– Их там человек восемьдесят всего. Седьмая свадьба за год. А сейчас февраль. Седьмое венчание!

– Так, может, ему медаль сообразить за заслуги?

– Да его вообще, это, качать надо! – говорит Санта и хохочет.

Теперь мне становится ясно: вот кто ходит пить чай с батюшкой – это клуб православных знакомств. Наверное, забавное зрелище.

В разговор вступает женщина справа от меня:

– Скажу своей старшенькой; может, тоже захочет сходить. Все жду, жду, когда ее выдам. Хорошая она, да только никто ей не нравится.

– Знаете, – говорит Лесоруб, – как старец Тихон сказал: «Ад полон гордых девственников». По всем правилам живут, все соблюдают, но гордость их губит.

Ну и разговоры за бизнес-ланчем. Женщина справа придвигает ко мне большую миску:

– Девушка, попробуйте винегрет.

– Нет-нет, спасибо.

– Ну смотрите, я из дома взяла побольше, думала, поделюсь.

Что-то необычное есть в ее интонации. Она говорит с теплотой, которую разве что от родной бабушки услышишь, и то когда у нее хорошее настроение. Сложно отклонить такую атаку. Сижу, ем винегрет. Вкусно. Лесоруб наклоняется ко мне и тихо говорит:

– Ангел за трапезой.

Я киваю ему, улыбаюсь, делаю вид, что жую винегрет и поэтому не могу ответить, а сама думаю: «???» А это что такое было? Таких комплиментов мне еще не отвешивали. Да он просто пикап-мастер, старый негодник.

Тут заходит девушка, крестится и говорит всем машинально: «Ангел за трапезой». Ах вот оно что. Это значит «приятного аппетита» на их языке. Понятненько. Кто-то отвечает: «Невидимо предстоит». Вот это и скажу в следующий раз.

Вообще все, с кем я сегодня познакомилась, мне понравились. Первым был парень Рома, похожий на молодого Олега Табакова в фильме «Шумный день». Такой же веселый, звонкий – разве что не черно-белый. Он отыскал меня и спросил:

– Это тебе можно сказать, если нашел ошибку на сайте?

– Да, мне.

– Ты знаешь, что у нас там образок «Иверская» бракованный?

– Знаю, – говорю гордо. – Мало того – я уже все исправила.

Там и правда была царапина на фото. Я подумала: «Так не пойдет» – и быстренько все потерла в фотошопе, залила на сайт и осталась довольна собой.

– А ты знаешь, что он раньше был нормальный, а теперь бракованный?

Черт. Оказалось, по легенде, в девятом веке один из иконоборцев ударил копьем по образу – и потекла кровь. Воин пал ниц, все вокруг уверовали, происходили многие чудеса и четыре ближайшие деревни крестились. С тех пор Иверскую изображают с небольшой раной на щеке, которую я, по доброте душевной, удалила.

– Ладно, – говорю, – сейчас нарисую обратно.

Рома смеется. Сложно не отметить, что он симпатичный.

– Ты, значит, тут недавно? И как тебе?

– Круто, – говорю, – двенадцать лишних выходных, кому не понравится?

Он стал серьезней:

– Ты, значит, еще не знаешь главный здешний секрет?

– Какой?

– Да так, – он помотал головой, – в другой раз, – и заторопился.

Познакомилась с Ксенией, оптовым менеджером, она сидит слева от меня в кабинете. Все ее разговоры по телефону звучат примерно так: «Здравствуйте! У вас долг двести тысяч, нужно до первого числа оплатить. Храни вас Бог!» Ксения угостила меня коврижкой.

Познакомилась с Мариной, оператором интернет-магазина, которая ничем меня не угостила, кроме холодного взгляда. Марина сидит справа от меня, и она какая-то надутая. А когда я подошла к принтеру сзади нее, вообще недружелюбно спросила, долго ли я собираюсь там стоять. Ну и пошла бы она в принципе.

В остальном приятные люди. С утра они заинтриговали меня словом «чернь». Утром кто-то обронил, и все чаще они так кого-то обзывали. Я не могла разгадать кого. Кого они так называют? Конкурентов? Гомосексуалистов? Конкурентов-гомосексуалистов?

– Кто звонил?

– Да, чернь.

Или:

– На выставке в Питере слева и справа от нас была чернь, окружили.

