— Неужели опять смута? Вам нужна помощь? — одновременно спросили они.

— Нет, смуты пока нет, но вашей помощи я буду очень рада, — ответила волшебница и показала на вершину скалы-башни. — Не могли бы вы поднять меня туда?

Они с легкостью исполнили ее просьбу, ибо расстояние было небольшим. Ориэлла даже не заметила, как оказалась в Палате Ветров на продуваемой ветрами каменной площадке. Эфировидец, который уже не раз проделывал этот трудный путь, вскоре должен был присоединиться к ней. Крылатые носильщики отправились за Анваром, а Ориэлла тем временем с любопытством осмотрелась. Первое, что бросилось в глаза, — ветер здесь был намного сильнее. Он дул с севера — свирепый, холодный и пронизывающий, — и Ориэлле показалось, что он набрасывается на нее, словно какое-то злобное живое существо. Она содрогнулась, почувствовав эту беспощадную силу стихии. Каким же должен быть человек, способный справиться с этой дикой силой?

И тут же Ориэлла рассердилась на себя за то, что на нее так подействовало простое движение воздуха. «Тоже мне, волшебница — ветерка испугалась», — подумала она и невесело рассмеялась над собственной мрачной шуткой. Чтобы отвлечься, волшебница стала рассматривать башню. Это странное сооружение, как и все, что было связано с Молдай, выглядело не построенным, а словно выросшим из земли. Круглая каменная площадка была как будто отполирована, а по краям ее, на равном расстоянии друг от друга, стояли четыре изящные колонны, поддерживающие сводчатый потолок. На юге простирались бесконечные скалы, а на севере между двумя горными отрогами тянулось ущелье Чайма. Ориэлла посмотрела на запад и поспешно отвернулась, увидев изувеченный Стальной Коготь. Она снова бросила взгляд на север, туда, где заканчивалось ущелье и начиналось плоскогорье, и невольно поежилась: там стояли лагерем ксандимцы. Ориэлле вдруг стало страшно за Чайма и Шианната, которые не далее как завтра окажутся среди собственного, но такого враждебного им народа. Она так погрузилась в свои мрачные размышления, что и не заметила, как крылатые носильщики опустили на площадку Анвара, и, лишь когда он осторожно тронул ее за плечо, волшебница очнулась. Взяв его пальцы в свои, она со вздохом сказала:

— И все же мы обязательно справимся со всем этим, правда?

— Конечно, справимся, не сомневайся. И не только мы, но и наши друзья. Теперь, когда Паррик наконец разобрался, что к чему… — Анвар улыбался, но чувствовалось, что он напряжен. — Вот уж от кого я меньше всего ожидал…

— Это я виновата: я слишком долго не замечала, что его что-то гнетет, — печально ответила волшебница. — Они с Форралом были очень близкими друзьями, и, конечно, ему требовалось время, чтобы свыкнуться с новой ситуацией. Но теперь он исцелился от своей болезни.

Тут наконец появился Чайм, тяжело дыша после изнурительного подъема. Он деликатно встал в сторонке, боясь помешать разговору, но Ориэлла увидела его.

— Сам виноват, что отказался лететь, — ехидно заметила она.

— Нет уж, спасибо, — хмуро ответил Чайм. — Если бы богиня хотела, чтобы, я летал, она дала бы мне собственные крылья.

— А если бы она хотела, чтобы я лазила по горам, — весело возразила волшебница, — то дала бы мне липкие ножки, как у мух.

— Так-то оно так, — с серьезным видом заметил Анвар, — но у мух есть еще и крылья, так что вопрос не так прост, как кажется…

— Может быть, все-таки отложим его выяснение и займемся ветрами? — предложил Чайм. Ему жаль было прерывать эту шутливую болтовню, но время поджимало. Обычно ясновидение требует большого напряжения сил, а силы еще понадобятся ему в ближайшие сутки.

Ориэлла перестала улыбаться и понимающе кивнула.

— Что мы должны делать?

— Я не знаю ваших личных возможностей, не говоря уже о границах вашей магии, — ответил Чайм. — Если нам повезет, вы сами увидите то же, что и я, а если нет — я вам расскажу. По правде сказать, я очень рад, что вы здесь. Ясновидение всегда было для меня делом трудным и пугающим.

