех. Каждой из нас выпадает свой жребий. Одна находит мужа. Вторая искупает вину перед нашей покровительницей.

— Ты хочешь сказать, что нескромная каменная деваха любит нетронутых жён?

Странный паломник даже вскочил, негодуя. Пыль столбиками поднялась вокруг ног, и девушке показалось, что на пятках у человека выросли маленькие, возмущённо трепыхающиеся крылышки.

— Мне надо выполнить работу.

Жрица вздохнула. Она не должна слушать симпатичного паломника, который с интересом наблюдал, как девушка подливала масло в лампады, а ее восхитительные формы, спрятанные за плотным полотняным пеплосом, представлялись очаровательной тайной, которую не разгадать никому. Правда, если не догадаться заглянуть под полуопущенные ресницы…

…Ян резко открыл глаза. Собака лизала лицо и тихо скулила.

— Мрак, хва. Не сдохну я. Нам с тобой ещё мусор этот выкинуть надо и ребят дождаться. Куда я денусь то…. Дай поспать. Ещё часа два можно. Метёт.

«… Солнце только-только коснулось моря, вычертив длинную нежно-розовую дорогу на поверхности синей воды, которая легла персидским ковром от горизонта до песчаной кромки. Астинь вынула из волос заколку и они рассыпались по мраморным точеным плечам. Ее тело светилось, дивным светом лунного камня.

— Ты прекрасна, маленькая дочь древней нимфы, — произнёс паломник, и я посвящаю тебя в жрицы вечно бегущего Бога.