– Ей писал Ганди, – прервал его Хэмминг, – она была у него в кармане, в тот момент, когда его застрелили.

 Альберт поднял брови и немного напрягся. Он осторожно взял ручку обеими руками, опасаясь, не дай бог уронить ее даже на стол.

– Чувствуете, – сказал Хэмминг, – чувствуете, как она потяжелела, мистер Альберт? – лукаво подметил он. – Я знаю, чувствуете.

– И впрямь. Она стала настолько тяжела, что для того чтобы ее удержать моему братцу потребовались обе руки, – засмеялся Чарльз, а за ним и остальные.

 Ричард усмехнулся глядя на сына и покачал головой.

– А теперь прошу вас, верните мне мою ручку.

 Альберт крепко сжал ее и с осторожностью вернул обладателю.

– Осторожно, прошу вас, – сказал Найтблюм, со всей бережностью приняв ее.

– А теперь, – продолжил он, демонстративно удерживая ручку указательными пальцами обеих рук, – сколько вы дадите за ручку мистера Ганди?

– Если это ручка самого Ганди…

– Вы сомневаетесь? – лукаво спросил он.

– В таком случае. Семь.

 Хэмминг удивленно приподнял бровь.

– Пятнадцать, – поправился Альберт.

– Я вас правильно понял, – сосредоточенно нахмурив брови, спросил Хэмминг, – пятнадцать тысяч за то, чем Ганди писал письма Льву Толстому? За предмет, которому доверил руку один из Великих? Пятнадцать?

– Хм. Почему бы и нет, – наигранно протянул Альберт. – Хорошо. Сорок, – но увидев тень сомнения на лице владельца, он быстро поправился. – Сорок пять. И ни пенни больше.

 Выдержав паузу, Хэмминг передал ручку Альберту. Малость замешкавшись, тот чуть было не уронил ручку на каменный парапет, отчего перепугался.

– Я вам ее дарю, – произнес он, глядя в удивленные глаза Альберта. – Да, и кстати, она стоит пять.

 Наступила тишина, которую вскоре нарушил смех Гринхэлма старшего. Остальные тоже подхватили добродушный настрой главы семьи. Один лишь Альберт сидел с досадой насупив лицо.

– Это будет хорошим уроком моему сыну, – сказал Ричард.

– Как по мне, так это скучно, – со скукой произнесла Виктория, подперев рукой подбородок.

– А я прекрасно понимаю, о чем говорит мистер Хэмминг, – сказал Чарльз. – Нет, действительно. Самый яркий пример таких диковинных мест, это замок Цепеша. Посмотрите, сколько туристов съезжается каждый день в тех краях, всего лишь для того чтобы посмотреть как жил ужасный колосажатель. А это, господа, неплохой бизнес.

 В этот момент к Альберту подошел дворецкий и что-то сообщил тому на ухо. Тот посмотрел на Карсвелла и, кивком извинившись, покинул чаепитие.

– Да, сказки о вампирах и прочей нечисти вызывают неподдельный интерес в сердцах людей. И заставляют их трепетать, – отметила Мария.

– Действительно, – поддержала ее Кэтрин. – Все эти истории о мистических силах, привидениях и существах ночи. Это так жутко. Но без этого, я думаю, было бы совершенно не интересно жить!

 Хэмминг притворился, что пьёт чай. После того, как эта виртуозная попытка не удалась – слушатели жадно сверлили его глазами – он ответил:

– Именно. Мистика, жуткие истории, они вызывают желание проникнуть в сокровенные тайны истории. По природе своей, человеку просто необходимо чего-то бояться. Чего-то неизвестного. Как ни парадоксально, но именно это чувство и создает уют, как противоположность. Эти истории, как годы для вина – чем их больше, тем выше ценность.

– Интересно знать, – лукаво спросила Кэтрин, – что же мешает людям вашей профессии выдумывать такие истории?

– В первую, очередь честь и собственное достоинство, – привыкший к подобным вопросам, он моментально парировал.

– Да. В наше время такими вещами, к сожалению, всё чаще пренебрегают, – подвел Ричард.

– Аминь, – ухмыльнувшись, сказал Чарльз.

– Главное, оставаться верным своим принципам, – подытожил Хэмминг, – и не давать спуску другим.

 Последнюю фразу он произнёс с особым выражением, чтобы подчеркнуть шутливость высказывания.

– В моем ремесле, – продолжил он, – главное подтвердить все эти вещи документально, историческими ссылками. А некоторая недосказанность, которыми неизбежно изобилует история, придают изюминку объекту. Приобретателю хочется восполнить эти пробелы самому. Во всяком случае, ему будет, чем заняться на досуге. Без тени притворства могу уверенно заявить вам, господа, что у меня особое чутье на такие вещи.

– И что же вам говорит ваше чутье, насчет этого прекрасного места? – резонно спросила Мария.

– Если никто не сочтет за нахальность мое откровение, я вам скажу, что я думаю.

– И только в таком случае я дам вам добро, – с неуловимой хитрецой в глазах произнёс Ричард.

– Ну что же, в таком случае я поделюсь с вами, – он подался чуть вперёд, словно то, что он хотел сказать, можно было произнести только шепотом. Остальные машинально подались навстречу.

– Я считаю, – глянув по сторонам, осторожно сказал Хэмминг, – что здесь произошло убийство!

 Все присутствующие ахнули в один голос, отпрянув от стола. Ричард же подозрительно нахмурил брови и взглянул на дворецкого.

– Что это значит? – серьёзно спросил Гринхэлм.

– Сами посудите, – ответил Хэмминг, – Старомодный дом в прекрасном месте. За него можно и убить. А учитывая нравы людей, живших в те времена, когда оно уже существовало, уж пару баронов точно порешили друг друга в этих стенах.

 На этот раз рассмеялся только Чарльз с Дианой. Полная спокойствия Виктория прикрыла улыбку рукой. Хэммингу в свою очередь очень импонировало то, что он смог рассмешить её.

 Виктория показалась ему интересной особой. Он не мог сказать точно, чем она привлекала его, в ней было что-то незаурядное, что-то особенное, что она не стремилась выставлять на показ. Возможно, она представляет из себя нечто большее, чем набор женских вредностей и хорошенькую внешность.

 Он довольно часто сталкивался с женщинами, красивыми только внешне. И чем красивее, по нынешним меркам те выглядели, тем меньше в них было… всего остального. Хотя его отец часто повторял ему: «Опасайся красивых и умных женщин. Когда обе эти ипостаси сливаются в один сосуд, он становится гремучим». Отчасти он, конечно же, прислушивался к напутствиям сердобольного отца, учения же деда ему больше приходились по душе: «Никогда не гоняйся за дикими кобылами и за женщинами, потому что все равно не догонишь». Да, эти слова он всегда вспоминал с гордой ухмылкой.

– Знаете, – обратился к нему Ричард, – у вас исчезающе тонкое чувство юмора.