ГА РФ. Ф.1741 Оп.1 Д.913

Правительство в известной зубатовской политике пыталось повернуть рабочее движение на ложный путь и этим обезвредить его для себя; правительству казалось, что ничего нет легче как дурачить стотысячные массы русского пролетариата, что достаточно показать этому пролетариату какую-то грошовую приманку и он сейчас же расстанется со всеми своими стремлениями и превратится в стадо покорных овечек, смиренно преклоняющихся пред своим ярым врагом. Но ему пришлось убедиться в бесплодности своих надежд, так как рабочие показали, что они не так глупы, как думал о них Зубатов; они сразу оценили стоимость его приманок, поэтому в настоящее время мы видим полное крушение зубатовской политики. Подобный конец можно было предвидеть заранее, потому что самодержавному правительству, как клике эксплуататоров и хищников, взявшей на себя опеку над всем населением враждебны всякие самостоятельные действия со стороны кого бы то ни было из своих «верноподданных»; оно так сжилось с мыслью всюду соваться и вмешиваться во все стороны жизни, что малейший шаг, совершаемый кем-либо помимо правительственного предначертания, признается ими чуть ли не бунтом. Поэтому, вполне понятно, что представление рабочим некоторой самостоятельности в своих экономических делах есть со стороны правительства только наглый обман, на который оно решилось под влиянием страха пред растущим движением. Крушению этого зубатовского заигрывания содействовало еще то обстоятельство, что фабриканты подняли гвалт о том, что полицейское вмешательство грозит им разорением. Эти толстосумы начали испытывать некоторые неудобства от излишнего внимания к ним правительства, выражавшегося главным образом вмешательством в их отношениях к рабочим. Бывший министр финансов Витте написал даже целую докладную записку о том, что следовало бы предоставить некоторую свободу рабочим в их борьбе с капиталистами (отменить наказания за стачки и т. п.), – словом, даже капиталисты, эти любимцы царя начинают проникаться недовольством существующим правительством. Но самодержавие боится такой хотя бы урезанной свободы. Министр внутренних дел Плеве, который теперь является фактическим самодержцем, решил, не вступая с рабочими ни в какие соглашения, силою кулака задавить всякое враждебное правительству движение среди них, и в действиях своих решил не останавливаться ни пред какими жестокостями, но как показывают факты, даже такие меры, как массовые расстреливания, дальше чего уже идти нельзя, не только не остановили грозную силу пролетариата, но наоборот, еще больше разожгли ту ненасытную жажду борьбы, которою охвачен рабочий класс.

Нечего и говорить, что не вмешиваться во взаимные отношения капиталистов и рабочих правительство не может, но одними пулями рабочих тоже не удовлетворишь, поэтому правительство издало некоторые законы, чтобы показать, что оно будто бы заботится об улучшении их жизни. Законы эти таковы, что с первого взгляда кажется, что они в самом деле направлены в интересах рабочих, но если внимательно присмотреться, то окажется, что они изданы с целью еще больше окружить рабочих полицейской опекой. Возьмем, например, новый закон о фабричных старостах. Такие старосты, выбираемые самими рабочими, казалось бы, весьма полезны для защиты интересов и улаживания недоразумений между рабочими и хозяевами, но в законе этот выбор обставлен такими стеснениями, что староста, в сущности, обращается в орудие полицейских интересов, а не рабочих. Во-первых, выбранный староста должен быть утвержден губернатором; во-вторых, назначение старост зависит от желания фабричной инспекции, а не рабочих; затем старостам вменяется в обязанность следить за настроением рабочих, указывая начальству на «неблагонадежных». Понятно, что хороший рабочий, искренно желающий принести пользу своим товарищам, не будет утвержден начальством, да он и не возьмется за такую гнусную роль, так что, как видите, этот закон насаждает только нечто вроде «выборных» полицейских, но самим рабочим он не принесет пользы ни на грош. Или возьмем указ о переводе фабричной инспекции из министерства финансов в министерство внутренних дел, т. е. о подчинении их губернаторам. Если фабричная инспекция раньше еще стремилась, хотя не очень усердно, показать себя в роли защитницы рабочих от прижимки хозяев, если среди нее изредка находились лица честные и стоявшие за рабочих, то теперь, когда ее подчинили губернаторам, она окончательно превратилась в фабричную полицию, которая не о защите рабочих должна помышлять, а о наблюдении за ними, как бы «бунта» не было. Следовательно, по своей старой привычке правительство облекаясь в маску мнимой заботливости о народе, в сущности, преследует свои полицейские цели, которыми оно надеется сохранить свое расшатанное существование.

Товарищи! Вы видите, как правительство нагло обманывает вас, лживыми законами еще больше стягивая цепи, в которых вы закованы; вы видите, какими неслыханными жестокостями оно отвечает вам за малейший протест, за малейшее требование лучшей доли; знайте, товарищи, что это зверское самодержавие не в состоянии вам ничего дать, кроме розог, цепей и всякого страдания, что только смелой, мужественной борьбой с этим жестоким порядком вы достигните более лучшей жизни. Подражайте своим заграничным товарищам, которые уже давно избавились от самодержавного гнета и с заслуженным недоверием отвергайте всякие жалкие погремушки, которыми вздумают вас убаюкать разные не по разуму усердные приспешники самодержавия.

Долой Самодержавие! Да здравствует Социализм!!!

Слыхали ли вы, крестьяне, что в Питере творится. Рабочий народ там поднялся с оружием в руках против царя и чиновников. Невмоготу стало терпеть рабочему народу: десять тысяч дорогих его детей перебиты на проклятой войне, в далекой Маньчжурии, сотни тысяч теперь там мучаются в холоде и голоде; а живущим здесь нет работы: пухнут с голода во многих местах крестьяне и рабочие.

Листовка БУНД «К крестьянам», ГА РФ Ф.1741 Оп.1 Д.4432

Побросали в Питере рабочие фабрики и заводы, и все толпой к царю пошли просить его остановить кровопролитную войну, облегчить тяжелую жизнь рабочего русского народа. Не показался даже царь рабочим и вместо ответа, приказал стрелять по ним. Несколько сот рабочих пали, обливаясь кровью, от пуль царевых солдат. Убедился весь рабочий народ, что нечего ему ждать от доброй воли царской, поняли все, что царь и чиновники – враги народные. И не милости просить у царя решили рабочие, а воевать с царем и чиновниками, с лютыми врагами народными. Завязался сильный бой! Всюду храбро дерутся рабочие с солдатами царевыми и полицией! Кровью своею порешили рабочие добыть свободу всему народу и прекратить проклятую войну.

За Петербургом поднялись и другие города: в Москве, Риге, Варшаве, Вильно, везде поднялся городской рабочий против царя и его своры, везде он требует нового государственного порядка: чтобы народ управлялся не царем и чиновниками, а своими выборными – по чести – совести.

Братья крестьяне! Теперь очередь за вами! Довольно ждать, крестьяне! Ведь царь и чиновники окончательно разорили вас; отняли у вас дорогих сыновей, перебьют их там далеко от вас на проклятой войне. Разве не слышите, крестьяне: плачет весь народ русский, плачут маленькие сироты, плачут овдовевшие жены! А царь с вас за это возьмет новые налоги, увеличенные подати, объявит новые мобилизации! Не народу нужна война с Японией, а царю. Нужны царю новые земли; мало загреб он себе лучшей земли, мало раздал хорошей земли всем дворянам да чиновникам. Глух царь к рыданиям народным; вот год уже ваши братья, ваши дети, все дорогие вам гибнут тысячами на Дальнем Востоке, а царь и не подумает.