— Что-то вроде перемещения с помощью ветров, — лукаво спросила Ориэлла, и Эфировидец вспомнил их совместный полет в Аэриллию. Тогда Чайм впервые открыл, каким радостным может быть его дар, и сейчас был признателен волшебнице за то, что она так вовремя напомнила ему об этом.

Но он ничего не ответил, а вместо этого закрыл глаза и сосредоточился, чтобы собрать и подчинить себе таинственные силы, подвластные Эфировидцам. Дыхание перехватило, точно он окунулся в ледяную воду, к нему пришло Второе зрение. Теперь Чайму было открыто многое из того, что скрыто от обычных глаз.

При дневном свете образы Второго зрения отличались от тех, которые он привык видеть по ночам. Воздушные потоки казались не серебристыми, а матовыми или неярко-золотистыми. Ауры магов переливались всеми цветами радуги. Чайму стоило больших усилий не отвлекаться, и он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы получше сосредоточиться. Вытянув руки, Эфировидец ухватился за светящиеся потоки воздуха, мысленно задавая вопрос, ответ на который он надеялся получить.

Из этих золотистых потоков движущегося воздуха, словно из нитей, Чайм соткал нечто похожее на круглое светящееся зеркало, но когда он попытался заглянуть в него, то почувствовал, что таинственная сила, заключенная в магическом круге, притягивает его, и он не может противостоять этой силе. Эфировидец уже словно не принадлежал себе, и оставалась только власти Второго зрения, увлекавшая его дух в неизвестность в поисках ответа на заданный вопрос.

Внезапно Чайм пришел в себя и с радостью обнаружил, что его усилия не пропали даром. Да, он подчинился власти Второго зрения, но теперь магическое зеркало, созданное им, кажется, само подчинилось его воле. Эфировидец вновь заглянул в светящийся диск и на этот раз увидел осмысленную картину.

Два огромных коня бились на плоскогорье, один вороной, другой — серый в яблоках. Внезапно один из них пошатнулся и рухнул на землю. Потекла кровь… Видение исчезло. Чайм затаил дыхание. Кто же упал? Кто?

Но перед глазами его уже возникла новая картина. Зеркало почернело, словно наступила ночь, потом сверкнула молния. И Чайм увидел бурное море и волны, бьющиеся о прибрежные камни… А в морской глубине таились какие-то огромные неведомые существа. Казалось, они чего-то ждут… Потом опять все заволокло тьмой, и при вспышке молнии Чайм увидел волшебницу, стоявшую на скалистом берегу. Мгновение — и она бросилась в ревущие волны…

Чайм в ужасе закрыл глаза, а когда вновь открыл их, перед ним предстало такое великолепное зрелище, что страх тут же покинул Эфировидца. Он увидел Единорога, прекрасное неземное создание, словно сотканное из света. Единорог повернул свою точеную голову, насмешливо поглядел на Чайма, а потом, постукивая серебристыми копытцами, убежал прочь, оставляя за собой светящийся след. Проследив за его бегом, Эфировидец различил вдали широкую лесистую долину. Однако долину эту окутывала неясная дымка, словно она была защищена какой-то необыкновенной сильной магией. Хотя картина эта тоже была несказанно прекрасной, Эфировидец ощутил внезапный и необъяснимый страх и едва удержался, чтобы не обратиться в бегство. Немного успокоившись, Чайм разглядел, что Единорог остановился у деревянного мостика, ведущего на небольшой островок посреди неестественно спокойного озера. А на острове этом возвышался огромный драгоценный камень, напоминающий рубин, внутри которого Чайм различил неясные очертания большого меча. Лезвие меча, казалось, обагрено кровью. Могучая сила заключена была в этом клинке, и Эфировидцу показалось, что он слышит музыку — музыку борьбы, жертв и побед, боевую песнь меча. Эти звуки на глазах у Чайма превращались в искры и обретали собственную жизнь. Они тянулись к Эфировидцу, словно огненные пальцы, и от них исходили сила и власть. И тогда Чайм, подчиняясь этой власти, увидел то, чего он так боялся: гибель народа Ксандима.

Нечеловеческий крик вырвался из груди Эфировидца, и в тот же миг он, охваченный ужасом, словно провалился куда-то. Он больше не думал ни о чем. Душераздирающее видение, сулившее его народу такую судьбу, окончательно лишило его воли…