Пьяные крики Мехмеда вызывали у Каз зуд в черепной коробке. Последний час она перебирала в уме варианты для побега. Подкупить стражу? Припомнить старые долги? Выпросить Плакальщицу для последнего исповедания, вырубить её и переодеться в рясу? Уболтать Мехмеда отвести Казимиру в храм? Такой великий праздник, и вся вот эта чушь? Нет, одна идея хуже другой.
А если вскарабкаться по стене до той решётки? Камера колодезная, высокая, но всё же… Нет, даже будь у Каз обе руки, она бы туда не полезла. Слишком отчётливо помнила тот труп.
Ей тогда было лет двенадцать, и трупы она уже видала. В то утро у их группы проходил урок в нижнем дворе, когда слуги переносили тело. Его погрузили на мешок, прикрыли одеялом и старым плащом. Ученики так рвались поглазеть, что сорвали занятие. Что старшие могли прятать? Мертвеца? Да месяц[5] назад у группы Каз был первый урок анатомии с наглядным пособием, мертвецами их не испугать. В Ордене Гур не бывает двенадцатилетних детей. Бывают двенадцатилетние будущие убийцы.
Но препарированных парней с хирургического стола не уносили с размозжённой головой, как у этого. Руки и ноги его были вывернуты под неправильными углами, грудь сплющена, от пятен обскýрии уже потянулось разложение по всему телу.
Ученики загалдели:
– Что с ним случилось? Кто его так?
Носильщики и стражник помялись, посмотрели на учителя и, получив разрешение, ответили, что этот человек – преступник. Он сидел вон в тех камерах под башней. Пытался то ли сбежать, то ли убиться. Похоже, вскарабкался по стене и рухнул, нашли его через несколько дней из-за запаха.
Теперь Каз думала, что, возможно, тот прыгун сидел именно в этой камере. Возможно, эти дорожки на камнях и подточенные штыри из стен – его рук дело. Возможно, если Каз ничего не придумает, она повторит его прыжок. Уж лучше так, чем орденский палач.
Казимира прослужила им четыре года. Выполняла все приказы, приносила деньги и головы. Может, Каз не была лучшей, но такого точно не заслужила даже после того, что сделала.
– Казимира! – Мехмед стукнул по решётке.
Каз уперлась затылком в стену и выгнула спину, чтобы не касаться влажных камней.
– Эда разболтала, а? – Между прутьями показалась бугристая рожа Мехмеда. – Слыхала, что они хотели тебя вздёрнуть завтра?
Не поворачиваясь к стражнику, Казимира втянула воздух носом. Пока она не выдаст свой интерес, Мехмед будет трещать часами.
– Ага, сказали, мол, всё. Тю-тю. Время вышло. – Он поднял руки на уровень окошка и отряхнул их. Зашуршали друг о друга грубые ладони. – Ишь как, оказытся, Киор-бэй тебе пару лет выпросил. Да-а. А они пришли, говорят, вешай её. Знаешь, чо он ответил?
Ничего. Каз и вторую руку отдала бы на отсечение – Киор засунул язык в задницу и сделал вид, что это не его проблема. Так же, как на суде.
– Сказал, э-э, нет, братья. – Мехмед на удивление хорошо повторил акцент главы ордена. – У нас так дела не делаются. У нас пра-аздник, в Догюд мы не убива-ем.
Тебе откуда знать, что он там сказал, бестолочь?
Казимира вытянула подбородок вперёд и кивнула. Замучай их всех Алаян, проглоти их сердца и глаза.
– Вот так-то. – Мехмед ещё глотнул из бутылки. Судя по плеску, осталось там мало, скоро он уйдёт за добавкой. В такой день выпала смена, значит, Мехмед хорошенько отпразднует возрождение Алги. – А я думаю, зря он это, не мешал бы им, торчим из-за тебя здесь. Тогда ещё нужно было… – Мехмед сплюнул в камеру. Стой он от двери на фут[6] дальше, между прутьев бы не попал.
– Тогда тебе яиц не хватило такое предложить. – Каз поднялась и приблизилась к кушетке. Камера крохотная – три шага в длину, два в ширину. Не стой так близко, Мехмед, ай, не стой.
Он засопел, глянул исподлобья, и, вливая в себя остатки вина, опрокинул бутылку.
– Ты и сейчас языком чешешь, потому что нас дверь разделяет и ты при оружии. – Каз расправила плечи и размяла спину. Прохрустели позвонки. – В убийцы мамочка не пустила, так хоть стражником заделался, м? – Мехмед заскрипел зубами. – Да-а, мамочкина гордость. Большой и страшный…
– Закрой пасть.
