А это ему сейчас и нужно, чтобы восстановиться. А хорошо бы найти шоколад. Горький, такой, как до войны был. Тонкие лепестки в золотой фольге. Да сойдет любой шоколад. Черный кофе из чашки с тонкими стенками, так чтобы кофейный завиток пара поднимался вверх и кусочек шоколада таял на языке.
«Отставить буржуйские замашки!», «На том и живем», – зазвучали голоса в голове.
«А у кого они не звучат после войны?» – сказал сам себе Семен. Рабочий день у него сегодня был короткий, есть задание прибыть к руинам Королевского замка через полтора часа. Идеально. Если бы полковник верил в знаки, то решил, что это знак. Потому что потом он может быть свободен и отправиться куда хочет. Например, к прозекторскую. Там служил его старый знакомый, не товарищ, нет. Просто знакомый. А если вы прослужили вместе хотя бы две недели и никого из вас не убили на войне и потом разошлись каждый в свою сторону и встретились после войны, то считай, что лучшие друзья.
«Старый знакомый» – Тамара. Военврач. Хотя выглядела она, наверное… Как те девушки на рекламных плакатах. Раньше такие висели в Гостином дворе или Елисеевском. Красивая до такой степени, что бойцы под ее руками воскрешали. Просто потому, что не могли себе позволить умереть, когда рядом была она, когда касалась лба прохладными пальцами, смотрела своими яркими синими глазами, казалось, прямо в душу и улыбалась так, что хотелось идти за ней на край света. Семен даже пошутил тогда, когда Тамара выходила его после очередного ранения, что она ангел, которого сослали на землю то ли на пенсию, то за невероятную красоту. Ой, какие плохие шутки для советского человека. Но Тамара поняла. Приложила палец к губам и достала из кармана своей гимнастерки крест на простой веревке.
Тамара, казалось, училась у знаменитого Пирогова, хотя по времени не могла. Но она умела делать почти невозможное. Если ранение было не глубокое и не осколочное, то она доставала пулю без разреза. Помогало знание человеческой анатомии, настолько хорошее, что она вела пулю по тому же входному отверстию.
В помещении прозекторской было холодно. Бывший бассейн был устроен очень интересно, можно сказать, что новаторски. Полуподвальное помещение, в котором было всегда прохладно, оборудованное сложной системой вентиляции так, что оттуда выходила вся влага и тела не разлагались раньше времени. И не пахло формальдегидом.
Тамару Семен нашел этажом выше в довольно просторном помещении дирекции бассейна, где она занималась составлением отчетов о вскрытиях, а ее помощник, хромой старик-рядовой, перепечатывал все то, что она записывала быстрым убористым почерком. Машинкой Афанасий Федорович владел виртуозно. Печатал с большой скоростью и без единой ошибки.
– Были бы пулеметчиком, цены бы вам не было, – восторженно сказал Семен, который, печатал гораздо медленнее.
– Пулеметчиков много. А я такой один, – отшутился Афанасий Федорович и поправил очки на длинной веревочке вместо дужек.
Сидели они на его лице плохо, но хотя бы подходили по зрению, это было видно по тому, что старик не морщил лоб и не щурился на бумаги, которые лежали перед ним.
– Зачем ты пришел? – спросила Тамара. – Сомневаюсь, что в гости.
– Труп из развалин в бывшем Амалиенау тебе привезли?
– А у нас есть другие прозекторские? Да, мне.
– Тебе ничего странным не показалось?
– Ты про синие пятна? Я еще не делала вскрытие, но пошли посмотрим.
Тамара понимала его с полуслова. Это было неожиданно приятно и волнующе. Как если бы они говорили на одном языке среди иностранцев.
Тогда еще Семен не знал, что нашел одного из самых верных помощников в этом деле.
– Пошли, покажу тебе кое-что.
Прежде чем они спустились в прозекторскую, Тамара достала какую-то папку. Как она ориентировалась в этой мешанине дел, понятно было только ей, но, видимо, была какая-то система.
– Итак. Мужчина среднего возраста, плотного телосложения. Не голодал. Видимых повреждений кожного покрова нет, что странно, прошел всю войну, считай, без единого ранения?
Тамара срезала одежду там, где ее нельзя было снять, не двигая тело, и начала осмотр, правильно поняв, что Семену данные хотя бы первичного осмотра нужны были сейчас.
– Умер, скорее всего, от удара по затылку. Был второй удар в левую височную долю, но он был нанесен явно посмертно, думали, видимо, что решат, что это случайность, несчастный случай. Посмотри, как нанесен удар в затылок. Это перелом основания черепа. Ударить так точно и с такой силой нужно уметь. Ювелирно, а!
