У Мэри сжалось сердце. Мамин рассказ ей совсем не понравился: о какой бы возможности ни шла речь, девочку пугали такие слова из уст матери. Хотя, может, в этот раз все сложится по-другому. В конце концов, хуже уже некуда: приходится постоянно сидеть дома с мамой, потому что нет зимних пальто и обуви, да еще с пустым желудком, которому светит разве что глоток подслащенной воды или жалкие крохи, которые удается украсть из магазинчика на углу. Однажды Мэри поймают, и что тогда будет с Лотти?

– Хорошо, мам, – ответила она.

Лотти последовала ее примеру.

– А теперь марш спать. Сладких снов вы сегодня не заслужили – нечего было лентяйничать весь день! Вижу, пока меня не было, вы и палец о палец не ударили: дома совсем не прибрано! Скоро ко мне заглянет приятель, Стэном его звать, и не вздумайте мне мешать. Человек он хороший и может нам подсобить, если правильно себя вести. Но если он вас увидит, шансов у меня поубавится, так что не попадайтесь нам на глаза. Если я хоть одну из вас сегодня замечу, пожалеете, что встали с кровати.

Мэри торопливо повела Лотти вверх по узкой лестнице. Одна из ступенек была сломана – она покосилась и торчала так, что об нее легко можно было запнуться, если не обойти. Потом сестры потерли зубы пальцами: Мэри видела, как дети из типовых домов в нескольких улицах отсюда хвастались друзьям новыми зубными щетками, вот она и решила, что пальцами можно добиться такого же результата. Потом они умылись перед сном и взобрались на маленькую кровать, стоявшую в одной комнате с маминой койкой. Помещение разгораживала старая простыня, висевшая на веревке и прищепках.

– Ложись первая, – скомандовала Мэри. – Раз уж у мамы сегодня гость.

– Не понимаю, почему из-за этого мне приходится спать у холодной стены, – проворчала девочка, забравшись под тонкое одеяло и свернувшись калачиком, подложив кулачки под подбородок.

– Потому что я так сказала, – отрезала Мэри. Ей не хотелось раньше времени уничтожать остатки сестринской невинности.

Лотти сдвинула брови и выпятила нижнюю губу.

– Только не забирай себе одеяло! Я и так до костей промерзла!

– Не буду. – Мэри устроилась рядом спиной к спине сестренки и подтянула колени к самой груди, чтобы сохранить побольше тепла.

– Хочу спать у огня! – захныкала Лотти.

– Ш-ш-ш. – Мэри перевернулась на другой бок, обвила сестренку руками, притянула к себе, провела рукой по волосам девочки и поцеловала в мокрую от слез щечку. – Однажды мы сбежим далеко-далеко отсюда, и я буду угощать тебя булочками с кремом и горячим чаем, черным, как ночь. У тебя будет новехонькая одежда, которую никто еще не носил. И я расчешу тебе все колтуны и заплету тебе косы, как у принцессы!

– А еще что? – нетерпеливо спросила Лотти и принялась сосать палец.

– Будем кататься на великах под солнышком и останавливаться только для того, чтобы срывать и есть фрукты с деревьев, пока нам плохо не станет! Потом будем купаться в океане и качаться на волнах.

– Насчет волн не знаю! Страшновато: а вдруг они выбросят меня на песок?

– Это будут нестрашные волны, – заверила Мэри, все еще гладя сестру по голове. – Спокойные, ласковые, теплые. Они будут нести тебя бережно!

Лотти вздохнула.

– Так хочется побывать на пляже!

– Да, это настоящий рай.

Лотти приподнялась на локте.

– А ты откуда знаешь? Ты же там никогда не была!

Мэри улыбнулась.

– Я как-то видела его в книжке у бабушки с дедушкой. Ты была слишком маленькой и не помнишь, но картинка была очень красивая! Бирюзовые волны, такие мирные и беспечные!

Лотти снова легла и сунула палец в рот.

А Мэри продолжала:

– В этом раю мы с тобой будем счастливы! Только ты и я, сытые и теплые, как ломти хлеба прямиком из печи!

Внизу хлопнула дверь, и по лестнице прокатился гул голосов. Мамин смех звенел колокольчиком, прорезая ночную тишину.

Лотти нахмурилась, торопливо закрыла глаза и натянула одеяло повыше. Мэри тоже зажмурилась, правда повернувшись в другую сторону, и погрузилась в напряженное ожидание.

