Очень нежно и с каким-то даже умилением я вытащила стаканчик с кофе из автомата, погладила его ребристые коричневые бока. Необычайный прилив любви и нежности захлестнул меня.

Стою, улыбаюсь кофейному стаканчику, и тут из своего купе выходит проводница. Выражение ее лица твердо и даже жестко говорило о моем нахождении в сей момент в ее «родовом поместье», ошибочно принимаемом за вагон скоростного. А пассажиры в нем – желанные гости, но не все и не всегда. Владения дворянки-проводницы простирались от коврика под ногами в тамбуре до кончиков волос ее блондинистой кудрявой прически. Звук внезапно открывшейся двери заставил меня вздрогнуть и расплескать от неожиданности немного бонусной жидкости. Вероятно, у меня был очень странный вид – перепуганной лани, потому что проводница замерла, переступив через порог лишь одной ногой и посмотрела на меня немигающим взглядом, оценивая ситуацию. Первой пришла мысль: «Русские не сдаются, но кофе отдать придется. Или деньги за него».

К моему удивлению, женщина мило улыбнулась и спросила: «Не спится? – и добавила: – Я вот тоже кофе захотела, вкусный он у них». И кивнула в сторону снекового автомата. «Аха», – пробормотала я. Но почему-то не ушла, а стояла и смотрела, как очень уверенная в себе и во всем, за что она отвечает, женщина-проводник отсчитывает монетки, закидывает их в монетоприемник. Как в замедленном кино, нажимает кнопку «Капучино 65 р.»… Автомат начинает весело жужжать и делать свою работу.

Стаканчик наполнился ароматным кофе, и Надежда, так было написано на бэйджике, торжественно вытянула его из окна выдачи. С довольной улыбкой победителя она повернулась в мою сторону, и тут неожиданно для самой себя я выпалила: «А вы знаете, в этом автомате что-то неправильно запрограммировано, и, если кинуть три рубля, а потом нажать кнопку пустого стаканчика, он наливает такой же вкусный капучино, как у вас». После этой фразы, время растянулось, и секунды, казалось, превратились в десятки минут. Немая сцена длилась нестерпимо долго. Улыбка и непоколебимая уверенность медленно сползали с лица проводницы, а большие красивые глаза становились все грустнее и грустнее. Над ее головой неоном светилась активная мозговая деятельность. Заглянув в свой стаканчик, потом в мой и переведя взгляд вновь на меня, она произнесла, чуть не плача: «Блииииииин, а я все покупаю…», споткнулась на полуслове и покосилась на камеру за моей спиной, которую я ранее не заметила.

– Давайте, как связь будет, я позвоню владельцу автомата и расскажу ему о ситуации, – предложила я.

Надежда взяла себя в руки и уже строгим, командирским голосом начала меня инструктировать:

– Спасибо, но не надо, я сделаю все сама, а вы, пожалуйста, никому в вагоне не говорите про это, а то мало ли что… Люди сейчас знаете какие?!

Какие сейчас люди, я знала, но не совсем понимала, о чем именно речь…

Второпях согласилась с ней, заверила, что буду нема как рыба, и пошлепала тапочками по коврику, плавно виляя бедрами в такт качающемуся из стороны в сторону вагону, чтобы не расплескать остатки остывающего кофе.

Следующий день прошел монотонно, с перерывами на поесть и поспать. Немного читала, немного писала, потом немного гуляла по вагону, всего понемногу, потому и устала. Вечерняя серость еще только начала наползать на однотипные пейзажи за окном, а меня уже сморило. Борясь с сонливостью, одним глазом пыталась дочитать статью про реформу образования, но в конце пятого абзаца поймала себя на мысли, что странным образом буквы складываются в текст про какие-то грибы на вокзале и про птицу, которая учится есть ложкой – активная часть мозга уже спала. Через секунду я отключилась полностью. Сколько прошло времени, не скажу, но, приоткрыв один глаз, поняла, что в вагоне уже царит темная ночь.

«Ну все, я, кажется, выспалась», – подумала так и разозлилась на себя. Теперь опять придется не меньше часа маяться и разглядывать багажную полку над собой.