– Серьёзно? – Каз хохотнула. – Это всё, что тебе нужно? Пара слов о мамаше? Погоди, я ещё не дошла до того, что ты так бухаешь, потому что на тебя ни одна девка не смотрит. С такой-то пропитой рожей.
– Ни одна девка? – Мехмед подался вперёд с мерзкой улыбкой. – А может, мне к Эде заглянуть после смены?
Казимира присела на кушетку и сдвинула руку к тонкому одеялу, которое использовала вместо подушки.
– Ну, попытайся, – ответила равнодушно. Болтай, болтай, нельзя молчать.
– А чо пытаться? Рыпнется – нож под бок. А после и к тебе приду, посмотрим, как ты завое…
Две секунды.
Терпения Каз хватило на две секунды, прежде чем она воткнула ложку ему в горло.
Мехмед захрипел и потянулся к шее, но Каз выдернула заточенную рукоятку и воткнула ещё раз. Ещё и ещё.
Тяжёлое тело обмякло, и одной рукой Казимира его не удержала.
Ла-а-акх! Это не входило в план!
Мехмед должен был открыть дверь, войти в камеру и сдохнуть здесь. К зафери!
Эту ложку Эда оставила пару месяцев назад, может, думала, что Каз прокопает тоннель. Вряд ли она ждала, что Казимира заточит рукоять о камни и будет прятать оружие в выемке под кушеткой. Должно быть, этот тайник тоже оставил тот прыгун.
Рука Каз так истончилась, что легко проскользнула между прутьями, и даже кожа не содралась.
Казимира встала на колени и поддела край окошка для подачи еды. Нет, здесь худоба уже не помогла, но наружу протиснулись рука, плечо и голова. Каз подтянула тело Мехмеда к себе, сдёрнула с его пояса связку ключей. Звон заставил её замереть и прислушаться. Наверху всё тихо, следующий пост стражи через четыре лестничных пролёта.
Чтобы не мешал открыть дверь, Каз перекатила труп на бок и оттолкнула. Кинжал, что висел на поясе Мехмеда, скрежетнул по камням, а из шеи толчками выплёскивалась кровь. Казимира извернулась к замочной скважине лицом и вставила первый ключ. Не то. Второй, третий пятый – всё не те. Зачем носить два десятка ключей, если у вас на всю тюрьму один заключённый?
Наконец! Ключ провернулся, в механизме щёлкнуло, тяжёлая дверь подалась вперёд, увлекая за собой Каз. Она удержалась и выкарабкалась из окошка. От адреналина и неверия в собственную удачу рука ещё тряслась, колени тоже, Каз слушала, ждала, давила в себе панику и прикусывала изнутри щёку.
Шагай. Шагай!
С пояса Мехмеда она сняла кинжал и сжала в кулаке, пока пальцы не занемели.
По плану Каз собиралась позвать на помощь, сказать, что Мехмед напал на неё. Один из стражников вошёл бы в камеру, второго бы оставил снаружи. Первому – ложка в горло, второго догнал бы кинжал Мехмеда. Но если бы они спустились теперь – увидели бы лужу крови.
Думай.
Пыхтя, пиная Мехмеда, перекатывая его с бока на бок и проклиная три колена его семьи, Каз втащила труп в свою камеру. Она прикрыла дверь, затушила две ближние лампы – так кровь заметят не сразу.
Взвешивая кинжал в руке, Казимира дошла до основания лестницы и встала слева, за раскрытой дверью камеры. Доля секунды на раздумья. Что ещё в плане может пойти не так? Ох, слишком многое. Действуй. Казимира закрыла глаза, прикрыла рот рукавом и завопила.
По ступеням забухали тяжёлые шаги. Мягкие кожаные ботинки. Ни грохота, ни клацанья металла – идиоты сняли доспехи.
Стражник шагнул на последнюю ступень, и Каз вынырнула из своего убежища. Ударила рукоятью кинжала в висок, лезвием – под кадыком. Второй тюремщик отставал на десяток футов. Он выставил короткий меч и ударил, но Каз отшатнулась. Ещё и ещё шаг назад, чуть не поскользнулась босой пяткой на влажных камнях, удар полоснул её рубашку. Каз хотела по привычке перехватить лезвие механической рукой, но культя сейчас ничем не помогла. Ещё шаг, ещё.
