Потом молдан отдыхал. Скала протестующе скрипела, древняя пыль просачивалась сквозь новые трещинки, разбежавшиеся от первоначальной. Восстановив силы, Габал снова налег на щель, стремясь сделать ее еще больше. Затем он опять остановился передохнуть. Долгожданная свобода была настолько близка, что не спешить было очень трудно, но молдан знал, что если он сейчас надорвется, то останется здесь навсегда.

Усилие — отдых, усилие — отдых. Мысли молдана потонули в дремотном однообразии; он заставил себя забыть даже о надежде — она лишь отвлекала его от основной задачи. Главное — освободиться, а тогда уж придет черед строить планы. Тогда он найдет какую-нибудь пешку, какого-нибудь мозгляка, который переправит его дух через море домой, к любимой горе, где он снова сможет стать прежним и обрести былое могущество.

Габал был готов трудиться до бесконечности — и потому испытал потрясение, внезапно наткнувшись на пустоту. Свободен! Он наконец свободен! Эта мысль пронзила Габала подобно ослепительному лучу, и его сознание вновь обрело четкость. Молдан осмотрелся.

Ничего себе! Пока он сидел взаперти, здесь многое переменилось. Габал осторожно заглянул в хитросплетение тоннелей, коридоров и закоулков, пронизывающих землю под обиталищем магов. Невероятно! Чародеи, должно быть, трудились немало столетий, чтобы создать эту махину. Молдан наткнулся на место, где подземные коридоры пересекались с канализационной системой Нексиса, и злорадно захихикал: стоит только обрушить парочку тоннелей, проходящих под городом…

Но, увы, он уже не тот, что прежде. Чародеи лишили его былой мощи, и пройдет много времени, пока силы самой земли не излечат и не обновят его. Обрушив город сейчас, он лишится остатков энергии, так что лучше повременить. Все равно чародеев уже не осталось, и то, что ему удалось освободиться, — лучшее тому подтверждение. Но что, однако, с ними случилось? Габал всей душой надеялся, что угасание Волшебного Народа сопровождалось величайшими мучениями и страданиями.

Снедаемый любопытством, молдан заглянул в катакомбы, что находились непосредственно под Академией, но, к своему разочарованию, не обнаружил там зашифрованных в камне посланий — молдан пользовались именно такой письменностью, — а необъятное собрание свитков и фолиантов было для него всего лишь кучками высохших растений и кожи животных. Габал терялся в догадках, зачем чародеям понадобилось хранить этот хлам.

Потом мысль его дотянулась до комнаты с Нихилим — и в ужасе бежала оттуда, втянувшись в ядро сознания молдана подобно щупальцу морского животного. Заклинание времени было ему слишком хорошо знакомо, ибо именно с его помощью чародеи тысячелетия назад поработили Габала. О Призраках Смерти он не имел ни малейшего понятия, но от них за версту несло ужасной магией, и молдан подумал, что если чародеи осмелились забраться в такие жуткие дебри, то нет ничего удивительного в том, что они вымерли.

Немного передохнув, он снова начал осторожно ощупывать пространство, готовый к очередным неприятным открытиям. Новые и новые комнаты, новые и новые горы мусора. Внезапно Габал почуял знакомый металлический холодок заклинания времени — и остановился как вкопанный. Здесь был чародей! Один из тех, кого молдан ненавидел больше всего на свете. Будь у Габала голос, он бы взвыл от ярости — и город содрогнулся бы от этого крика.

Потом Габал успокоился. Стало быть, один из этого нечистого племени выжил, хотя бы одному не удастся избежать мести. Молдан с опаской подобрался к заклинанию и принялся искать способ обратить его во что-нибудь более ужасное. Он был предельно внимателен: при попытке изменить магическое поле, созданное не тобой, жертва может случайно освободиться и…

Поздно! Магический засов раскалился и начал прожигать дорожку по мысленной ниточке, выпущенной Габалом.

Внезапно молдан оказался полностью парализован и перестал воспринимать внешний мир.

— Попался! — проскрипел старческий голос, грозно вклинившийся в темное, изолированное ядро сознания Габала.

— У тебя ничего нет, чародей! — выпалил молдан, сам понимая, что эти слова не более чем блеф. Произнося их, он сделал попытку освободиться из тисков чужой воли, но неприятель только усилил хватку, не давая ему уйти, и начал кромсать его разум стальными когтями, обнажая самые сокровенные мысли Габала. Молдан забился в агонии и беззвучно закричал, когда все его существо, все его тайные надежды и страхи открылись обжигающему взору ужасного чародея.

