– Но не советую сливать подобную конструкцию в окна ради развлечений.

Услышав его слова, Амелия улыбнулась. У неё не было зависимости, да и половины ей хватило, напиться она успеет потом, когда никого рядом не будет. Сейчас же она не была пьяной, скорее, наоборот, она была достаточно трезвой для того, чтобы хорошо жить, но успела изрядно выпить, чтобы поддерживать тонус и настроение на высшей шкале, это была золотая середина, ведь даже голоса в голове не были громкими, они говорили, но не перебивали голос Амелии: «Тогда подожди пару минут, я скоро, честно».

Та встала и отряхнулась, подправляя платье и волосы, затем вприпрыжку выбежала из комнаты и пошла сперва в туалетную комнату, где вылила содержимое одной бутылки. Ей не было жалко, это происходило спокойно, хотя раньше она бы закусилась с парнем из-за такого. Вылив и смыв вино, она вышла и направилась к себе, чтобы снова спрятать бутылку, возможно, ей нужно было больше людей в окружении без вредных привычек, а если этот парень ещё и не курит, то это волшебно, только… Не бывает идеальных людей, так что и у него есть скелеты в шкафу. Спрятав закрытую бутылку этого пойла, она вернулась к парню, который послушно её ждал, и села рядом, смотря чисто в глаза.

Проводив взглядом убегающую особу, Эвальд молча продолжал сидеть на полу, но сразу, через мгновение заговорив, как только та удалилась от двери.

– Я же тебе говорил, что она вполне нормальная, а ты мне про окно твердишь. Самое ненормальное существо здесь – лишь ты, – это последнее, что выругал из себя Эвальд, состроив обиженку и замолкнув. Теперь он снова замолчал. Тишина никогда не напрягала его, если он был чем-то занят, но просто сидеть, как бревно, было довольно-таки скучно. Взглядом парень покосился всё на то же оригами, часть которого находилась на полу, а другая часть – на столе. Новая знакомая ворвалась тогда слишком резко, отчего руки самовольно отшвырнули бумагу.

И вот снова Амелия залетает в комнату, но Эвальд, скорее, даже рад этому, чем сидеть в скуке.

– Ха-ха-ха, скучал?

– Естественно, скучал, – с малым сарказмом в ответ улыбнулся парень.

Бутылок в руках особы не находилось, да и не было похоже, что та снова куда-то решила её спрятать. – Видимо, ты действительно избавилась от этого? Что ж, неплохо. И как оно?

– Я не зависима, не бойся. Всё хорошо.

Амелия смотрела в его глаза и после отвела взгляд, потянувшись к бумаге, что он откинул.

– Оригами? Оно вроде не закончено, что это?

Она вертела в руках заинтересовавшую её вещь, было забавно наблюдать в этот момент реакцию парня. Сейчас голоса в голове задавали разные вопросы по типу: «Так как его зовут? У него развита моторика? Он тоже странный, ты чуешь? А у него много друзей? Почему его редко видно на уроках?». Но ответа не было…

Насчёт независимости Эвальду плохо верилось, хоть недавно девушка и избавилась от алкоголя. Как только та взяла в руки бумагу, парень слегка усмехнулся, придвинув к себе и посмотрев на листы.

– Да, оригами, – сразу ответил он. – Когда вовсе нечего делать и обычные занятия уже надоедают, я занимаюсь подобным. Бывает, это вовсе отвлекает от мира сего, а иногда и успокаивает, – рыжеволосый снова посмотрел на собеседницу с легкой улыбкой. – Только не говори мне, что тебя это чем-то заинтересовало. Это ведь обычные свернутые листочки.

– А если заинтересовало?

Амелия ответила язвительно, но по-доброму. Ей правда всегда было интересно такое искусство, но сама она не делала это, увы, руки не из того места растут.

Посмотрев на сидящую рядом собеседницу еще некоторое время, рыжий отвел взгляд снова к листам. Подобное занятие для него изначально казалось скучнее всего возможного хобби, но вскоре он стал маяться этим чаще.

– А чем ты, кроме поглощения алкоголя и подобного, занимаешься, когда вовсе нечем заняться?

