— Немедленно признавайтесь, куда этот упырь делся! — заорал Сидоренко дозорным, не доходя до них шага три-четыре. — Вы даже не представляете, что я с вами сделаю, если только вздумаете этого кровососа покрывать! Он не понимает, что все жить хотят? Он не понимает, что подставляет так всю нашу улицу? Ведь они придут днем , когда все дрыхнут и изведут нас всех подчистую! Скотина! Сейчас надо самому на четыре метра взлетать, а я уже староват из себя летучую мышку корчить!..

— А кто днем-то придет, кто? — выдавила из себя Нина. Вениамин молчал, стараясь прикрыть подругу грудью, сжимая в правой руке пластмассовый обруч ножовки.

— Вампиры придут! Настоящие вампиры из ОАО «Энергосервис»! Такой сервис устроят на жопу с винтом нашего Подтелятникова! Он присосаться к ним без отступного решил, а они нам всем вставят осиновый кол с заднего прохода, потом и кефир не пососешь… Слышь, Венька, дай-ка мне ножовку до утра? Зачем она тебе тут ночью-то? Кого ты тут пилить-то собрался, гаденыш?

— Отойди от нас, Сидоренко, — процедил Вениамин, — с миром отойди! Иначе мы тебе самому сейчас осиновый кол вставим!

— Ну, понятно… — протянул Сидоренко. — Понятно излагаешь, Вениамин! Тоже, значит, решил одну ночку красиво пожить, отсосать по полной программе, а потом — хоть трава не расти! А расплачиваться ведь всей улице придется! Когда ты сосать будешь, — думай, что сосешь и у соседей, с которыми давно кровно повязан , пащенок!

Сидоренко повернулся и пошагал к своему дому, а в голове Нины гулким набатом звучали его слова: «Кровно повязан!»

— Тут, Нин, видно, одним ночным дозором не отбрешешься, — почти спокойно, но с внутренним напряжением произнес Вениамин. — Тут придется и дневной дозор устраивать и с сумеречным дозором выходить… Запустили мы всю эту петрушку с укропом, заросло все дурной травой…

«Заросло! Все заросло!» — кровью билась в нинкины виски назойливая мысль. Поэтому все последующие события она различала сквозь звездопад, сыпавшийся им с Вениамином головы 58-го размера с темного июльского небосклона, каких-то летучих мышек, корчившихся перед нею ушастой физиономией Сидоренко, ну и, конечно, сквозь кровавую пену в глазах. Это уж само собой, как говорится.

То с одного, то с другого края Зеленки раздавался треск выламываемых дверей, звон разбитых стекол и заполошные крики: «Не буду больше сосать! Чес слово, не буду сосать! Пожрать ведь хотелось по-человечески!..»

Шакирыч возле своего ларька с тревогой прислушивался к происходящему. Всех клиентов будто ветром сдуло. Шакирыч понял, что пожрать по-человечески в эту ночь ему не доведется. В глубине еще не совсем разложившейся при коммерциализации общества души он понимал, что потихоньку превращается в настоящего вампира, досасывая зачастую последнее. По этой причине дневной свет стал для него непереносим, он заливал слезой раскаяния глаза и стыдом прожигал кожу. Но как только догорал последними кровавыми отблесками закат, так будто новая жизнь просыпалась в Шакирыче. В этот момент он мог бестрепетно подправить все ценники, увеличив стоимость соленых орешков в пять раз, заломить дикие цены за пиво и водку, отлично зная, что никто ночью из Зеленки не выберется, поскольку вампиры из городского автопарка отменили вечерние рейсы.

«Ну, и что? — в который раз проговаривал он свои ночные самооправдательные монологи. — Подумаешь, кровосос! Если я не отсосу, так кто-то другой присосется! А я ведь немного высосу, только ведь чтобы пожрать по-человечески!»

Но в глубине не совсем еще погибшей души он понимал, что последнее он говорит себе явно в утешение. В этой самой, пока еще живой частичке своей души, он твердо знал, что не по-человечески он жрет, не по-людски! Он вспоминал свою мать, Венеру Мумбараковну Шакирову, передовика Подлескинского тепличного хозяйства, отца, Шакира Имраевича Шакирова, личного водителя директора мясокомбината, деда, ветерана войны и труда Имрая Бишмербековича Шакирова, — и чувствовал, как стыд начинает выжигать кожу лица, будто среди ночи до него добрался тонкий лучик солнечного света…

— Шакирыч! Шакирыч! Спасай всех, Шакирыч! — с воплями неслись к его палатке пенсионеры Вострякова Клавдия Ивановна и Перепелицын Клим Борисович.

— Да что случилось-то? — с нескрываемым волнением спросил пожилую пару Шакирыч.

— Писец нам всем пришел, Шакирыч! — проговорил, задыхаясь, Клим Борисович. — Давно ожидали, если честно. Я давно говорил, что если мы их не поженим срочно, то писец неминуем. Если их самих не повязать, они непременно к нам привяжутся! А вы мне что говорили? Что? «Отвяжись от людей, Клим! Пускай сами с ума сходят!» Вот, дождалися! Уже сошли! Поймали на улице Пантелееву Федосью Захаровну, так чуть не убили! Напугали до усрачки! Она виновата, что нас, пенсионеров только в ночные смены операторами на бензозаправки берут? Но цены-то на бензин не она каждую ночь меняет! Она вообще там ни при чем! Там ведь совсем другие вампиры орудуют, понимать надо. Если чего Захаровна подсосет — так это же копейки за ее труды! «Кровь сосешь!» — орут ей, главное. Так ведь сразу-то не привыкнуть один кисель из пакетиков сосать, это же природный факт все-таки…

— Что-то я врубиться не могу… Так это там — Венька с Нинкой, что ли?.. Ой, мама моя, Венера Мумбараковна… Да-а… Теперь нам точно всем писец! — со страхом пробормотал Шакирыч.

— Это просто кошмар какой-то! — взахлеб рассказывала Клавдия Ивановна, благодарно приняв стакан красно-рубинового напитка, бесплатно выданного ради такого случая Шакирычем. — Я сижу, клиента обрабатываю, вдруг врываются эти двое, Нинка вообще в портупее, обои — в мациклетных шлемах, с ножовками… Не могу! Господи! Только такую хорошую работу нашла! По ночам на доверительные телефонные звонки отвечать. Сами понимаете, нынче же на пенсию и не пожрать по-человечески. Тексты все разучила, которые мне на работе дали. Зачитываю, значит, с выражением: «А теперь, касатик, расстегнем вторую пуговичку твоей крахмальной рубашечки… Ах! Потом я провожу кончиком языка по бронзовой шее! Какой ты сладкий, у-у-у! Потом я впиваюсь долгим поцелуем…» Тут энти паразиты вбегают с осиновыми кольями и орут: «Немедленно прекратить впиваться, сука старая!» Ну, что? Двести рубликов — псу под хвост, все горшки с фикусами побили, когда клиента искали, потом телефон с корнем вырвали и к старику Козыреву пошли…