Тамара восхищенно цокнула языком. Оборудования для более полного исследования у нее не было, старый морг Кенигсберга был погребен под развалинами здания после налета британской авиации, его даже не разбирали. Просто тела складывали в других местах. Хотя там наверняка можно было бы найти и хорошие инструменты, и оборудование. А тут что, пилы да тесаки, таким даже соскоб с кожи не возьмешь.
– Ты посмотри-ка, а? Ну какая красота. Думаю, что он медленно умирал от какого-то тяжелого отравления. Раньше были случаи отравления свинцом, ртутью, но все они протекали с другими симптомами. Тут что-то другое. Возможно, что сепсис, ткани отмирали постепенно. Другое, но очень интересное.
Она внимательно рассмотрела руки, пальцы и пятна на теле убитого в лупу. А потом, отложив инструменты, сняв перчатки и тщательно помыв руки, кивком подозвала Семена:
– Смотри, вот что я хотела тебе показать. Эти тела тоже привезли недавно и уже увезли в общие захоронения как невостребованные. Две немки. Мой предшественник написал, что они умерли своей смертью и от возраста, но хотя бы не поленился и сделал визуальный осмотр тел. В целом картина та же. Черные, словно обмороженные, кончики пальцев, губ. Пятна на лицах и на теле. Он предположил, что это следы разложения, если тела давно пролежали где-то под завалами. Но под завалами они не были, их нашли в порту, около Вальцевой мельницы. Пытались, видимо, украсть немного зерна. Согласно описанию, сильно истощены, и у них были следы плохо сросшихся переломов.
Семен кивнул:
– Понял. Слушай, если будут еще подобные тела, дай мне знать. Мой рабочий номер телефона вот. Но лучше не звони. Сможешь кого-то отправить ко мне с запиской?
– У меня только Афанасий Федорович, как-то стыдно мне будет гонять мальчонку, – рассмеялась Тамара, но кивнула: – Я поняла. И где найти, тоже поняла. Найду способ дать знать, если что-то найду, обязательно. Самой интересно. Попробую провести тесты, тут есть неплохой трофейный набор реактивов из больничного морга. Чудом уцелел. Я как увидела этот чемоданчик, чуть не заплакала, поняв, какое сокровище мне досталось.
– Не буду говорить, что другие женщины плачут при виде цветов, духов и платьев, ты уникальный ангел, – отозвался Семен.
– Да-да, – ответила Тамара и махнула рукой, указывая ему на выход. У нее было еще много работы и ненормированный рабочий день.
Семен подумал, что если получится где-то замолвить словечко, чтобы дали им хотя бы еще одного рядового в помощь, то попробует. Сложно работать в таких условиях.
Тамара сделала еще одно важное дело. Она дала ему описание тел с похожими следами под клятвенное обещание, что он вернет его через два дня.
По пути домой Семен размышлял, что может быть общего у всех найденных тел. Не думать Семен не умел. Даже засыпая, он анализировал все, что видел за день, позволяя себе перестать думать только за десять минут до того, как окончательно провалиться в сон. Командир Раглан часто говорил о том, что в разведке учат спать без снов. Это правильно, но только в том случае, если нужен быстрый сон для ясной головы. А если есть возможность поспать дольше, то лучше дать себе возможность увидеть сны. Потому что во сне мозг продолжает работать и может показать что-то: дать ответ на тот вопрос, на который не нашли ответа днем.
Как военному переселенцу первой волны Семену досталась не комната, а полностью меблированная квартира в мансарде старого двухэтажного дома. Вокруг дома был разбит яблоневый сад, во дворе сохранилась садовая мебель, и вся улица казалась слишком спокойной. Слишком похожей на старую открытку из тех, что были у его бабушки, которая очень любила курортные города на Балтийском море – Кранц и Пиллау и часто рассказывала маленькому Семену про них. Про изящные деревянные променады с подвешенными на длинных жердях фонарями, ветер раскачивал их, и если смотреть издалека, то казалось, в дюнах танцуют огромные светлячки. Еще тогда Семен думал, что если бы у него было много кораблей, то он бы прятал их где-то за дюнами… Ведь у них же не было таких бухт, как в Крыму? Как же тогда немцы прятали свои корабли… Со слов бабушки, старый Кенигсберг был какой-то сказочной страной. С замками, древними лесами, пряничными домиками и ажурными коваными мостами. Она рассказывала ему про плавучую биржу, на которой велись торги. Биржа плавала на плоту, приставая к разным причалам по реке Прегель, собирая биржевые ставки.
