– Руфс! – строго произнесла женщина и сказала еще несколько слов, но уже на незнакомом мне языке.

Жидкобородый тут же остановился, пусть и с неохотой. Он раскраснелся, тяжело дышал, но явно хотел продолжить, и если бы женщина его не окликнула, то экзекуция могла бы продолжаться еще очень долго.

Далее последовал короткий, но непонятный диалог, после которого Руфс вновь отправился к камину.

– Ладно, шустрый мальчишка, мне пора, – в голосе женщины отчетливо слышалась насмешка. – Оставляю тебя в обществе моего помощника. Уверена, скучать он тебе не даст.

С этими словами она подошла, сняла металлический обруч с моей головы и покинула пыточную-лабораторию. Однако полежать в одиночестве мне не позволил вернувшийся Руфс. Ублюдок ухмылялся, явно приготовив мне очередной сюрприз.

Так и оказалось.

В руке Руфса была длинная железяка – из тех штук, которыми клеймят скот. Ее конец, образующий причудливого вида символ, полыхал зеленым пламенем. Понять, для чего коротышка притащил сюда эту хрень, не составило труда, и я похолодел.

«Режим зверя» усилился. Я попытался напрячь мышцы, однако ничего, кроме боли, это не принесло. Но и сдаваться было нельзя. Один раз у меня уже получилось вернуть себе способность двигаться – значит, должно получиться вновь.

Руфс, тем временем, ногой перевернул меня на живот. Затрещала ткань, и вскоре я лишился водолазки. В организм выплеснулась очередная порция адреналина, я зарычал и наконец-то смог шевельнуть рукой. Но было поздно: низкорослый говнюк припечатал клеймо к моей левой лопатке.

– Ксарле беэхт, – просипел он.

Первые пару мгновений я не чувствовал вообще ничего. Но потом…

Казалось, пылающая железяка прошила меня насквозь и начала плавиться – прямо, сука, внутри моего тела. Руфс, по-прежнему стоящий надо мной, похоже, прекрасно понимал все, что я чувствовал, и смеялся.

Я не мог ни пошевелиться, ни даже заорать. Однако куда хуже было другое: «режим зверя» постепенно сходил на нет. Адреналин продолжал выделяться, но теперь не усиливал меня.

Почему так происходит? Я не знал. И непонимание было не менее страшным, чем боль от охваченного огнем клейма.

Когда пытка закончилась, я уже полностью вышел из «режима зверя». И попытки вновь войти в него ни к чему не привели. Я превратился в беспомощный кусок мяса, неподвижно лежащий у ног низкорослого ублюдка Руфса.

Тот вновь перевернул меня, и когда обожженная лопатка соприкоснулась с каменным полом, ее прострелило дикой болью. А новая порция адреналина… просто выделилась, и все.

Похоже, меня только что лишили единственного козыря.

Вот ведь дерьмо!..

Руфс некоторое время изучал мое лицо. Затем решил порадовать самого себя еще немного и наступил ногой мне на горло. Надавил, чтобы перекрыть доступ кислорода, и стал ждать, впившись взглядом в мои глаза.

Что он хотел там увидеть? Наверняка растерянность, страх и мольбу прекратить. Да, мне было страшно и я хотел, чтобы ублюдок отвалил подальше, но… Я смотрел на него холодно, с презрением. Даже когда воздух в легких закончился.

Так ничего и не добившись, Руфс отпустил меня. Еще раз харкнул мне в лицо, затем перевел взгляд куда-то в сторону выхода, и его темные буркала сверкнули алым. Тут же рядом со мной возникли двое стражников с серыми лицами, схватили меня за ноги и поволокли прочь из помещения.

Вскоре я оказался в коридоре и собственными спиной и затылком ощутил, насколько там твердый и холодный пол. Но куда хуже стало после того, как меня дотащили до винтовой лестницы. Впрочем, идущему сзади Руфсу доставляло огромное удовольствие наблюдать, как я считаю своим же телом каждую ступеньку.

А еще сраный маг развлекался тем, что бил меня молниями, выпускаемыми с кончиков пальцев. При каждом таком ударе боль пронизывала меня с ног до головы, а мышцы сводило судорогами. И, разумеется, Руфс не забывал плеваться. Причем он что-то сделал со своей слюной: теперь, попадая мне на лицо, грудь или живот, эта дрянь начинала шипеть, пениться и жечь кожу.

