Стремительно уплыли и креветки…

Долопихтис остался один. Около него покачивалось лёгкое облако огненной жидкости, выпущенной креветками. Облако пламени, ещё секунду назад казавшееся зловещим и воинственным, теперь выглядело спокойным и величавым. Этот светящийся шар гипнотизировал удильщика, и он не в силах был покинуть его. Медленно, раз за разом, огибал Долопихтис это чудесное облако света, и свет порождал у него видения о каком-то неизвестном ему мире. Необъяснимое действие света манило куда-то… И Долопихтис, поддавшись его очарованию, кружил и кружил, пока облако не растворилось в чернильном мраке воды. Тогда удильщик, освободившись от таинственной власти света, очнулся и уплыл во тьму.

Когда голод утолён, мир кажется милым и симпатичным. В такие минуты Долопихтис видел всё в излишне радужном свете и любил поговорить о чувствах, ему недоступных, и добродетелях, которых он не имел. Посматривая по сторонам, Долопихтис плыл в поисках собеседника, который смог бы по достоинству оценить его превосходное настроение.

И тут — невероятная удача: он увидел Мóло-Мóло. Моло-Моло была рыбой-луной, крупной, малоподвижной и общительной. Её размеры внушали уважение, малоподвижность гарантировала безопасность, а общительность делала бесценным собеседником. Правда, последнее достоинство до некоторой степени умалялось слухами, что она невероятно глупа. Но разве глупость является препятствием для того, кто совершенно искренне считает, что и сам он способен сказать кое-что.

— Приветствую тебя, Моло-Моло! — воскликнул, подплывая, Долопихтис.

— А я тебя нет.

— Это почему же? — опешил Долопихтис.

— Почему? — переспросила Моло-Моло. — Ну, хотя бы потому, что ты поедаешь моих мальков. Что ты ответишь мне на это, учтивый удильщик?

— Я был уверен, что оказываю тебе этим услугу.

— Я тебя не понимаю! — удивилась Моло-Моло. — Объяснись, пожалуйста.

— А очень просто. Прикинь, пожалуйста, сколько ты мечешь икринок в год — 300 миллионов! Ты самая плодовитая рыба в океане! Верно?

— Верно, — неуверенно подтвердила Моло-Моло, пытаясь догадаться, куда клонит Долопихтис.

— А теперь ответь мне, что было бы с тобой, если бы всё твоё потомство выживало? Да тебе есть было бы нечего! И ты ещё меня укоряешь! Стыдись! — И Долопихтис сделал вид, что он обижен и собирается удалиться.

— Постой, — поспешно сказала Моло-Моло. — Может быть, ты и прав. Я обязательно подумаю над этим на досуге. Но что ещё ты мне собирался сказать (разумеется, кроме приветствия), когда подплывал ко мне?

— Я хотел поговорить с тобой о добродетели, — важно ответил удильщик.

— А что это такое? — осведомилась Моло-Моло.

— Это как раз то, чего у тебя не было и нет! — воскликнул Долопихтис.

— А у тебя? — осторожно спросила Моло-Моло.

— О-о! У меня её сколько угодно.

— Тогда я тебе посоветую не есть моих мальков, и у тебя её будет ещё больше, — спокойно произнесла Моло-Моло, и Долопихтис подумал, что слухи о её глупости сильно преувеличены. — А теперь прощай, — сказала Моло-Моло, — желаю тебе счастливого плавания.

И Моло-Моло растворилась во тьме. Удильщик знал, что при желании может догнать её, ибо рыба-луна пловец ленивый и охотнее всего плывёт по течению, которое уносит её на сотни и тысячи километров. Однако говорить с Моло-Моло уже не хотелось. Удильщик чувствовал, что беседа, на которую он возлагал такие надежды, не удалась. Настроение его окончательно испортилось. Поэтому, когда мимо проплывал рыболов-пигмей, небольшая рыбка со старческим и очень значительным видом, Долопихтис в сердцах схватил её за хвост, и — о горе! — часть хвоста осталась у него в пасти. Спасая свою жизнь, рыболов бросился вниз, но удильщик и не думал преследовать его. Долопихтиса охватили угрызения совести. Он огорчённо подумал: «Конечно, когда ты сыт и отхватываешь у случайно проплывающих рыб хвосты только потому, что ты в плохом настроении, — это очень печально. Я искренне сожалею, что оставил рыбёшку без хвоста, поэтому я должен разыскать рыболова и принести ему извинения», — заключил Долопихтис и отправился вдогонку за рыболовом.

