Необходимо отметить несколько важных деталей, отличающих оперативный осмотр от обыска. Во-первых, факт его проведения не отражается в следственных документах, а потому на него нельзя ссылаться в суде и вообще признавать саму возможность подобных действий правоохранительных органов. Во-вторых, документы, следы и предметы, обнаруженные в ходе оперативного осмотра не могут быть признаны уликами и являются для суда ничтожными [поскольку получены без соответствующего ордера]. Их можно осматривать и копировать, но уносить с собою бессмысленно, ибо с юридической точки зрения их происхождение незаконно и потому ничего не доказывает. и никого ни в чём не уличает Ещё раз подчеркнём, данное действие преследует единственную цель – осмотр с целью получения ориентирующей информации. И это всё! Точка!

Весьма убогое помещение флигеля никак не отвечало представлениям о том, каким должно быть подобное место.

Флигель, арендованный Джоном Хейгом во дворе компании «Хартсли продактс лимитед», представлял собой убогое 2-этажное строение с общей площадью помещений менее 40 кв. метров. Глядя со стороны, было сложно понять, какое такое инновационное производство можно разместить в подобной весьма непрезентабельной постройке.

В самом просторном помещении первого этажа была обнаружена 205-литровая бочка, на стенках и дне которой сохранились следы какого-то вещества, похожего на парафин. Тут же располагались металлические лотки со следами коррозии, мотки проволоки, лист красной промасленной бумаги, фрагменты хлопчатобумажной ткани и ватина [утеплитель одежды на основе ваты]. Рядом со столом находились три 10-галлонные (~37 литров) бутылки в соломенной упаковке. Такие ёмкости обычно использовались для транспортировки едких химических веществ. Две бутыли были полностью пусты, третья – наполовину заполнена прозрачной бесцветной жидкостью. Лабораторный анализ показал, что это – концентрированная серная кислота. На гвозде висел резиновый передник, а на столе лежали резиновые перчатки со следами химикатов. В солдатском вещмешке полицейские нашли противогаз.

Любопытные находки этим не исчерпывались. На столе лежали части разобранного ручного насоса, явно повреждённого кислотой, которая разъела уплотнительные кольца на поршне и подводящий шланг. Было видно, что владелец пытался отремонтировать насос, но, разобрав его, предпочёл далее не возиться и оставил своё намерение.

Особое внимание полицейских привлекли личные вещи: ручная мужская сумка и атташе-кейс. Первая имела табличку с гравировкой инициалов хозяина – JGH – и принадлежала, очевидно, Джону Джорджу Хейгу. Внутри этой сумочки лежали различные документы, которые никак не могли принадлежать Хейгу. Удостоверения личности, шофёрские права, метрики и свидетельства о заключении брака были оформлены на фамилии Мак-Свон и Хендерсон. Вклеенные в документах фотографии, ничуть не напоминали Джона Хейга. Тут же, в сумочке, лежал револьвер «Энфилд» 38-го калибра и 8 патронов к нему. По следам нагара и запаху пороха нетрудно было определить, что из пистолета не так давно стреляли, после чего оружие спрятали, не почистив.

В пустом атташе-кейсе была обнаружена квитанция на чистку пальто из барашка, выписанная неделей ранее – в субботу, 19 февраля – химчисткой в г. Рейгейте.

Сержант Хеслин, разумеется, не мог должным образом оценить ценность для следствия найденных вещей, а потому доложил обо всём увиденном своему начальнику – старшему инспектору Шелли Сименсу. Последний распорядился выставить охрану возле флигеля, изъять для микроскопического анализа пригодные для этого личные вещи и позвонил в Лондон сержанту Ламбоурн.

Но и сержант Ламбоурн, и инспектор Сименс знали, что обязательно следует поинтересоваться вещью, сданной в чистку в Рейгейте.

На следующий день барашковое пальто было получено по квитанции Хейга полицейским в штатском. В заявлении на розыск исчезнувшей Оливии Дюран-Декон было указано, что в последний день женщина вышла из гостиницы в пальто, отороченном мехом барашка.

