Мишка и сам сомневался – вот не нравилась ему чужая девочка по имени Марина, никак не нравилась. Очень уж она на папашу своего похожа была. Мишка был готов любовь свою школьную на руках носить, но чужой ребенок ему был без надобности. Корми, пои его, одевай, обувай, внимание уделяй. Ему, Мишке, может своего хочется. Пацана! Он и имя ему уже придумал – Жорка! Георгий Михайлович Селищев. А, что? Красиво звучит и солидно.

Но, как известно, беда не приходит одна.

Уж на что подружки, раньше Машке завидовавшие, втихую перешептываться стали о том, что невезучая она, после того, как Артема в шахте прибило, так теперь уже и в голос заговорили, что Машка, мол – магнит для бед и несчастий и связываться с такой, как она, себе дороже.

Маринка пропала. Шла-шла девчонка со школы, да и не дошла. Машка с работы вернулась, а дома и нет никого. Пока по улицам бегала, голос надрывала, пока к соседям стучала, пока в полиции заявление писала, времени сколько прошло.

Как в воду девчонка канула, только рюкзак школьный и нашли. В луже грязной, за гаражами валялся.

Здесь уж Мишка не утерпел и на материны слова и причитания внимания не обращая, явился к Машке. Ей, после второй потери, ну одной, совсем никак нельзя было быть. Она после смерти Артема себе все глаза выплакала, а, уж, когда Маринка, дочка, пропала, так и вообще, на тень себя прежней похожа стала.

Мишка и подсуетился – вместе с ней в полицию ходил, вместе с Машкой и другими людьми неравнодушными город прочесывал, по подвалам, да по «заброшкам» лазил, все пропавшую девочку искал.

Но, впустую.

Исчезла Марина, как будто и не было ее никогда. Осталась одна фотография в траурной рамке. Даже на кладбище городском хоронить некого было.

Так и числилась Марина в пропавших – ни живая, ни мертвая.

А Мишка на Машке женился. Через полгода после пропажи Марины, не взирая на материн визг и угрозы, женился. Свадьбу они сыграли тихую, скромную, но Мишке тот праздник и не нужен был совсем. Главное ведь, что? Что любовь его первая, синеглазая, вновь улыбаться начала, смеяться, его, Мишку, мужем называть.

А через девять месяцев, как по заказу, родился он, Георгий Михайлович. Богатырь, весом в четыре с лишним килограмма, синеглазый карапуз, похожий на Мишку и Машку одновременно.

И началась жизнь. Та самая, настоящая. О которой Мишка мечтал, еще тогда, перед армией.

*

– Тук-тук. – Мишка открыл двери своим ключом. – Есть кто дома? Ждут ли меня с работы?

Он мог бы и не задавать этого вопроса, потому что, на звук открывавшейся двери выскочил Жорка, мусоливший во рту совершенно новую, яркую машину, а с кухни, поспешно отряхивая белые от муки, руки, выглянула Мария, улыбаясь.

– Ждем, конечно, ждем. Проходи, пирожки готовы, с картошкой и капустой, как ты любишь Мишаня.

Мишаня расплылся в улыбке. Так его только Машка называла и больше никто. Мать, та, больше, «Мишкой» кликала, а теперь, так и совсем, только «дураком», да «неблагодарным гадёнышем» прозывала.

– Пирожки – это хорошо, пирожки, мы любим. – произнес Мишка, аккуратно убирая уличную обувь на, положенное ей место и переобуваясь в тапочки. – Не так ли, Георгий Михайлович? – и протянул сыну, купленную в супермаркете вкусняшку. – Держи, тебе сынок, от зайчика.

– От зайсика .. – Жорка счастливо заулыбался и принялся шуршать пестрым фантиком. – Люблю зайсика.

Машка неодобрительно нахмурилась.

– Ужинать будем, а ты Жорке весь аппетит перебьешь, конфетой-то.

– Ничего страшного от одной конфеты не случится. – Мишка обнял жену, целуя в, белую от муки, щечку. – У нас, Селиных, аппетит – о-го-го, какой! Потому-то мы и богатырем растем! Не так ли, сынок?

– Ужинать, богатыри вы мои. – Машка ласково потрепала вихрастую макушку Селина-младшего. – Давайте, бегом!

*

Нельзя сказать, что Мария была недовольна своей теперешней жизнью. Всё у неё, вроде бы, было хорошо – любящий муж, кроха-сын и достаток в доме. Разве что, свекруха-гадюка, жизнь отравляла, так Машка старалась на вопли полусумасшедшей старухи не обращать внимания. Понять ее было можно – глодала женщину обида на то, что сын, кровиночка родная и единственная, променял мать на непутевую девку, да к тому ж, ещё и вдову. Не такой виделась Мишкиной матери невестка, да только не ей решать.

Первый раз Машка рано замуж выскочила, сразу же после школы. За Артёма, парня, жившего по соседству. Был Артём старше самой Марии на три года, как раз успев вернуться из армии к её выпускному. Он-то синеглазую и симпатичную соседскую девчонку давно приглядел и рассусоливать не стал, сразу женился, а то, на такую хорошенькую девчонку много желающих отыщется. Тот же Мишка Селин, который на Машку с пятого класса облизывался.

И жили они с Артёмом хорошо, ладно. Да и как иначе, коли у них всё по любви случилось? Дочка росла, умница, красавица, на папу похожей. Говорят, коли дочка на отца похожа, то быть ей счастливой.

Но, врут люди, про счастье-то – вначале, мужа Машка потеряла, затем, дочери лишилась. Чуть с ума не сошла от горя, хорошо хоть Мишка помог, поддержал в трудную минуту. Иначе, совсем пропала бы Машка – в слезах утонула бы или, на дне стакана стала бы утешения искать.

– Пусть у тебя всё хорошо будет, деточка. – шептала Маря, ласково гладя дрожащей рукой фотографию дочери. – Может быть ты где-то сейчас, далеко-далеко от меня. Ничего, что далеко – главное, чтобы, живая.

Очень хотелось верить Марии в то, что Маринка жива. Что люди чужие просто позарились на девочку и украли ребенка. Хотелось верить женщине в то, что ее дочка живет, в школу ходит, дышит воздухом и играет на детской площадке.

Случаются же чудеса в жизни? Может быть, когда-нибудь, отыщется Маринка? Вернется домой, прибежит по дорожке и обнимет свою маму?

Мишка жену не расхолаживал, но и пустых слез не одобрял. И строго-настрого запретил Машке рассказывать сыну о том, что у него когда-то была сестра.

– Умерло – так, умерло. – говорил Мишка. – Хорошо, коли отыщется. Тогда Жорке все и расскажем. А так, незачем ребенка травмировать. Мал он еще.

Машка и не рассказывала, хотя и чувствовала в словах мужа какую-то неправильность. Холод и равнодушие чувствовала. Но ведь Мишка и не обязан был любить Марину. Она ему совсем чужая. Артёма дочка, не его, не Мишкина.

*

– Чего смурная такая, – поинтересовалась Лариска Колесникова, толкая Машку локтем в бок. – кислая, как трехдневная простокваша? Мишка что учудил? Не говори, все равно не поверю – он у тебя золото!

– День рождения у Мариночки через три дня был бы. – шмыгнула носом Машка, проворно расставляя по полкам пакеты с крупой. – Совсем уже большая была бы девочка. Помощница.

– Ну, да. – туманно ответила Лариска. – Время летит, и мы за ним не успеваем. А, хочешь, – женщина воровато осмотрелась по сторонам – не подслушивает ли кто их разговор. – сведу тебя с тёткой одной. Говорят, она в землю на три метра смотрит, любую судьбу предсказать может, про любого человека правду скажет.

– Экстрасенс, что ли? – хмыкнула Машка, которая регулярно телевизор смотрела. И про экстрасенсов передачи тоже, хотя, Мишка подобные шоу категорически не одобрял. Ну, Машка и не смотрела их, когда муж дома был. Только, муж в смену работал и время на просмотр передач у Машки имелось.

– Хуже. – Лариска посмотрела на подругу честными-пречестными глазами. – Ведьма она. Самая настоящая.

– Скажешь тоже – ведьма! – засомневалась Машка и усмехнулась, но, как-то очень грустно. – Меня, вон, Мишкина мамашка, тоже ведьмой величает, но я на три метра землю взглядом не пронзаю и чужих судеб не ведаю. Свою не знаю, что уж про иных говорить?

– Мать Мишкина давно из ума выжила. – авторитетно заявила Лариска, перейдя от крупы к пакетам с сахаром. – Она и сыночка своего проклясть готова за то, что женился не на той, на кого она указала и денежного пособия лишил. Старуха она, злая и завистливая, а я тебе про настоящую ведьму толкую. Правда, ехать к ней нужно далеко, за город, да и заплатить придется.