Долопихтис плыл быстро. Однако рыболова-пигмея нигде не было видно. Поэтому Долопихтис спросил у проплывающей мимо рыбы-телескопа: не встречала ли она рыбку с откусанным хвостом?

— Я полагаю, что вслед за хвостом ей должны были откусить и голову, — ответила рыба-телескоп. Она хотела ещё что-то сказать, но Долопихтис очень торопился и не стал выслушивать разглагольствования телескопа.

По дороге он встретил отливающую золотом и багрянцем рыбу-дракона и очень деликатно, как того требовали окраска и размеры рыбы, обратился к ней:

— Скажите, пожалуйста, не видали ли вы рыбку с откусанным хвостом?

— Я ещё и не такое видела, — приветливо ответила рыба-дракон, обнаруживая явное желание поговорить.

Но Долопихтис учтиво извинился, сказав, что он не может продолжать беседу, так как торопится разыскать рыбку с откусанным хвостом, чтобы извиниться перед ней.

Не успел Долопихтис отдалиться от рыбы-дракона, как заметил своего дальнего родственника — трёхзвёздного удильщика. Меланхолично посматривая по сторонам, родственник ждал — не пожелает ли кто-нибудь из обитателей помельче познакомиться с устройством его желудка.

— Счастлив тебя увидеть! — выкрикнул Долопихтис, ибо родство без истинного чувства обязывает к любезности и фальши.

— Готов тебя обнять, — хладнокровно, ответил родственник.

— Не видел ли ты бесхвостую рыбку?

— Видел. А куда девался её хвост?

— Я его откусил. Нечаянно. А теперь я ищу эту рыбку.

— Тебе мало оказалось хвоста?

— Я ищу её, чтобы принести ей свои извинения, — с достоинством ответил Долопихтис, и ему показалось, что он ответил удачно.

— А-а! — разочарованно протянул родственник. И невежливо заметил: — Думаю, что хвост ей пригодился бы сейчас больше, чем твои извинения.

— Так куда же она всё-таки поплыла? — нетерпеливо спросил Долопихтис.

— А я не знаю.

— Ты же только что сказал, что видел бесхвостую рыбку.

— Это правда. Но та рыбка, которую я видел, была не та, которую ты ищешь.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что я видел её очень давно, когда тебя ещё не было на свете, когда даже очень дальние родственники, навещая меня, прихватывали с собой гораздо больше, чем то, что остаётся от рыбы, когда у неё откусывают хвост.

Тут Долопихтис счёл, что родственный визит, в основном, закончен, и, когда родственник перевёл дух, поспешил крикнуть:

— Счастлив был тебя повидать!

— С удовольствием тебя обнял, — равнодушно ответил родственник и отвернулся.

«Его можно заподозрить в чём угодно, только не в лицемерии», — подумал Долопихтис. И поплыл дальше, посматривая по сторонам. Навстречу ему попалась четвёрка стройных рыбок с удлинёнными челюстями. Строго сохраняя между собой расстояние и неестественное для рыб вертикальное положение тел, они плыли, выстроившись по-военному в каре. Балансирующие на хвостах рыбки имели радужную расцветку, самую замечательную расцветку, которую Долопихтис когда-либо встречал у глубоководных рыб. А следует заметить, что все рыбы вообще понимают толк в цветах…

Красота легко находит себе поклонников, и поэтому не удивительно, что Долопихтис затаив дыхание ждал приближения радужной четвёрки.

— Могу я узнать, не встречалась ли вам рыбка с откусанным хвостом?

Вся четвёрка остановилась, как по команде:

— Мы встречали такую рыбку.

— Где она? Я должен её увидеть, чтобы принести извинения.