На этой фотографии Дюран-Декон можно видеть каракулевый воротник того самого пальто, в котором пропавшую женщину видели в последний раз.

Потому в то же самое воскресенье его предъявили для опознания обслуживающему персоналу «Онслоу карт хоутел». Пальто было опознано. С этого момента Ламбоурн более не сомневалась: Джон Хейг причастен к исчезновению Дюран-Декон. Вопрос сводился к тому, как юридически корректно доказать это. Ибо осмотр флигеля в Кроли, напомним, проводился без ордера и легендировался как часть пожарной инспекции.

Последовало обращение к прокурору [в те годы в Великобритании работников этого ведомства именовали «адвокатами Короны»] за санкцией на обыск номера Дюран-Декон, личных вещей пропавшей женщины, а также флигеля, арендованного Джоном Холмсом в Кроли. Прокурор в свою очередь обратился в суд, представив соответствующую мотивировочную часть. Ордер был получен вечером в воскресенье 27 февраля 1949 г., и обыски как в гостинице, так и в Кроли было решено провести на следующий день, т.е. в понедельник.

Кроме того, сержант Ламбоурн сделала в воскресенье ещё одно очень важное дело: она официально передала в прессу информацию об исчезновении Оливии Дюран-Декон. Вечерние воскресные газеты сообщили лондонцам обстоятельства расследования в самых общих чертах. Во всяком случае в этих первых репортажах ничего не говорилось ни о двухэтажном флигеле в г. Крэвли, ни о находке барашкового пальто… Зато, выполняя пожелание сержанта, газеты поместили фотографии Джона Хейга и Констанс Лейн, заявивших полиции о пропаже соседки по пансиону. Хейга никто ни в чём не обвинял, напротив – репортёры отмечали проявленные им бдительность и высокую гражданскую ответственность.

Разумеется, вся эта комедия была затеяна сержантом Ламбоурн с единственной целью: растиражировать фотографии Хейга в надежде, что найдутся люди, способные внести ясность в проделки этого джентльмена, с каждым часом вызывавшего всё большие подозрения сыщиков.

Расчёт на опознание оправдался даже быстрее, чем рассчитывали полицейские.

Ещё до полудня понедельника в полицейское управление района Челси поступило сообщение о том, что некий ювелир опознал на газетных фотографиях Джона Хейга и готов сделать некое важное заявление, касающееся проводимых полицией розысков. Поскольку сержанта Ламбоурн на месте не оказалось – она занималась обыском номера Дюран-Декон в гостинице – ювелиром занялся инспектор Саймс.

Заявитель – лицензированный ювелир и оценщик по фамилии Булл, владелец ломбарда – рассказал следующую историю: в субботу 19 февраля 1949 г. мужчина, назвавшийся Джоном Хейгом, принёс ему на оценку некоторые женские ювелирные изделия. Булл сделал оценку возможному закладу, которая, видимо, клиента не устроила. Но уже 22 февраля тот же мужчина опять явился к нему и предложил в заклад те же самые вещи, правда, уже без дамских часиков, которые были у него на руках за три дня перед тем. Ювелир сделал вид, что не узнал визитёра, и тот при оформлении закладных документов назвал себя иначе, нежели в первый раз. Теперь он именовал себя не Хейгом, а Маклином. Едва клиент удалился, оставив вещи в залог и получив на руки 131 фунт стерлингов, как Булл бросился проверять указанный Хейгом-Маклином адрес и телефон. Как нетрудно догадаться, и номер телефона, и адрес проживания, и фамилия клиента оказались вымышлены! Поэтому, когда ювелир увидел знакомое лицо в репортажах криминальной хроники, он почёл своей прямой обязанностью информировать полицию о том, что заявитель в деле об исчезновении женщины сдал в ломбард после её исчезновения женские украшения.

Инспектор Саймс заявил Буллу, что в интересах дела драгоценности требуется конфисковать, и для этого проехал в ломбард ювелира, где и оформил должным образом изъятие.