Чернь должна была приехать к двум, я ждала. И чернь приехала. Это были два молодых человека. Я искала в них признаки гомосексуальности, но не нашла. Потом случайно увидела их фирменную печать ООО «Северная чернь». Они оказались питерским производителем изделий из серебра с чернением.

Короче, знакомилась, общалась, неплохо проводила время, пока не выкинула икону. Кто же мог подумать, что нельзя? Я не родилась со знанием семьдесят третьего правила шестого Вселенского собора. Напечатала для дела страницы сайта на принтере, а потом выкинула и была спокойна. Пока Ксюша не сказала мне:

– Ты клади такое в коробочку на сжигание. Там, где иконы напечатаны, – это можно только сжигать, чтобы в мусор не попало.

Коробка на сжигание, оказывается, есть во всех кабинетах. Довольно странно, но мне это понятно. Я лично до сих пор не могу выкинуть пыльные желтые семейные фотографии, хотя электронный архив сделан еще пять лет назад. Мне как-то некомфортно думать, что фотографии лучших моментов моей семьи будут валяться где-то на помойке. Моментов этих было так мало, что в будущем мне нужны будут реальные доказательства, чтобы их помнить. Поэтому нежелание кидать рядом с банановой кожурой то, что дорого, – это не диагноз, как мне кажется.

В кабинете уютно. Здание старое, никакого тебе бетона и пластика, свежо, как в музее. Красивый плакат на вон той стене с молитвой… «Живый в помощи Вышняго…» И эта табличка с цитатой возле меня. Из чего она? Из дерева? Мне нравится. «Выше Закона может быть только Любовь. Выше Права – лишь Милость, и выше Справедливости – лишь Прощение». Это сказал Алексий Второй, прошлый патриарх. С ним здесь, видимо, знались – на сайте я прочитала, что это он дал благословение на создание ювелирной мастерской.

В кабинет часто заходят священники, кто-то в простой черной рясе, а кто-то в полностью прокачанном облачении. Вот заглянул лысоватый мужчина с черной бородой и блестящими глазами. На нем что-то вроде голубого плаща с белыми узорами и нечто похожее на серебристый шарф, двумя концами вперед. Сегодня я прочитала, что этот шарф называется «епитрахиль» (ударение на последний слог, а не на букву «а», как я сначала подумала). Мужчина сказал «здравствуйте», осмотрелся вокруг и убежал. Это напоминает мне артистов за кулисами: священники, кто-то ходит взволнованный, кто-то сидит расслабленный, совсем не такие серьезные, какими должны быть в храме. А я смотрю в окно на тающий снег и думаю, что когда девочек из «Пусси Райот» поймали, тоже был конец зимы, как сейчас. Помню, мы тогда с Соней сидели на Пушкинской 10, в ГЭЗе, и ждали перформанс каких-то питерских художников. Сначала выступали панки, потом пришел Рома и сказал, что девчонок из «Войны» задержали. И хотя всем было пофиг, он сказал, что не будет сдаваться и споет в знак солидарности новую песню «Иисус спасает, Патриарх карает». Выступал он в одних семейных трусах и носках (он всегда так поет). Забавная песня, но все-таки мне было немного грустно. Мне всегда грустно, когда кого-нибудь сажают. Плюс я думала, что если бы я занялась акционизмом, а не прозой пару лет назад, то вполне могла бы стать какой-нибудь пятой Пусси Райот. Но нет! Я продала душу дьяволу за литературный дар и, как вы уже успели догадаться, проиграла.

Но сейчас не об этом. Все эти разбирательства, плевки и ругань в сторону не православных как будто отнесли меня на десять световых лет от православия, на противоположную сторону, к тем, кто тоже не прочь поставить церковь на место. И вот у меня даже есть шансы. Этим и займусь. Но не прямо сейчас, конечно, сейчас мне пора домой – рабочий день закончился.

В коридоре я наткнулась на двух попов. Один повыше, другой потолще, и тот, что потолще, был совсем как из детской книжки «Сказка о попе и работнике его Балде». Рыжий, в черной рясе, с массивной золотой цепью и крестом. Я сказала им «здрасте». Они не отреагировали. Никак. Просто молча посмотрели на меня. Странно. Ну ладно.

Это все, что смутило меня за первый день. Еще микроволновка с надписью, назвавшей меня сестрой. «Братья и сестры! По окончании рабочего дня, пожалуйста, отключайте печь от электросети, т. е. вынимайте вилку питающего электрошнура из розетки». Я посмотрела на это и подумала: «О’кей». Сфоткала, выключила и пошла домой.