– Тут такое дело, Серый… в общем, думаю, ты не задержишься здесь надолго. А мне уже воли не видать. Положат меня в общей яме за пустырём и никто не вспомнит обо мне. Вот я и решил не уносить свою тайну с собой, в могилу. Только ты пообещай мне, что… когда на волю выйдешь, ну… когда откинешься с нар, в церковь иногда заходить будешь, свечку за упокой моей души ставить. За упокой души Саньки Парамонова, хорошо? Тебе это ничего не будет стоить, а мне на том свете покойнее будет. Я ведь верующий, есть Бог там… – посмотрев на небо, произнёс Монте-Кристо.

– У меня срок восемнадцать лет, Санька Парамонов и иллюзий я не питаю. В правосудие веры нет, так что… может ты вовсе не по адресу пришёл? Иди к тем, кто в скором времени выйдет на волю, – ответил Сергей.

– Я тебя выбрал своим наследником, Серый. Ты человек, остальные фуфло! Слушай меня внимательно, присядь… – потянув Сергея за рукав робы, тише произнёс Монте-Кристо, словно боялся, что его тайну услышат чужие уши.

Чтобы не обидеть его, Сергей всё же присел и молча посмотрел на усталое, пожелтевшее, исхудавшее от страшного недуга лицо.

– Как откинешься отсель, поезжай в Тюмень, там автобус ходил до деревни Михайловка. Выйдешь из автобуса, пройдёшь рощу, тропинка была, думаю и осталась. Жители местные от остановки до деревни ходят. Мост через речку перейдёшь и дойдёшь до часовни. Церкви в деревне нет, если не построили за эти годы, пока я тута чалюсь, но не думаю. Собирали местные жители, но сами бедствовали, что с них взять? Так вот… часовня старая очень, поговаривали, построил её ещё до революции некий священник, живший в той деревне. То ли отец Иннокентий, то ли по-другому звали, уж и не помню теперь. Туда и захаживали деревенские помолиться. Ну да ладно… речь не о том… – медленно говорил Монте-Кристо.

Сергею казалось, что он засыпает, так как говорил он, устало прикрыв глаза. Но Сергей перебивать его не стал, понимая, что собьёт его мысли.

– За часовней старый колодец был… если не засыпали… запоминай, парень… за задней стеной часовни растёт огромное дерево, чуть выше, оно раздваивается. Начнёшь копать под деревом со стороны часовни. На глубине полутора метров, я закопал мешочек с алмазами. Это целое состояние, Серый. Ты не подумай, я не сумасшедший, я в своём уме и как собрал алмазы, ведомо только мне. Годами, семь лет работая на добыче алмазов и собирал. Как? Не спрашивай. По-разному прятал, шмонали с пристрастием, но выносить удавалось, если по-умному, в месяц, в полтора месяца раз, выносили. Перед арестом я и успел закопать тот мешочек. Я его в двухсотграммовую баночку положил, на случай, если мешочек сгниёт. А утром меня повязали. Завещаю тебе все те алмазы. Только с продажей не торопись, повязать могут. Никто не должен о них знать, иначе погоришь, почём зря. В Москве еврей жил, думаю и сейчас живёт, не старый был. Иосифом зовут, Иосиф Бернадский, насколько я помню. Адрес запомни… окраина Москвы, в южной стороне, там станция и электрички за город едут. Улица Гоголя, дом сорок один, квартира семь. Скажешь, что от меня… запомнил? – наконец открыв глаза и посмотрев на Сергея, спросил Монте-Кристо.

– Ты устал, брат, давай в другой раз поговорим, – не поверив ему, сказал Сергей.

– Ты должен мне поверить, Серый. Нет у меня другого раза, пообещай мне, что найдёшь тот клад! – схватив Сергея за руку, воскликнул Монте-Кристо.

– Хорошо! Не волнуйся ты так. Понял я, обещаю найти твой клад… – ответил Сергей, скорее из жалости и чтобы это уже закончилось.