Невозможность пошевелить хотя бы рукой, чтобы утереться приводила в отчаяние и ярость. Грудь жгло от невероятного количества адреналина, но войти в «режим зверя» никак не удавалось.

Почему? Скорее всего, из-за того чертова клейма. Лопатку до сих пор жгло с невероятной силой, и если бы я мог, то нащупал бы гребаную отметину и содрал бы на хрен голой рукой.

Чвак… Очередная порция руфсовой слюны угодила мне точно в глаз. Тот словно бы вскипел, я зарычал от боли, а маячившая надо мной мерзкая рожа расплылась в улыбке.

Зря он все это делает. Очень зря. Рано или поздно я найду способ поквитаться – и тогда ему будет очень и очень худо.

Я не в первый раз давал самому себе подобные клятвы мести. И всегда выполнял их. Но сейчас, впервые в жизни, не чувствовал уверенности в своих силах.

Лестница закончилась, и я вновь оказался в коридоре. Справа и слева были решетчатые двери, за которыми располагались тесные камеры без окон. Возле одной из таких тащившие меня стражники и остановились.

Руфс приложил ладонь к светящейся печати на замке двери, что-то лязгнуло, и та начала медленно отъезжать в сторону. Сидящая внутри камеры фигура в лохмотьях тут же метнулась в дальний угол. Толком разглядеть не удалось, но, похоже, это был старик.

– Фахме фирр!.. – послышался неестественно сиплый голос из камеры напротив. В нем отчетливо звучала насмешка.

Я скосил глаза и увидел говорившего. Габаритами этот здоровяк не уступал серолицым стражникам, да и выглядел не менее жутко.

Голый по пояс, весь в татуировках и шрамах, рыжеволосый, он прижимался к решетке, вцепившись в прутья. Во взгляде темных глаз под густыми бровями читалось мрачное веселье. Пленник смотрел на меня и чуть заметно ухмылялся. Чуть заметно – потому что всю нижнюю часть лица уродовали кроваво-красные рубцы от ожогов. Похожие отметины были и на горле громилы – неестественно выпуклом и темно-лиловом.

– Хугг двамр, айи, Руфс? – произнес он еще одну фразу и оскалился, демонстрируя крупные черные зубы.

Низкорослый маг злобно глянул на обитателя камеры. Нацелил на него ладонь и чуть заметно вздрогнул. В тот же момент неведомая сила отшвырнула рыжего назад, да так, что бедняга врезался спиной в стену. Это наверняка было очень ощутимо, но, рухнув на кучу гнилой соломы, здоровяк лишь расхохотался.

Руфс, глядя на него, брезгливо скривился. Затем мотнул головой и вновь сосредоточил все внимание на мне, в очередной раз ударив молнией и «наградив» плевком.

Тварь.

Серолицые, тем временем, взяли меня за руки и ноги, втащили в камеру и зашвырнули в угол. Я знатно приложился о голый каменный пол и, что хуже всего, остался лежать лицом вниз. Тело по-прежнему отказывалось слушаться, а потому перевернуться я не мог. И от мысли, что, вполне вероятно, я закончу именно так – неподвижно валяясь в холодной камере, пропитанной запахом нечистот, отчаяние крепко ухватило меня за горло, а на глазах выступили злые слезы.

Ощущение безнадеги усилилось, когда дверь камеры с лязгом закрылась.

Некоторое время я лежал в тишине, тщетно пытаясь войти в «режим зверя». Потом услышал, что ко мне кто-то осторожно приближается. Второй обитатель камеры.

Он ухватил меня за левое плечо, осторожно перевернул на спину, и я наконец-то смог его разглядеть.

Это действительно оказался старик. Лохматый, грязный, изможденный, но с удивительно живым и добрым взглядом голубых глаз. На худой шее старика болтались петли засаленной бечевки с десятками узлов.

Несколько секунд он внимательно изучал меня, после чего сочувственно покивал и начал произносить одну непонятную фразу за другой. Голос у старика оказался глубокий, звучный. Он успокаивал и… усыплял.

Мои веки стали слипаться, мысли прекратили хаотично метаться в мозгу, дыхание выровнялось, замедлилось и стало более глубоким. Лишь сейчас я почувствовал, насколько сильно устал после всего, что произошло. И в итоге сам не заметил, как заснул. Крепко и без сновидений.