Литмир - Электронная Библиотека

После того, как кандидаты в присяжные немного утихомирились, судья представился. Он был обладателем мягкой и душистой, как домашний каравай фамилии – Федюшкин и довольно необычных (вопреки сложившемуся мнению) имени-отчества: Иван Иванович. Затем он представил нам помощника прокурора, который выступал стороной обвинения; и адвоката подсудимого. После чего вкратце ознакомил нас с сутью подлежащего рассмотрению в суде уголовного дела. На все это у него ушло минут пятнадцать.

Затем в зале наступила некоторая заминка, словно возник некий барьер, препятствующий продолжению процесса. Я расслышал, как судья нетерпеливо спросил у адвоката: «Ну, где же он? Десять минут уже давно прошли». Адвокат лишь пожал плечами.

Наконец он появился. В дорогом костюме из твида. В шелковой сорочке от Армани. В галстуке стоимостью равной прожиточному минимуму российского гражданина. В ботинках, купленных в самом модном бутике города. Вошел уверенно, словно к себе в офис. С еле скрываемой брезгливостью занял специально предусмотренное для лиц в его положении место. Молоденький судебный пристав, сопровождавший его, стал рядом.

В чертах вошедшего человека мне показалось что-то знакомое. Слишком знакомое, чтобы я тратил на воспоминание много времени. Несмотря на прошедшие десять с небольшим лет, этот человек не очень изменился. Слегка пополнел? Может быть. Стало больше во взгляде самоуверенности? Как не стать, ведь тогда он был простым прапорщиком, а сейчас крупный бизнесмен, который может оградить себя от тюремной клетки залогом в два миллиона рублей.

Как странно все получалось, мы уже несколько лет жили в одном городе и даже не подозревали об этом. Словно существовали в параллельных мирах. А параллельные миры, как известно, не пересекаются.

Мы встретились взглядами. На пару секунд, не больше. Его взгляд, обращенный ко мне, был безразличен и пуст. В нем ничего не читалось. Никаких намеков на былое знакомство. И я понял, что память этого человека давно уже стерла меня из своего архива как ненужный элемент.

Конечно, я в отличие от него сильно изменился за это время. В какой-то мере я стал вообще другим человеком. И все же…я ожидал, что он вспомнит.

Апрель 1990

Прошло уже более трех лет с того дня, как я стал офицером. Ностальгические воспоминания о годах, проведенных в военном училище, постепенно теряли свою яркую эмоциональную окраску. Эти воспоминания погружались в глубины прошлого под давлением повседневной, однообразной рутины воинской службы.

Спустя три года я все еще был холост и проживал в общежитии на территории части. Хотя на моих погонах прибавилась одна звездочка – это не привнесло в мою жизнь существенных изменений. Так, небольшая прибавка к жалованью, не более того.

Армия, в которой я служил, все еще была советской. Но в разных укромных уголках казармы уже шли разговоры о скорой ее кончине. В моем взводе было двадцать человек литовцев. Хорошие солдаты. Но очень скрытные люди. Не знаю, чего от них можно ожидать, когда по телевизору изо дня в день говорят о массовых побегах прибалтов из советских воинских частей, а власти Литвы только подливают масла в огонь, поддерживая дезертиров. Единственная надежда на благоразумие своих подчиненных, ведь из Читинской области до Литвы не пять минут ходу.

Эти три года моя жизнь была сконцентрирована на небольшом участке, огороженном высоким деревянным забором. Казарма – плац – стрельбище, примерно в таком заколдованном треугольнике проходила моя жизнь. Свободного времени было немного, но даже его некуда было деть. Поэтому свободные вечера обычно сжигались за бутылкой водки в кругу друзей – офицеров. Неужели я хотел именно этого? Слишком часто я стал задавать себе в последнее время этот вопрос. Ответ был очевиден, и я знал его. Но как трудно мне было признаться в этом самому себе. Как трудно было хоть что-то изменить.

