Мы погрузились в шестёрку. Короче маршрута до ГЭСа придумать было невозможно. Три остановки — и мы на месте!
И в клубе нашем уже никого! Мы ввалились внутрь, закрылись и ещё раз закрылись в заветной комнатке с ковром. Одежду разбросали, прямо как в кино…
О чём я жалела, так это о том, что накормить мне парня нечем, кроме чая с печенюшками. А печенюшки он у меня не очень. Он вообще сладкое не очень, и отсутствие капитальной еды вызывало у меня досаду.
— Может, я к маме до магазине сбегаю? — предложила я. — У них консервы есть — тушёнки возьму банку?
— Не ходи никуда, — Вовка притянул меня к себе и снова начал целовать. — Мне через полчаса уже бежать надо, а то спалят меня…
Расставаться было жаль.
В кармане остановки стоял старенький москвич с дедулькой за рулём.
— Слушай, езжай с частником? — предложила я. — Он тебя до самой дырки довезёт. У тебя деньги есть?
— Да уж на такси найдётся.
Вовка подошёл к машине, водитель опустил стекло, послушал, куда надо ехать, что-то покумекал.
— Двадцатка, — дедок кивнул в салон, — садись.
Мы поцеловались, и Вовка уехал.
Эх.
А знаете, кажется крышку перестало срывать. Ну, с чайника.
04. ПО КАЛЕНДАРЮ
ЗИМА ПЕРЕВАЛИЛА ЗА СЕРЕДИНУ
22–28 января
Неделя была снова заполошная. Рисование я ещё вела (и ещё на следующей неделе два последних занятия будет) — Аня сказала, с февраля подхватит, чтоб не путаться в расчётах. Мы честь по чести сходили к Константиновне, оформили «передачу бразд». Я ходила клеить объявления, осталось совсем маленько. Видела, что висят и по степу, и по востоку появились. Хоть бы срослось у девок, а то чего сидим…
В субботу я с волнением ожидала организационных собраний.
Неплохо прошёл английский, человек двадцать собралось. Правда, разновозрастных. Алина-англичанка раскидала их в четыре группы, примерно по возрастам. Пришла она на встречу деловая, вся такая англичанка, показывала специальные тетрадочки, которые детям нужно в зависимости от группы купить. Козыряла опытом работы и языковой практикой с носителями языка. В общем, по-моему произвела на родителей благоприятное впечатление.
Хуже дело обстояло с подготовкой к школе. Пять учеников — это, честно скажем, так себе набор. Но Лариса бодренько сказала мне:
— Вы не расстраивайтесь, Ольга Александровна. Как раз пробу сделаем, я за лето посмотрю, что как подкорректировать.
Ну, позитивный настрой — это хорошо.
К каратисту… тьфу, айкидошнику!.. привалила толпа, которая еле влезла в большой зал — гораздо больше, чем записывалось и, конечно, по большей части мужеского пола. Допускаю, что часть пришла поглазеть. Да и родители, опять же, массу создавали. Суровый тренер Сергей Геннадьевич внезапно вышел в кимоно, чем всех сразу и незамедлительно убедил в том, что он самый всамделишный тренер по самым настоящим восточным боевым искусствам (но на всякий случай показал дипломы), тоже составлял списки, рассказывал про форму (наглядно), в довершение вызвал помощника и устроил мини-показательное выступление. Вот это гвоздь программы был! По-моему, присутствующие загорелись желанием немедленно овладеть всеми вершинами айкидо. Посмотрим, сколько их к маю останется.
Танцоров явилось поменьше, чем каратистов (а я-то, честно, уж думала, что будет наоборот), но человек сорок набралось. Здесь было больше девочек, но мальчиков тоже, где-то с десяток. Тут снова блеснули хореографини — столько возвышенного пафоса на квадратный сантиметр, мама не горюй! Тоже внезапно показали какие-то кубки (не знаю, может, взаймы у кого взяли?), достижения перечисляли. Мамочки прониклись чрезвычайно и внезапно бросились сдавать деньги — на коврики и за занятия. Натурально, это какая-то мистика с танцами, граждане товарищи. Уму моему непостижимо.
А в воскресенье Вовка явился на фехтовальную тренировку! В цивильных брюках и, кажется, чужой куртке (это я заподозрила по тому, как она на нём сидела). Наглёж, конечно, но тут уж, видать, охота пуще неволи. Вокруг него сразу стало как в том детском стишке про ёлку: «весело, тесно, что кому достанется — неизвестно»*.
