С того момента её сердце принадлежало лишь ему.
Как я говорила, у меня особые черты.
Но продолжу свой рассказ. Чтобы познакомиться с последним из действующих лиц, давайте вернёмся в тот поезд, который нёсся из Салоников на север через Центральную Европу летом 1943 года. Сегодня многие не знают, что, намереваясь завоевать весь континент, нацисты вторглись в Грецию и захватили эту жаркую страну. Или что до войны Салоники были единственным европейским городом, где бо́льшую часть населения составляли евреи, из-за чего город моментально стал мишенью для нацистов и их Schutzstaffel, «отрядов охраны», – СС. Там они сделали то же, что делали в Польше, Венгрии, Франции и других странах: собрали еврейских граждан и отправили их на убой.
Пунктом назначения, куда направлялся тот поезд из Салоников, был лагерь смерти под названием Аушвиц-Биркенау. Крупный мужчина был прав. Но чем это могло помочь?
– СТОЯТЬ! – повторял немецкий офицер, проталкиваясь через пассажиров к окну. Он был приземистым, с толстыми губами и острыми чертами лица, словно кожи едва хватило на то, чтобы обтянуть его выступающие подбородок и скулы. Офицер указал пистолетом на лежащую на полу решётку.
– Чьих рук дело? – спросил он.
Головы опустились. Все молчали. Немец поднял решётку и осмотрел острые края, потом перевёл взгляд и вгляделся в лицо бородатого мужчины, того, что сказал Фанни «быть хорошим человеком» и «рассказать миру о том, что здесь случилось».
– Это были вы, сэр? – прошипел немец.
Прежде чем тот успел ответить, офицер с размаху ударил его решёткой по лицу, ободрав нос и щёки. Бородатый мужчина вскрикнул от боли.
– Спрашиваю ещё раз. Это ты сделал?
– Это не он! – закричала женщина.
Немец проследил за её взглядом, направленным на здоровяка, который тихо стоял рядом с дырой в стене вагона.
– Благодарю, – произнес немецкий офицер, направил пистолет и выстрелил мужчине в голову.
Кровь брызнула на стену вагона, здоровяк рухнул на пол. Эхо от выстрела заставило пассажиров замереть на месте. Правда заключалась в том (и я точно знаю, о чём говорю), что в вагоне было достаточно людей, чтобы наброситься на убийцу и повалить его. Но в тот момент они не видели меня. Они видели лишь то, в чём хотел их убедить немец. Что не они, а он распоряжается их судьбами.
– Хотите вылезти через окно? – громко сказал он. – Отлично. Я отпущу одного из вас. Кого бы выбрать?
Повертел головой, разглядывая измождённые лица толпы. Его взгляд остановился на молодой женщине, прижимающей к груди ребёнка.
– Ты. Иди.
Взгляд женщины метнулся к решётке и обратно. Она подступила к отверстию в стене.
– Стой. Сначала отдай мне ребёнка.
Молодая мать замерла. Крепче прижала к себе младенца.
– Ты слышала, что я сказал?
Он направил пистолет прямо ей в лицо и другой рукой схватил ребёнка.
– Теперь ты свободна. Быстро. Лезь в окно.
– Нет, нет, пожалуйста, пожалуйста, – забормотала мать. – Я не хочу лезть, я не хочу…
– Я даю тебе шанс убежать. Разве вы не для этого выломали решётку?
– Пожалуйста, нет, пожалуйста, прошу, мой малыш, мой малыш.
Женщина рухнула на пол, к ногам заключённых.
Офицер покачал головой.
– И что не так с вами, евреями? То хотите чего-то, то уже не хотите.
Он вздохнул.
– Что ж. Я сказал, что отпущу одного из вас. Я сдержу слово.
Он подошёл к окну и быстрым движением руки бросил младенца в дыру. Мать взвыла, пленники затряслись, и только Себастьян посмотрел в глаза офицеру, смотрел достаточно долго, чтобы тот улыбнулся.
Его звали Удо Граф.
И он четвёртое действующее лицо в этой истории.
Притча
Когда Бог захотел создать человека, он собрал всех высших ангелов, чтобы обсудить с ними разумность этой идеи. Стоит ли это делать? Да или нет?