– И в церковь ходить будешь? Не забудь… Санька, ну то есть, Александр Парамонов я… – с надеждой глядя на Сергея, сказал Монте-Кристо.

– Я не забуду, Александр Парамонов, клянусь, что не забуду! – твёрдо ответил Сергей, подумав, что в церковь заходить он непременно будет.

Монте-Кристо вытащил из-за пазухи крестик на толстой нитке и поцеловав его, тихо произнёс:

– Слава тебе, Господи… теперь и умереть не страшно…

Перекрестившись, Монте-Кристо сунул крестик обратно и упираясь руками о землю, с трудом стал подниматься. Сергей тут же взял его под мышки и помог встать. Они вместе вернулись в барак, к Сергею тут же подошёл Слон.

– Тебя Бешеный спрашивал, ждёт… – сказал он ему и тут же отошёл от Сергея.

Сергей направился к шконке Бешеного, который сидел в окружении своих братков, бывших у него в подчинении.

– Ты где был, Серый? Какую тебе Монте-Кристо  лапшу на уши вешал? Опять про свой клад чесал? – спросил Бешеный.

– Где был, там меня уже нет, Бешеный. А Монте Кристо – больной человек, жаль его. Вот и всё, – ответил Сергей, не присев на скамью рядом с другими.

Сергей смотрел на всех этих парней, разных возрастов, с сожалением. В заключении столько времени зря проходит. Многие из них не работают, просто могут целыми днями сидеть и играть в карты, конечно, не на интерес, на деньги или вещи и сигареты, этого Сергей понять не мог. От безделья, просто сводило мозги, а прошло всего четыре месяца, как он здесь находится. Хорошо, в колонии была библиотека и можно было брать книги и читать. Иначе, можно было просто сойти с ума, зная, что восемнадцать лет впереди и эти годы можно вычеркнуть из жизни.

Но в колонии сидели даже очень талантливые люди. Из дерева, которого в рабочем бараке было предостаточно, они вырезали разные вещи, вплоть до картин известных художников, выжигая силуэты и лица. Но в основном делали шкатулки, зачастую, просто шедевры искусства, вырезая по дереву причудливые узоры. Из хлеба, каким-то образом, лепили фигурки, сушили их и покрывали лаком. Даже из стали делали ножи, но это делалось втайне от всех и каким-то образом передавалось на волю. Даже картины писали, копии с Айвазовского, Да Винчи и Гойя, его "Обнажённую маху". Видимо, так свой досуг и скрашивали. Поражало то, с каким усердием и терпением выполнялись эти вещи, но их талант не замечали, словно так и должно было быть.

– Ну лады. Ему давно в ящик пора сыграть, задержался он на этом свете. Никчёмный человек… – внимательно глядя Сергею в глаза, словно сверля его мозги, произнёс Бешеный.

– А это даже ты не сможешь решить. Не завалишь же ты его, да и зачем? Кому он мешает? Бог сам отмерит, кому сколько задержаться на этом свете. Да… хотел сказать тебе… завтра на работу выйду, от безделья с ума сойти можно, – собираясь уйти, сказал Сергей.

– Я тебя ещё не отпускал, Серый! Сядь! Уважь братков, жрачкой поделюсь с хорошим человеком. Сядь, я сказал! – явно злясь, но говоря спокойным тоном, сказал Бешеный.

Седой сидел, не шевелясь, он знал этот спокойный тон Бешеного и этот сверлящий взгляд бесцветных глаз. Бешеный даже поделкой из цветных пластинок, которые делали заключенные, перестал вертеть в руках. Но Сергей сел, понимая, что обостряет обстановку и ему это просто так не простят.

– Хочешь пахать? Что ж, дело твоё, Серый, нет базара, это твой расклад. Только секелиться не стоит, тебе ещё долгие годы рога мочить, с нами на нарах чалиться. Так что, прояви уважение к братве, будь добр, братишка, – отправляя в рот горсть квашеной капусты, которую, видимо и квасили на кухне сами сидельцы, сказал Бешеный.