Лежала и копалась в мыслях я недолго. Решительно нащупала маленькую кожаную поясную сумочку под подушкой и начала медленно сползать с полки с твердым намерением выпить пару стаканчиков кофе, как положено, за шестьдесят пять рублей каждый. Обязательно один ванильный капучино, а другой – тоже капучино, но без вкусо-ароматических добавок. Намерение есть намерение, его нужно воплощать в жизнь. Уверенной походкой, немного пошатываясь из-за усилившейся от ночной скорости качки поезда, приблизилась к автоматам по выдаче перекуса и напитков. Но, дойдя до первого купе замерла, ошалев от увиденного. Моя ладонь автоматически туго сжала приготовленные монеты.

В очереди к автомату с кофе стояли сразу пять проводников во главе с кудрявой Надеждой, которая возбужденно жестикулировала, периодически указывая рукой на жужжащий аппарат, и с широкой улыбкой что-то рассказывала коллегам с такими же восхищенными лицами.

«Вуаля! Лототрон запущен, всем приз!» – пролетело у меня в голове со свистом новогоднего фейерверка.

* * *

P.S.: Через неопределенное время я, вновь внезапно проснувшись, открыла глаза и застала продолжение «народных гуляний». Вдоль всего вагона от самого туалета до ставшего уже родным до боли кофейного автомата, тянулась очередь «не спящих в Сиэтле». Поочередно, словно зомби из могил, поднимались со своих полок пассажиры, не до конца проснувшимися телами двигались в сторону щедрого вендингового автомата, гонимые быстро распространяющейся по вагону из уст в уста тайно на ушко секретной информацией и силой аромата кофе, плотно заполнившего пространство.

Вагон бодрствовал и был приятно взволнован в предвкушении вкуснейшего капучино за 3 рубля.

Случилось у меня путешествие. Несколько лет назад я отказалась от самого быстрого способа добраться из пункта А в пункт Б по причине непереносимости полетов. К сожалению или к счастью, оставался единственный и менее болезненный для меня вариант – добраться в самый центр нашей необъятной страны по железной дороге. Семь суток в поезде в одну сторону – на это не каждый решится. Да еще в плацкартном вагоне, да еще на верхней полке…

Итак, поезд дальнего следования 001Э Владивосток – Москва. Мне, как в «Орле и решке», выпала решка (вся жизнь – игра…), и я со своими «100 долларами» в кармане отправилась в путь…

Как описать двумя словами поездку на верхней полке?!

…я явственно увидела себя в детской коляске, руки и ноги туго спеленаты так, что не пошевелиться. Над головой красно-белый купол, за ним огромный восхитительно яркий мир, какие-то люди-великаны, постоянно заглядывая под купол, пытаются рассмотреть розовую мордашку. Кто-то хмурится, излучая серую ауру, кто-то растягивает рот в неестественной улыбке и начинает слюняво картавить и причитать, греметь изо всех сил погремушками, желая тем самым развеселить плачущее дитя, а потом ТРЯСКА. Трясут и качают коляску так, что хочется криком кричать.

И ты кричишь, потому что руки и ноги, плотно прижатые к телу, уже начали неметь. Делалось это раньше для того, чтобы ребенок был якобы спокойнее. Но клаустрофобия, оказывается, есть и у младенцев…

Кричишь… И тебя начинают трясти все сильнее и сильнее, пытаясь успокоить, повинуясь стереотипу. Делая маленькие перерывы, чтобы запихнуть безвкусную еду в рот, много жидкой отвратительной каши, от чего плюс ко всем остальным невеселым «радостям» начинает тошнить… Большое количество кашеобразной жижи давит на ребра, в процессе тряски булькает внутри, от живота до горла и обратно… Кричишь от отчаяния, пытаясь – хоть как-то объяснить, что все понимаешь, все в этой жизни уже знаешь и осознаешь, но, увы, тебя еще не скоро смогут понять, да и смогут ли? Риторический вопрос!

Снова трясут коляску, а в голове только мысли о свободе: бегом с раскинутыми руками по зеленой траве, подставив лицо теплым лучам нестерпимо яркого солнца, купаясь в мокрых и прохладных морских брызгах. Мечты о чистом, свежем ветре и огромном ярком мире, который хочется впитать в себя целиком…