Она уснет, но сон не будет глубоким. Лежа на кровати, девочка представляла те самые волны, бегущие к берегу под ослепительным солнцем. Воображала, какие они на ощупь, как шумят, хватит ли ей духу зайти в воду. Она и сама не понимала, как исполнит их с сестренкой мечту, но в глубине души твердо знала, что добьется своего. Однажды она заберет Лотти отсюда, и весь этот кошмар останется позади. Они больше не вернутся и до конца своих дней будут счастливо жить рядом с бирюзовыми волнами.

Вытянутая прямоугольная комната была уставлена несчетными рядами кроватей, заправленных белыми простынями; металлические решетки в их изголовьях возвышались черными арками над тонкими матрасами. Гарри Эванс тщательно оправил и разгладил постельное белье, чтобы на нем не осталось ни складочки, а потом распрямился, вытянул руки по швам, свел стопы вместе и вскинул голову.

У каждой кровати стояло по мальчику. Все они встали по струнке и расправили плечи, стараясь казаться как можно выше. Среди них было и несколько рослых ребят. Самый младший пошатнулся и едва не упал, но успел выправиться, пока мистер Смит не заметил.

Одна из стен в комнате была кирпичной, и в ней имелось окно – самое ближнее к Гарри. Он задержал на нем взгляд. Снаружи трепетали на ветру последние рыжие листья на старом дубе, готовые в любой миг сорваться и упасть на пестрый осенний ковер у подножия. Дождь барабанил по стеклу, а серые тучи низко зависли над влажной землей. Мальчик медленно вдохнул, и по телу пробежали мурашки. Зима была худшим временем года в детском приюте Барнардо в Баркингсайде, графство Эссекс. Ее приближение витало в морозном воздухе, который покусывал кончики ушей и щекотал колени, просачиваясь сквозь дыры в шерстяных брюках.

– А ну, марш вниз! Уж соизвольте! – скомандовал мистер Смит – или «комендант Смит», как звали его за спиной мальчишки постарше. Они шутили, что работать в приют он пришел после войны прямиком из гитлеровской армии, но Гарри понимал, что это неправда: очень уж сильным был выговор кокни у мистера Смита, к тому же национальный гимн «Боже, храни королеву» он всегда пел со слезами на глазах, потряхивая головой в такт музыке так энергично, что растрепавшиеся пряди волос прыгали по лбу.

Гарри направился следом за одним из воспитанников мимо рядов кроватей, вышел за дверь и спустился по широкой лестнице в классные комнаты, которые располагались ниже. Все мальчики были одеты одинаково: черная рубашка, застегнутая до самого подбородка, длинные черные брюки, черные поношенные ботинки. Первым в расписании стоял урок английского. Гарри ждал его с нетерпением. За окном шел дождь, так что об играх не могло быть и речи, к тому же книжки, которые мистер Уилсон, их учитель, раздал в начале семестра, оказались страсть какими интересными! У этого самого мистера Уилсона был удивительно добрый взгляд, а еще он умудрился где-то раздобыть столько книг, что всем мальчишкам в классе хватило. Учитель велел передавать прочитанные книги однокашникам, тогда у каждого будет что почитать до самого конца года.

Впервые за всю свою жизнь одиннадцатилетний Гарри читал не горстку слов за раз, а куда больше. И пускай задачка была не из простых, он старательно произносил один слог за другим, а потом незаметно оказывался в пучине истории о пиратах, кораблекрушении, каннибалах и мятежниках, написанной мистером Даниелем Дефо. От сюжета по коже бежал холодок, а оторваться от повествования было так сложно, что мальчик засиживался с книгой допоздна всякий раз, когда можно было читать при свете луны, и ложился, только заслышав шаги мистера Смита, начавшего свой обход.

Гарри нашел свое место среди рядов парт, достал книгу, зажатую под мышкой, положил на стол и уставился на обложку.

– Эй, Гарри! – Поверх раскрытой книги ему широко улыбался Дэйви Миллер. Он подмигнул и кончиком пальца пододвинул что-то ближе к центру стола. Гарри сощурился. На парте лежала рогатка. В приюте их мастерили из чего придется. Иногда получалось хорошо, иногда – не очень. Гарри нравились простые, но удобные поделки из податливого обрезка кожи и раздвоенной крепкой палки, но найти кожу было непросто. Поэтому обычно приходилось довольствоваться лоскутком ткани от старой рубашки.