Может быть, это было чересчур сложно для Коли, а может, и нет. Может быть, в нем говорило просто эстетическое отвращение к такой странной твари, как улитка. И к тому же он помнил, кто и где выловил ее. Юстас – тот самый маленький Юстас, который явился к ним из темноты и пустоты и плел сказки о цирке и звездном свете. Юстас – неизвестно откуда, Юстас – неизвестно кто. Потом он выловил – сказал, что выловил – эту тварь в Котле. В Котле, в чью черную воду всего тря дня назад упало тяжелое Петино тело. И потом, как он мог поймать улитку? У нее даже рта нет, только этот дуратский глаз. Он просто принес ее из Котла, а сам куда-то исчез.

Юстас обнаружился за шторкой – он сидел на бортике ванной и болтал ногами в прозрачной горячей воде.

– Тебе уже нельзя мыться с девочками.

– Я и не мылся, – оскорбился Юстас, – Я только сейчас залез.

– А теперь вылезай. Моя очередь.

Юстас хмыкнул. Совсем по-взрослому хмыкнул, не как какой-нибудь семилеток.

– Не хочешь со мной мыться, Колька? – и вдруг подмигнул озорным темным глазом, – Суеверный ты все-таки человек.

Юстас легко спрыгнул с бортика, – Прощай, Коля. Живи долго, не умирай – плохо там, доложу я тебе. Может, только таким, как я…Самоубийцам. А может, и всем. Не знаю. Чем я мог – помог. Но вы дурью не майтесь, по три желания на человека. А вы уже сколько потратили?

Голос его в протяжение этой речи менялся, и сам он, подходя к Коле, как-то несоразмерно увеличивался.

И на прощанье хлопнул Колю по плечу уже Петя – такой, каким Коля его никогда не видел – с отросшими волосами, с увеличившимися будто и потемневшими глазами, с истончившимися чертами лица, выражавшими красоту и страдание.

Шелестнула шторка. Все.

Коля медленно, весь сотрясаемый быстрой дрожью, залез в горячую воду, включил напор посильнее и только тогда, в пару, рокоте и плеске, разрыдался.

Через полчаса, чистый, серьезный, с топорщившимся мокрым ежиком, он вылез из ванны.

Аня сидела тихая, опустив глаза. В руках у нее были какие-то разноцветные тряпки, вокруг валялись пакеты.

Коля опустился рядом с ней.

– Ты видела, да?

– Да. Он попрощался со мной.

– Со мной тоже.

Он помолчал немного и неуверенно добавил, – Значит, все хорошо.

Аня подняла глаза, улыбнулась, вытирая слезы, – Да, конечно. Я, кстати, еще одно желание проебала. Успела, дура, шмоток попросить.

– Не парься, – сказал Коля, – Это все мелочи. Выпьем?

Они выпили по бокалу вина, вяло поковыряли салат.

– Пойдем наверх. Переоденемся и проведаем твой Мерседес.

– Пошли.

Зеркала у них не было и только взаимные комплименты – большей частью иронического характера – помогали оценить обнову.

– Красавец, чо. Герой-кавалерист.

Коля надел модные в те годы галифе, серую олимпийку и легкую кожанку. Сам он прежде нещадно издевался над любителями подобного стиля.

– Ничего ты в мужской красоте не понимаешь. Вырасти сначала, а потом комментируй, – чуть смущенно ответил он.

Аня выразительно хмыкнула и Коля стремительно покраснел.

– Ну, пошли искать нашу тачку?

– Давай только накинем плащи, – сказала практичная Аня, – А то изгваздаемся, пока вылезем.

Коля с сожалением натянул поверх своего ультрамодного наряда полиэтиленовый плащ, пестрящий названиями магазинов, в которых он никогда не был.

Искать машину не пришлось – новенький серебристый седан стоял прямо у люка в тихом дворе старого брошенного дома, где они обычно выбирались на поверхность.

– Ого, – сказал Коля. Все-таки ужин, шмотки, ванна там – это одно, а машина – совсем другое.

Он подошел к автомобилю и попытался открыть двери, но не нашел даже замочной скважины.

– Блин. Ключ – вот он. А замка нет.

– Может, не та машина? – спросила Аня.

– Та. Других нету.

– В крайнем случае, разобьем стекло, – легкомысленно предложила девочка.

– Здесь одно стекло стоит больше, чем все наши органы, вместе взятые.

