Так в думках и в мечтаниях начался и пролетел день подпоручика Бурмина. Вечером новость – князь Григорьев отбыл в Санкт–Петербург, по хозяйственным вопросам. Но княжна изъявила желание показать конный завод сама. Она, оказывается, знаток в этой области (воспитание родителя) отменный. Всю эту информацию с гордостью и плутовской искоркой в глазах предоставил верный слуга. За что младший Бурмин отблагодарил его улыбкой и дружеским похлопыванием по плечу. И уже чуть позже стоя в дверях, Антон, наблюдая, как торопится на встречу Александр Николаевич, с иронией произнес:
– Барин, твой ужин. Крек под седлом.
– Антон, дорогой, ужинать будем завтра – я спешу.
– Александр Николаевич, так…, маменька ваша заругают…
– Всё! И подготовь на завтра, что я тебе наказал…
«О, как прекрасны эти встречи,
О, как прекрасна жизнь сама!
О, как прекрасны эти плечи! -
Я от княжны схожу с ума…», – напевал подпоручик Бурмин лихо выбегая из помещения, любезно предоставленного знатью города военным.
Имение князя.
Влюблённых выдают их глаза. Влюбленные ещё порой и не догадываются о самом тайном в мире чуде, случившемся с ними. Взаимные чувства скрыть невозможно. Милая юная княжна – само совершенство. Сколько нежности в её глазах! А молодой человек – просто само благородство. Изящные манеры, и как он старается показать, что дела конезавода ему очень интересны. А впрочем, может быть так оно и есть. Однако, просмотр завершён. Княжна предлагает совершить прогулку верхом – на деле убедиться в чистоте кровей орловских скакунов – особой гордости Григорьевых. Она уверенно отклоняет тревогу слуг о приближающейся ночи, сказав что-то на подобии – «мы не долго». Кони готовы. Молодые люди в пути. Порою, от бабушек, мы слышим о долгих ухаживаниях молодого человека, о проверке чувств любовных друг к другу, о вздохах-ахах и т.п. Но сегодня, может быть именно сегодня, своду законов, которые природа выдвигает человеку, было суждено сделать исключение…
Разгорячённые кони шли галопом, нет, слово шли в данном случае не подходит, они летели быстрее ветра. Их наездники пытались догнать время, идти вровень с ним, в бесконечность. Бурмин лишь удивлялся умению княжны держаться в седле. Но пора, уже пора было возвращаться домой. Коней повернули в обратную сторону, перевели на шаг. В сумерках, лошадь княжны вдруг споткнулась. Княжна чуть покачнулась в седле. Саша тут же (излишняя забота!) успевает поддержать её. Их взгляды встретились. И время остановилось… Эйнштейн, с его детско-научным описанием временных параметров теории относительности, даже и он не сможет дать определение этому явлению. Княжна предлагает заехать на пасеку, отведать меда: «Здесь рядом папенька держит пасеку… место восхитительное… опушка леса, густые травы, полевые цветы, рубленые улюшки, рядом родник. Хотя уже поздно, всей красоты природы не увидишь», – опустив глаза, но без тени смущения, предложила она.
…Молодые люди спешились. На пасеке – никого (то ли пасечник ушёл в деревню, то ли разгулялся по лесу дотемна). Вошли в дом. На столе мёд, соты. Настоящий пасечник щедр, он всегда оставит лакомство на столе: для друга, зашедшего не в то время, для путника. Бурмин сначала даёт попробовать мёд княжне, затем пробует сам. Вкусно! Сладость тает во рту, уста слипаются. Выходят к родничку. Княжна набирает в ладошки воду и медленно протягивает Бурмину. Александр пьёт воду, держа ладони своими руками, и, когда вода в них заканчивается, нежно целует ладошки княжны. Она прижимается к нему. Первый поцелуй, он чист и свеж как роса. Сладкий плен обстоятельств теснее сжимает круг их действий, и, словно по мановению волшебной палочки, судьба разрешает перейти все, ранее затуманенные границы; пожалуй, именно это, мы и называем подарком судьбы. Пошел летний теплый шустрый дождик. Промокшие, но счастливые молодые люди забегают в домик пасечника… Жарко горят дрова в печке. Сохнет одежда. Юная княжна в объятиях молодого человека. Александр до глубины души тронут, не известным ранее, притяжением любимого тела. Кто бы подумал, что их чувства так быстро найдут выход друг в друге. Хрупкое нежное тело Татьяны доверчиво открывалось навстречу Саше. Их мысли, их руки, их тела сплетались воедино. Их глаза светились величием страсти и восхищения. Их губы готовы были наслаждаться вечно. И в этот момент Александр знал, что он будет любить Татьяну всегда, до той самой черты, после которой власть созидания заменится властью созерцания. Первой вернулась к необходимой действительности Татьяна: Александр!.. Сашенька! Люди обыскались меня. Милый! Родной. Ты для меня самый милый, родной и любимый человек на свете! Когда я увидела тебя в первый раз – поняла – это судьба…, знала – ты… мой, я – твоя. Мы не должны мучиться в ожиданиях, томиться в длительных беседах, вести себя, скрывая чувства любви друг к другу. Мы любим, я буду любить тебя вечно, мой рыцарь. И если сегодня это не случилось, значит, ты бы никогда не доказал, что любишь меня! Александр попытался ответить, но Таня закрыла ему рот ладошкой: Молчи, Сашенька, миленький!.. Нам пора, – и, теперь уже сама, закрыла его губы поцелуем.