На дворе был апрель 1990 года, когда в нашей части появился прапорщик Зюзин. Он занял какую-то должность при автохозяйственном взводе. Несколько раз мы оказывались в компании за одним столом – вот и все, что нас объединяло. Его интересы с моими не пересекались. Из офицерской трепни до меня дошло, что этот человек появился здесь благодаря майору Шагирову, который отвечал за хозяйственное обеспечение нашей части. Ничего не скажешь – надежное крылышко.

Сентябрь 200…

Теперь у этого человека была другая фамилия – Галицын. Аристократичная и солидная, как алмаз в тридцать каратов. Я почти уверен, что в гостиной его дома на самом видном месте весит под стеклом грамота с сургучной печатью, которой ему дарован пожизненно графский титул. А в самом дальнем углу банковского сейфа, подальше от людских глаз, спрятана квитанция об оплате этого самого титула. А ведь кем был этот человек всего несколько лет назад – прапорщиком Зюзиным из автохозяйственного взвода в воинской части, затерявшейся среди голых сопок на границе с Китаем. Вот уж воистину, чудны твои дела Господи! Или не твои?

Май 1990

Этот майский день был ласковый, как сытая кошка. Теплый, солнечный и к тому же праздничный – 9 мая. Весь батальон отдыхал и только несколько человек собирались в караулы. Шестеро во внутренний, задачей которого была охрана части, и пятеро в караул № 2 на охрану складов со взрывчаткой. Начальником караула №2 был назначен прапорщик Зюзин. С ним отправлялись сержант Великанов и рядовые Аликнавичус, Рудокас и Сонин. Все солдаты были из моего взвода.

Я находился в казарме, в небольшом, бедно обустроенном кабинете замполита, когда дверь приоткрылась, и я увидел в ее проеме лысую голову рядового Рудокаса.

– Разрешите войти, товарищ старший лейтенант? – произнес он с характерным прибалтийским акцентом.

– Заходи Рудокас, что у тебя? – в моей интонации слышны были нотки неудовольствия. Я словно почуял, что этот визит несет в себе неприятность. В первую очередь я подумал о том, что солдат сейчас начнет жаловаться мне на старослужащих. Литовцы совсем не брезговали таким методом урегулирования отношений. Сказывался другой менталитет.

– Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант?

– Ну, выкладывай, Рудокас, что там у тебя?

Я оторвался от газеты и пристально посмотрел на солдата.

То, что я увидел, немного напугало меня. Лицо солдата было крайне бледным, почти белым. Его обескровленные губы торопливо шептали: «Не отправляйте меня в караул, товарищ старший лейтенант. Там что-то сегодня должно случиться. Я точно знаю. Что-то нехорошее. Я видел сегодня во сне, что убивают какого-то солдата. Ножом в сердце. И было много, много крови. Я боюсь, товарищ старший лейтенант. Со мной такое уже случалось, я видел во сне смерть – и она приходила, совсем скоро кто-то из знакомых мне людей погибал. Но такого страха, как сегодня, еще не было. Не отправляйте меня в караул, товарищ старший лейтенант, пожалуйста!»

Это был тихий, пронзительный, молитвенно-проникновенный крик о помощи. И я услышал его. Этот крик пробрался ко мне в сердце и заставил его биться в сумасшедшем ритме. От этого крика мой лоб покрылся испариной, а по спине пробежала волна страха. Несколько секунд я смотрел в глаза этому солдату и верил, верил во все то, что он мне говорит. Но потом…потом пришло осознание нелепости происходящего. Пришло из головы, как твердая, не подлежащая сомнению аксиома – этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. И я сдался, отступил, спрятался за надежную броню избитых реплик, подходящих для данного случая.

– Успокойся, Рудокас, не стоит придавать снам столько много значения. В них лишь наши подсознательные страхи, не более того. Вот увидишь – все будет нормально. Все это ерунда. Снять тебя с караула я уже не могу. Через полчаса развод, сам понимаешь. Так что иди, успокойся, а я постараюсь разыскать для тебя что-нибудь успокоительное. А то совсем плохо выглядишь.

3
{"b":"929893","o":1}