– Ну тогда забей, – раздраженно ответила Аня. Она зябко обхватила себя за плечи и тревожно огляделась по сторонам, – Все равно прав нет.

– Ничего себе – забить, – возмутился Коля. И тут машина приветливо пикнула, фары дружески подмигнули и отчетливо щелкнули открывающиеся замки.

– Подумаешь, прав нет, – продолжал он, уже забираясь в роскошное нутро, – Тут сплошная автоматика, он сам нас повезет.

– Как же, – залезла следом Аня, но Коля предпочел ее не услышать.

– Так…Это, видать, ключи зажигания…Это газ…Нет, тогда…Поехали! – завопил он, с веселым ужасом глядя вперед.

Руль Коля так и не разблокировал, но, по счастью, стоял Мерседес прямо перед выходящей на набережную Обводного канала аркой.

– Стоп! – завопила Аня, когда они плавно – но довольно быстро – выкатили из арки прямо навстречу свистящему потоку машин.

Коля изо всех сил застучал по панели, стараясь в предельно короткое время нажать все кнопки и сдвинуть все рычажки.

Мерседес удвоил скорость, вырвался поперек трассы, только чудом не успев под колеса тяжелой фуры, и тут же, подбитый пассажирским автобусом, завертелся на месте и, выкатив на тротуар, пробил чугунную решетку и застрял в проеме, сердито фырча колесами над неподвижной водой.

– О-па, – ошеломленно выдохнул Коля.

– Минус Мерседес, – прокомментировала Аня.

Но это было еще не все. Пока дети потихоньку – осторожно! – вылезали из машины, к Мерседесу уже спешили румяные гибддшники, не в силах скрыть напускной суровостью счастливых улыбок. Такая авария – и с такой машиной! – сулила немалый куш.

– Ага! – сказал гибддшник№1. Против воли лицо его расплывалось в улыбке.

– Про права я даже не спрашиваю, – счастливым голосом сказал гибддшник№2, – Будем родителям звонить.

– Я детдомовский, – привычно буркнул Коля и оба полицейских оглушительно расхохотались.

– Ко-ко – ой, не могу, – конечно, детдомовский, – утирал слезы первый.

– А говорят, на детские дома денег не выделяют, – хмыкнул сохранивший спокойствие второй, – Короче…

Но закончить он не смог, потому что в этот самый миг дети исчезли – это в голове у Коли мелькнула перепуганная мысль: «Хочу, чтобы мы сейчас же оказались дома».

Третье желание было потрачено. Дети сидели за успевшим остыть столом и курили.

– Охренеть, – сказал Коля, – Это, считай, минус два желания. Мерседес-то тоже – фью!

– Какие-то мы идиоты, – согласилась Аня.

– Одно все-таки осталось. Что загадаешь?

– Нужно подумать, – Аня сосредоточенно почесала кончик носа, – Уже налажали, хватит.

– Акции Газпрома? Или нет, просто собственное королевство?

– Родителей-королей, – с сомнением продолжила Аня.

– Ну!

– Нет, это все хрень какая-то.

– Тогда…

– Вот что, – перебила его Аня, глядя прямо в уже чуть потускневший голубой глаз, и быстро (чтобы не передумать) сказала, – Хочу, чтобы в мире стало хоть чуточку лучше.

«Дура!» – подумал Коля, а потом сказал вслух, – Вот ты дура, Анька.

Аня независимо (и чуть смущенно) фыркнула. А в мире стало чуточку лучше.

***

Цепочка следов, глубоко утопавших в снегу, вилась меж черных стволов в глубину сада. Маршрут Вова уже знал – к полуразрушенной беседке, там непонятное топтание, а оттуда – к заледенелой реке. Вчера он видел, как из проруби достали мертвую женщину. Подошел было – там целая толпа собралась – но вдруг испугался и, не оборачиваясь, быстро пошел прочь. Ему вдруг подумалось, что в убийстве тут же обвинят его и набросятся, раздерут в клочья или там же утопят. Мужиков он боялся. Они походили на каких-то подземных гномов или даже Уэллсовских морлоков. Невысокие, но ужасно широкоплечие, все заросшие нечесаными бородами, с глазами пустыми и тяжелыми, а иногда – веселыми, злыми, как у охотящегося зверя. Он уже знал, что это – не обычные русские мужики. «Сибирь» – как вчера сказал Нечаев. Да, Сибирь.