Казалось, эти мучения длятся вечно. Но наконец истерзанный молдан, всхлипывая, скорчился перед своим мучителем, пытаясь собрать жалкие остатки мыслей, словно лохмотья изорванного одеяния.

— Прекрасно, — мрачно проскрипел голос. — Просто прекрасно. Да это, никак, молдан — один из древних стихийных духов земли, прибывший к нам из-за океана? — Голос вдруг стал мягким и вкрадчивым. — Ну что ж, молдан, я уверен, что мы с тобой можем достичь взаимопонимания.

Миафан самодовольно улыбнулся, туже затягивая петлю своей воли на сознании молдана. Ему повезло: он захватил духа врасплох, и теперь его жизнь зависит от того, сумеет ли он и дальше держать Габала в повиновении, так как, похоже, ему суждено стать основным орудием мага. Теперь Миафан знал, чего молдан желает больше всего: найти того, кто доставит его домой. И по закону своего племени он окажется в неоплатном долгу перед тем, кто сделает это.

Значит, Элизеф осмелилась его предать? Ну что ж, судя по мыслям молдана, боги заставили ее поплатиться за это жизнью. Ветхость заклинаний, которые сковывали и Габала, и Миафана, свидетельствовала о том, что в Нексисе не осталось волшебников, кроме него самого. Но несмотря на то что Миафан мог с легкостью вернуться в Академию и взять бразды правления в свои руки, осторожность подсказывала, что не стоит спешить подбирать город на том месте, где его бросили. Элизеф могла погибнуть только в единоборстве с Ориэллой — и кто знает, сколько Талисманов сейчас в руках у победительницы?

И даже если Ориэлла проиграла, это ничего не меняет. Оставаясь в Нексисе, он будет представлять собой слишком удобную мишень. Надо скрыться где-нибудь в совершенно неожиданном месте, где его никто не будет искать, как следует осмотреться и только потом принимать решение. Нелишне также заиметь могущественного союзника. Миафану пришло в голову, что, заручившись поддержкой молдана и проявив изобретательность, он сможет подстроить смертельную ловушку тому, кто сейчас владеет Талисманами Власти, — буде таковой посмеет вернуться в Нексис.

Разрушительные способности народа молдан давно вошли в легенду — а главное, чтобы ими воспользоваться, присутствие Габала вовсе не обязательно. Достаточно уговорить его заключить свою волю в камень в виде заклинания, которое сработает в определенных условиях — когда в Нексисе появятся Талисманы.

Верховный Маг перестал хмурить брови и улыбнулся холодной, расчетливой улыбкой.

— Ну, молдан, — спросил он с фальшивым участием, — как именно ты хотел бы вернуться домой?

Пламенеющий Меч развернулся, царапнув по белому камню. Почерневший кубок, чей облик приняла Чаша Жизни, со звоном покатился по полу и, описав дугу, остановился. Элизеф упала на колени, потеряв равновесие, коснулась руками поверхности камня — и вскрикнула от боли в обожженных Мечом ладонях. Волшебница Погоды инстинктивно блокировала боль, но дальнейшее лечение проводить не стала: сейчас это был предел ее возможностей.

Когда успела наступить ночь? Головокружение постепенно прошло, и Элизеф начала осматриваться, ожидая различить в темноте очертания Долины, которую она покинула, казалось, минуту назад. Но вместо этого ее взгляд наткнулся на низкую белую стену из перламутрового мрамора, еще хранящего собственное слабое сияние. Пораженная, Элизеф неуверенно поднялась на ноги и выглянула за парапет. Ее взору предстал Нексис — она различила даже силуэты холмов на фоне черного неба, но сам город, очертания его зданий и улиц казались иными, не такими, какими она их помнила. Впрочем, радуясь тому, что увидела, Элизеф не придала этому значения. Тихий крик торжества вырвался у нее из груди: каким-то чудом кубок перенес ее в Академию, прямо на площадку, венчающую Башню Магов. Она не обращалась к богам, но, похоже, ее невысказанные молитвы были ими услышаны. Она не просто осталась жива, проскользнув сквозь дыру в реальности, — она оказалась дома и в безопасности.