*Я же говорила,
иногда из меня лезут стихи.
Советский стишок про новый год,
автор — Е. Тараховская.
Нет, я надеялась, что он придёт. В пятницу он звонил, сказал, если получится — в воскресенье вечером уйдёт в эту самую… в самоволку. Или самоходку? Нет, самоходка — это, кажется, машина какая-то военная? Ой, блин, короче, специалист я что в военной технике, что в солдатском жаргоне! Главное, что он пришёл, а я сегодня во всеоружии: с большим мясным пирогом. Бабушка вчера напекла, вот я сегодня и отчекрыжила практически полпротивня. И варенья взяла малинового баночку. Чай с вареньем и с пирогом — шикардос!
А ещё у меня со вторника лежало припасённое пушистое покрывало и небольшая подушечка, так что наша сегодняшняя встреча (когда они наконец натрепались, я всех выперла и закрыла за посетителями дверь) выглядела куда более уютно.
Как же я соскучилась по его запаху, по рукам, горячим и нежным…
В этот раз мы чуть не проспали время. Хорошо, дедок на москвиче там же на остановке стоял. Живёт, видать, где-то рядом.
ХВОСТИК ЯНВАРЯ
29–31 января
На последние занятия по рисованию Аня снова ходила со мной — надо же организовать плавную передачу детей (это мы так умно решили). По дороге до садика и обратно она мне рассказывала про своего парня — тот свидетель с Зинкиной свадьбы, борец! Знал он моего папу, оказывается. И вообще, Иркутск — большая деревня, куда ни плюнь — везде знакомые. Всё у них закручивалось серьёзно и по ходу дела шло к свадьбе.
— Слушай, у тебя нельзя будет спирт спрятать? — спросила Аня.
— Спирт? — удивилась я.
Хотя, могла бы не удивляться. Спирт и водка до сих пор оставались чем-то вроде универсальной валюты. Когда в перестройку всё по талонам было, мама всегда водку выкупала, сменять на неё можно было всё что угодно. Или, допустим, услугу какую-то оплатить. У нас у бабушки в шкафу до сих пор штук шесть бутылок стоит с тех ещё времён. Мы ж практически непьющие.
— Маман достала спирт медицинский, — объяснила Аня, — надо спрятать, на всякий случай.
— Да приноси! — широко махнула рукой я. — К бабушке в шкаф поставлю.
— А пойдём сразу зайдём? Всё и заберём? Там четыре банки.
— Пойдём тогда скорее, а то я в институт опоздаю.
Банки оказались трёхлитровые, закатанные такими крышками, типа как для солений. Да уж, одна бы как она пёрла?
— На свадьбу готовишь? — увидев эти «консервы» понимающе покивала бабушка. — Вон, в шкаф под пальто поставьте.
Вернувшись вечером с учёбы я на всякий случай на каждую банку прилепила бумажку «СПИРТ, АНЯ!!!» — мало ли что.
НОВЫЙ МЕСЯЦ
Ещё с декабря, как только помещения мало-мальски наполнились, месяца начали идти чёткой отбивкой. Каждое первое число на меня сваливались деньги, которые срочно нужно было куда-то пристроить. У меня прямо секундомер начинал тикать в голове с картинкой тающей стопки монеток.
Ценники опять поползли вверх. На молочном киоске нашего пятачка у Областной больницы появилось объявление: «СОТНИ НЕ ПРИНИМАЕМ!!!» И куда с этими сотнями, если их все перестанут принимать? Мелочь уже год назад никто не брал, даже пятидесятирублёвые монеты. Теперь вот — сотки.
Некоторые, получая их на работе, даже банковскую бумажную упаковку не разрывали, в надежде, что так лучше пойдёт. Но народ у нас недоверчивый — мало ли, ты, может аккуратненько вскрыл да потом приклеил? Да и реально неудобные они — в пачке сотенных купюр десять тысяч, в магазин на раз не хватит сходить. Если четыреста тыщ зарплата — уже сумка денег… В банк придёшь менять, и то попрут. А вот, кстати, если сберкнижку для таких случаев завести? Складывать туда все сотенные, чтоб не мучиться с обменами. Потом можно снимать большой деньгой.