Ангел милосердия молвил: «Да, пусть будет создан человек, ведь будет он совершать милосердные поступки».
Ангел справедливости молвил: «Да, пусть будет создан человек, ведь будет он поступать справедливо».
Лишь ангел правды воспротивился: «Нет, пусть не будет создан человек, ведь будет он притворствовать и лгать».
Как же поступил Господь? Он обдумал всё, что было сказано. А потом изгнал Правду из рая и низверг её в глубины земли.
* * *
Как иногда говорят ваши молодые люди: обидно.
Эта история правдива. А иначе была бы я сейчас здесь и говорила бы с вами?
Но ошиблась ли я, когда предупредила Господа о том, что человек будет лжив? Очевидно, нет. Люди постоянно лгут, особенно своему Создателю.
И всё же вокруг причин моего изгнания из рая не угасают споры. Одни полагают, что я была погребена в земле для того, чтобы восстать, когда человечество взрастит в себе лучшие свои качества. Другие говорят, что я была спрятана нарочно, поскольку вам никогда не дотянуться до моей добродетели.
У меня тоже есть одно предположение. Я верю, что была брошена на землю, чтобы разбиться на миллиарды частиц, каждая из которых найдёт свой путь к человеческому сердцу.
И в нём я расцветаю.
Или умираю.
Три события
Но хватит об этом. Вернёмся к нашей истории. Жизнь наших четырёх главных героев быстро менялась в беспокойные 1930-е и 1940-е годы, когда война закипала, бурлила и в конце концов разливалась повсюду.
Позвольте рассказать вам о трёх значимых событиях того времени.
Вы сами всё поймёте.
Мы в 1938 году
Праздничный вечер на улице Венизелу в Салониках. В набитом людьми кафе проходит «коронация». В иудейской вере эта традиция знаменует день, когда родители празднуют свадьбу своего самого младшего ребёнка. По двум длинным столам передают еду: рыбу, мясо, тарелки с сырами и перцами. В воздухе висят облака сигаретного дыма. Небольшая группа музыкантов играют на гитарах и на греческих бузуки.
Танцы энергичны и жарки. Невесту зовут Биби, а её счастливых отца и мать – Лазарь и Ева Криспис, это дедушка и бабушка Нико, прожившие столько лет вместе, что их волосы одновременно окрашиваются проседью. Родителей невесты подняли на деревянных стульях и в танце кружат по помещению. Ева цепляется за спинку стула в страхе упасть. Но Лазарь наслаждается моментом. Он показывает жестами «вверх, вверх, вверх».
Маленькому Нико семь лет. Он притопывает в такт музыке.
– Выше, деда! – кричит он. – Давай выше!
Позже семья усаживается за стол и нарезает пахлаву и политый сиропом торт с грецкими орехами. Пьют чёрный кофе, курят сигареты и беседуют на разных языках: греческом, иврите или сефардском – еврейско-испанском языке, распространённом в местной общине. Дети уже доели десерт, и теперь несколько ребятишек играют в центре зала.
– Ох, как я устала, – говорит Биби, садясь за стол.
Биби пошла к алтарю последней из трёх детей в семье Лазаря и Евы. Разгорячённая от бесконечных танцев, она вытирает пот со лба.
– Почему ты была с той штукой на лице? – спрашивает Нико.
– Это называется фата, – встревает дедушка, – а надела она её, потому что её мама надевала такую, и мама её мамы надевала, и все остальные женщины в роду издавна делали так же. Если мы сегодня делаем то, что делали до нас тысячи лет назад, что это о нас говорит, Нико?
– Что мы старые? – говорит мальчик.
Все смеются.
– Что мы поддерживаем связь с предками, – отвечает Лазарь. – Благодаря традициям человек узнаёт, кто он.
– Я знаю, кто я! – заявляет мальчик, тыкая большими пальцами себе в грудь. – Я Нико!
– Ты еврей, – говорит дедушка.
– И грек.
– В первую очередь ты еврей.
Биби накрывает ладонью руку своего новоиспечённого мужа Тедроса.
– Ты счастлив? – спрашивает она.
– Счастлив.
Лазарь хлопает по столу, растягивая губы в улыбке.