… Александр сначала помог Татьяне, затем сам оседлал коня. Долгие летние сумерки окончательно сгустились и звездной ночью опустились на землю, когда молодая пара вернулась в усадьбу. Спешившись возле конюшни, они еще немного постояли в тени своих лошадей, не смея сделать первое движение, головы их одинаково кружилась хмелем, который назывался испытанием новых чувств, чувства любви. Здесь их и нашли взволнованные слуги.
Отказавшись от ужина у Григорьевых, объясняя сие действие как занятость по службе, Бурмин вернулся домой. Ожидавший его Антон, встревоженным голосом сообщил: «Александр Николаевич, посыльные были-с, тревога в части». Затем, по просьбе Александра, подал ему обмундирование, снаряжение со словами: «Ваши доспехи, мин герц! Сегодня я с Вами. Возможны-с сборы. Виноват-с», – Антон всегда добавлял «с» и извинялся, когда сообщал неприятную, как ему казалось, новость.
Александр, переодеваясь, вспоминал возлюбленную, мысленно называл её имя. Когда же с одеждой было закончено – придирчиво оглядел себя в зеркале, улыбнулся, представив, как они с Татьяной будут смотреться в нарядах для венчания, и, вздохнув, произнёс: «Антон, в часть!»
В части царила атмосфера напряженности. Офицеры стояли в стороне от солдат. Подчинённые как-то особо свободно чувствовали себя в присутствии отцов-командиров. Отдав честь и кивнув друзьям, Александр Николаевич легко поднялся по ступенькам и вошёл в штаб. Докладывая начальнику штаба о своём прибытии, встретился с его взглядом. Что-то новое проявилось во внешнем облике этого человека: на благородное лицо Павла Андреевича легла печать заботы и грусти. Казалось, этот человек знает гораздо больше…
Офицерское собрание.
Полковник Орехов В. Г., волевой, требовательный командир части, доводил требования Временного правительства, политическую обстановку внутри страны. В каждом слове чувствовалась личная искренняя боль за происходящее в России. В конце доклада полковник Орехов призвал: «Господа офицеры, я попрошу, я требую ужесточить контроль над своими подразделениями. Как можно чаще присутствовать в среде починённых вам солдат. Докладывать обо всех происшествиях мне лично. Штабу взять под жесткий контроль вольнодумцев. Мы имеем отборные войска. Но нельзя допустить искажения фактов. Со следующего дня штабу отработать график, доложить новый
порядок и обязанности офицеров, назначенных для суточного пребывания в казармах. Всё! Павел Андреевич, у Вас имеется что добавить?» Помещение офицерского собрания освобождалось медленно. В тревоге за будущее страны и при этом, ясно видя военную нестабильность в ней, но, еще не чуждаясь слова «голь» ибо в русском значении не было понятия: бедный русский – кровный враг богатому (обеспеченному) русскому, офицеры расходились по квартирам. Опытные воины усматривали искус, состряпанный чуждыми и грязными руками в начинающейся вражде между расслоениями, так сказать классами, общества. Молодые офицеры при этом, как всегда, держались отдельно. Их пока волновали только собственные проблемы. Вот и сейчас к Бурмину обратился поручик Андрющенко:
