«— Про неправду все написано, — ухмыляясь, прошамкал Смердяков».

И что идёт против этого? А то: «не может быть полного единства нашего континента, пока крупнейшее европейское государство Россия не станет органичной частью европейского процесса». Сказано убедительно и до чего же скромно! Ведь улажено уже насчёт части процесса, к тому же органичной. Куда Европа ядерные отходы девает?.. То-то — какой, в самом деле, европейский дом без отхожего места? Ясность, безусловно, близкая тому, кто однажды с таким успехом помянул сортир.

Так что придётся Смердякову покамест примолкнуть. Не подаваться же в несогласные, которых очень не любит Смердячок. Возразят: при чём тут он? Власти на местах запрещают «Марши несогласных» и принимают меры. Нынче тому, другому черепа проломили, продолжится непослушание — проломят многим. Чтоб не было того-самого… Чего же? А хотя бы плакатов: «Россия без Путина!», «Путин, уйди сам!»

Но ведь он и говорил, что уйдёт, и недолго, кажется, осталось… Скромность, известно, в цене, и принято повторять: окружение не хочет отпускать его, а сам-то на третий срок без претензий. (Эхо подхватило, понесло… по степи «покатила сама глупость»). Я уже не раз писал, а теперь предлагаю пари: отдастся! Я о том, что искушённая сладострастница в борении: «Не хочу!.. ну сказала же…» Ан и взяли! Как оно сладко — осязать скипетр… Ненасытная похоть, ревность и оголтелый страх: отнимут! А какой за него дан заклад! Взрывы домов, руки в крови по локоть… Сжать крепче драгоценную палку — а она в руках трясётся, словно вибратор, и в диком раже, в дури прут полчища на несогласных… Взвинченный Смердячок прикажет ещё убивать и ещё — как, впрочем, и приказывал бы. Будет делаться, хотя и суетливее, то, что запланировано. Предложили продлить срок полномочий первого лица, а также убрать рогатку, чтобы оно могло и в третий раз баллотироваться. Не без спешки, сразу же после учинённых расправ над несогласными, пущено в ход: «За третий срок Путина уже две трети россиян» (будто речь о результатах референдума, а не опросов). Ежели верить опубликованным 16.04.07 данным ВЦИОМ, 65 процентов опрошенных «позитивно относятся» к продлению срока полномочий до 7 лет. За второе предложение — 69 процентов.

Возможно, и то и другое придётся по душе законодателям. Или, поспорив и показав неподдельность демократии, одно предложение отклонят, а второму повезёт. Не отвергать же оба.

Высказано мнение, что Россия бессрочного президентства не примет. Может, да, может, нет — но ведь бессрочность-то не объявят. Скажут про ФРГ: избирали Гельмута Коля бундесканцлером и на третий, и на четвёртый срок. Немцам в голову не приходило бояться, что он воцарится пожизненно. В пятый раз не проголосовало за него большинство, и ушёл. Народ в своём праве, и почему россияне должны быть обделённее немцев?

Словом, заявят: не надо вопрос, который в европейских правовых государствах не представляет вопроса, делать средством дестабилизации.

Такой подадут пирожок. И сколько его ни есть, а он раз — и снова целёхонек! Кушайте, кушайте… А чтобы аппетит не убывал, запах крови всё время будет стоять в воздухе. И крепчать.

Очерк опубликован в Интернете 20 апреля 2007:

http://www.zaprava.ru/hronica/Smerdjachok2.pdf www.chechenpress.info/events/2007/04/20/03.shtml

Напечатан в журнале «Литературный европеец», выходящем во Франкфурте-на-Майне, N112/2007,ISSN1437-045-X.

Завсегдатаи клуба, расположенного в Берлине, с самым живым вниманием отнеслись к тому, что случилось в клубе одного из сёл Пензенской области. Я рассказал немцам о поведанном российскими СМИ: о краже портрета Путина. Ночью неизвестные проникли в просторный зал, где устраивают дискотеки и концерты, сняли со стены портрет, прихватили три диска и микрофон, не взяв, однако, дорогостоящую музыкальную аппаратуру, и исчезли. Grani.ru со ссылкой на «Новые известия» от 22.03.2007 привели слова директора клуба Ольги Ласточкиной: «Сторожа у нас никогда не было. Нам и в голову прийти не могло, что у кого-то поднимется рука на Владимира Владимировича. Да и портрет-то самый обычный: его можно в любом книжном магазине купить за двести-триста рублей».

Сельское начальство глянуло в корень происшедшего и моментально поняло размеры грозящего последствия: «Придут люди на концерт, увидят, что Путин пропал со стены, и решат, что отношение к президенту у нас изменилось…» Посему собрания, концерты и другие мероприятия в клубе были отменены, его жизнедеятельность фактически приостановлена, в то время как власти решают две задачи: изыскания средств на новый портрет и поимки преступников.

Сообщив это, я сделал паузу, собираясь предложить вопросы для дискуссии, но меня опередила дама с окрашенными в синеватый цвет волосами, которые стояли вторчь благодаря гелю:

— Совершённое преступление именно и имело целью — парализовать жизнь культуры в селе.

Поскольку меня слушали поборники разнообразных культур, полагавшие необходимым наличие идейных противников, я умолчал о сомнении — таковые ли посягнули на культуру села Нарышкино? Согласившись с дамой, я остановился на мысли: итак, имел место вопиющий вызов антикультуры. Но кражей ли проявил он себя?

На лицах слушателей — недоумение и нетерпеливый вопрос.

— Возможно, портрет остался висеть, где висел. На нём лишь сделали надпись… — предположил я.

В нашем клубе серьёзный разговор требует соотнесённости с литературой, и, прежде чем продолжить, я прибегнул к помощи Гоголя. Очень шло к случаю место в «Мертвых душах», когда Чичиков, покидая деревню Собакевича, спрашивает мужика, как проехать к Плюшкину. Мужик знает того только по прозвищу — столь оно звучно, — и тут нельзя не полюбоваться гоголевским лирическим отступлением: «Выражается сильно российский народ! и если наградит кого словцом (…) — одной чертой обрисован ты с ног до головы!»

Черта, которая могла подразумеваться в нашем случае, в клубе хорошо известна. О ней и о том, кого она отличает, не раз упоминалось в беседах о России. Я должен был только поподробнее объяснить, каким оскорблением считается у россиян искажённый вариант слова «педераст». Затем я предложил представить: поутру пришла на работу названная директор клуба, взглянула на портрет — и… у неё потемнело в глазах, перехватило дыхание (что более подходит?..) У кого-то поднялась рука написать (на ком?!!!) самое жестокое, что только могло быть написано. Потрясённая женщина поспешно запирает клуб и бросается к представителям сельской власти, которым передаётся дрожь торопливости. С какими лицами разглядывают они начертанное слово… Что за кошмарная слава покатится о селе Нарышкино! И не на местных ли властях отыграется областное руководство? Потому чиновники решают инсценировать кражу, тайком унеся портрет и, для отвода глаз, мелочь. Кража — меньшее зло, нежели передаваемое из уст в уста: «Слыхал — в Нарышкино на портрете Путина написали …»

То, что так всё и было, подтверждают проволочки с приобретением нового портрета. Купишь его, повесишь, а ночью на нём появится то же слово… Спасение — в штатной должности сторожа, на что и стараются изыскать средства. Допустим, их найдут, но кончится ли дело? Или лучше сказать, перефразируя Манилова: не отразится ли оно на дальнейших видах России?.. Тут, держась признанной в берлинском клубе традиции, я перешёл к роману Достоевского «Братья Карамазовы». Девица Марья Кондратьевна готова представить Смердякова и юнкерочком, и молоденьким гусариком. А Смердячок (ласковое уменьшительное — объяснил я немцам) разве не видится массе россиян и лётчиком, и моряком, и десантником? Портрет из сахарной глазури так и манит к себе на бисквитных тортах. Выполненный же из шоколада разных цветов и помещённый в деревянную рамку, он идёт по двадцать одну тысячу рублей (600,6 евро) за штуку. Нередко портрет украшает свадебные платья. Так позволит ли он, предмет и лелеемый и вкушаемый, чтобы чиновники, прибегнув к обману, унесли его и уничтожили? Не случилось ли что-то из ряда тех явлений, на какие нам открывает глаза мировая литература? Более чем вероятно — он, подобно носу гоголевского майора Ковалева, сбежал. И, может, уже принялся передавать портретам-братьям запечатлённое на нём слово… Каково оно из сахарной глазури! А шоколадное!.. Но особое впечатление произведёт слово, оказавшись на подвенечном наряде.