– Я пью редко, если что. Не надо мне тут. – Она сделала недовольный вид и ненадолго обиделась, а после обиженно, но заговорила вновь. – Я люблю рисовать, также занималась спортом раньше, боксом, танцами и ставила себе голос… О, ещё меня в прошлых интернатах ребята учили играть на инструментах. – Она перечисляла это, витая в воздухе, вырисовывая что-то пальцами и составляя схемы в своём сознании, погружаясь в воспоминания, где она занималась всем этим.

Эвальд все же считал свое занятие скучным, знал, что есть много других увлечений интереснее, поэтому решил не докучать этим делом. Все же верилось ему с каждым мгновением все больше, хоть эта особа и была настоящей бунтаркой. Обиженная манера речи заставила слегка улыбнуться Эвальда, одновременно следя за жестикуляциями рук Амелии.

– Так много… Видимо, в тебе слишком много энергии, – парень издал тихий смешок, после чего снова продолжил. – Рисовать я тоже пытался, но получается у меня не очень-то хорошо, поэтому следом я занялся оригами. Кроме этого, я, в частности, читаю, изредка пишу что-нибудь, как наплывает. Подвижные занятия меня не то чтобы не интересуют, скорее сразу утомляют.

Амелия посмотрела на своего собеседника, имени которого она так и не узнала. – Я могла бы увидеть твои работы? Я бы очень хотела. А ещё я могу помочь с рисованием, у меня много работ, могу тебе что-то нарисовать…

Ами улыбнулась и положила оригами на стол, для этого ей пришлось потянуться, ведь вставать было лень. И, конечно же, поцеловала лбом пол, хоть и не сильно. Она с нетерпением хотела лицезреть чужие работы, это дарило ей вдохновение, так что в голове Отбитая уже начала делать штрихи и зарисовывать нового друга, у которого, к слову, была довольно красивая внешность.

Эвальд то ли выпал из реальности, то ли просто задумался, глядя в пол.

– Мои работы? Не думаю, что это хорошая идея…

Хоть ему и вовсе не хотелось показывать свои каракули, но отказывать не было бы явлением приличия, поэтому он, поднявшись на ноги, дошел до шкафа, открыл его и достал некое количество бумаги. Прежде чем вверить это в руки новой знакомой, Эвальд пересмотрел пару рисунков, не получив от них какого-либо воодушевления. Снова вернувшись к Амелии, он вручил ей листки, а сам уставился в пол.

В особенности на бумаге был изображен какой-либо натюрморт или пейзаж, между этим мелькали листы с непонятными изображениями, похожими на черную рыбу в фиолетовом озере под красным палящим солнцем, которую ловили обкуренные всадники.

– Я редко рисую людей, – наконец заговорил парень, – плохо выходит.

Амелия, получив рисунки в руки, начала подушечками пальцев их гладить, щупать и рассматривать под разными углами. Она не смотрела на сам рисунок, она изучала его составляющую. Такая процедура прошла с каждым из рисунков. Затем она разложила их по цветовой гамме на полу и начала монолог.

– В общем, талант у тебя есть, а раз есть, то уже пора его раскрыть. – Она указала на пару рисунков: – У тебя хорошо получается эта цветовая гамма. – Затем указала на пару других: – А эту лучше тебе не трогать вообще. – Такие действия были несколько раз.

Эвальд ненадолго задумался, пока та рассматривала его рисунки. Как только она начала болтать без остановки, он смотрел на нее, вроде слушая и иногда кивая головой. Он вполне понимал, о чем она толкует, но откладывалось в его голове не всё четко. Весь этот обряд над его рисунками длился долго, но слушал парень с интересом, меча взгляд то на листы, то на собеседницу. Уильямс посоветовала парню, какие краски лучше и какие кисти, какую бумагу и что да как проще рисовать. Её монолог длился долго, настолько, что уже и язык заболел, а закончив, она рухнула на пол и раскинула руки…

– Надеюсь, я объяснила понятно…

– Что ж… – заговорил Эвальд, как только та закончила свою речь, – всё вполне понятно. Выглядишь ты как поехавший художник на искусстве, – сказал он это с малозаметным сарказмом.