Он дружил с девочкой, как сам он считал, не очень красивой. Но его прельщало уже то, что та тянулась к нему первая. Когда б он не вышел во двор, Лиза, завидев, выбегала ему навстречу, бросая скучных подружек. Ведь с Лёнькой можно и раскачаться на качелях и покидать комья глины и вообще мальчик выуживал из себя небывалый запас историй. Именно с ней. В среде своих ровесников ему не давали рта открыть, ведь там было кого слушать. А здесь…. Здесь Лёня чувствовал себя величиной. Ему нравилось быть востребованным и, пожалуй, что нравилось нравиться. В тот июньский день они раскручивались на карусели, старой скособоченной карусели, что входила в парк детского городка. Лиза сидела на корточках, держась руками перекрёстные поручни, а Лёнька крутил и запрыгивал сам, весело хохоча. Лиза восторженно пищала и смеялась тоже, пока… Седушек не было, карусель в принципе была ущербная, но вертелась достаточно прилично в скоростном отношении. Лёньке приходилось иногда притормаживать ход, чтобы унять подкатывающееся головокружение. И вот, когда Лёнька спрыгнул с карусели очередной раз, чтобы ускорить замедляющееся колесо, чьи-то руки перехватили его инициативу. Он обнаружил, что карусель стал накручивать Толик из соседнего дома. Скалясь щербатым ртом, он начал поддавать ход, и Лёня ошибочно посчитал это актом доброй воли. Он запрыгнул было сам, но быстро понял, что в планы Толика не входит – вот так простенько их катать. Карусель завертелась без остановок, быстрее и быстрей…. Лиза завизжала, а потом заканючила, плаксиво и жалобно. Лёне удалось спрыгнуть, но девочка этого сделать не могла. Она вцепилась в эти поручни помертвевшей хваткой и уже в голос верещала: «Не надо!» Некоторое время Лёнька ошалело смотрел, а потом неуверенно тронул Толика за плечо. «Не надо, останови», – попросил, но тот даже не посмотрел в его сторону. Толик глупо «гы-гыкал», продолжая увлечённо крутить карусель. «Лёня-а-а-а!!!» – В рёв закричала Лиза, а Лёня впал в прострацию. Толик не был крупнее и сильнее его. Он был ровесником и скорей даже на месяц его младше. Лёнька понимал, что надо его толкнуть, закричать, схватиться – и это просто надо, так правильно. Но всё его понимание лениво и равнодушно скучилось на задворках сознания. Он смотрел и терял драгоценные секунды. С каждой такой секундой он чувствовал свою ничтожность и никчёмность. Воевать да драться было супротив его природы. Лёня не знал, как сделать тот шаг, который вырвет его из спячки. «Лёня-а-а-а!!! – Звала на помощь Лиза. А Лёня с пересохшим от волнения горлом, смотрел на эту дикую картину и как обычно не решался. Его трясло нервной дрожью как перед дракой, но Лёня не знал, что такое драка и поэтому всё его возбуждение уходило в землю, в пустоту. Наконец, натешившись, Толян отпустил колесо карусели и та, ударив по протянутым Ленькиным ладоням, остановилась. Лиза долго не хотела отпускать поручни, а когда отпустила, просто выпала с карусельной площадки. Её кружило. Плача, она поднималась и падала, заваливаясь вправо. Вставала и снова кренилась в сторону под гыганье Толика. Лёня взял её, было за руку, но Лиза вдруг вырвалась и уселась на траву, отказываясь идти. Она продолжала плакать, но уже утробно, сглатывая слёзы и размазывая их по лицу. Лёня растерянно и бестолково топтался, не зная, что делать. У него не хватало мужества её утешить. У него не было сил просто прикоснуться к ней. Лиза, едва справившись с собой, поковыляла неровной походкой к своему подъезду. А Леонид тупо стоял и смотрел ей вслед, осознавая где-то глубоко, что вот сейчас произошло нечто страшное в его поступках, непоправимое. Он обернулся и встретился глазами с Толяном. Тот продолжал лыбиться улыбкой идиота. «Приколюха, да?!» Внезапно лицо его приняло обеспокоенное выражение. «Сваливаем! Ща её папан выскочит!» И Лёнька, наперекор своим желаниям, свалил. Вместе с этим гадом. Позже, ночью, в своей постели, шестилетний Лёнька найдёт объяснение своему сомнаболическому состоянию. Его нерешительность и заторможенность в совокупности зовётся очень просто. Трусостью. От этого открытия он долго не уснёт и полночи проплачет, теша себя фантазиями, что вот завтра выйдет и накостыляет этому кривозубому Тольке. Вот так с ходу возьмёт и наваляет! Он скрипел яростно зубами и плакал, жалея, что не может это сделать прямо сейчас. Подушка была мокрой, и Лёнька переворачивал её на сухую сторону, чтобы снова плакать. Потрясение было велико.

Последующий день принёс новые заботы. Потом прошло ещё два дня. Неделя. Горе его провалилось куда-то вовнутрь, он успокоился, но данность открытия никуда не ушла. Он стал с ней жить. Толику он не накостылял, хотя, виделись после того случая не раз. Да и сам Толик, со свойственной детям беспечностью, напрочь забыл о своём хулиганстве. Лиза с удивительной стойкостью проходила мимо Лёньки как сквозь пустое место и на приветствие не отвечала. А скоро и Лёнька перестал здороваться. Он понимал, что заслужил то, что имеет.

Взрослея, Лёня не изменился. Он уступал всем и во всём. Ваське Круглову – место за партой. Витальке Шилову очередь в буфете. Его отталкивали локтями, отпихивали. Запросто давали тумаки и пендели. Потому что как считали, он лошок и чмошник. Леонид привык себя видеть тем, кем видели его другие. Друзей он выбирал по мягкости и ориентировочно по своему лекалу. В классе таких было двое, и все они были презираемы юркими одноклассниками. С ними Лёня делился впечатлениями, обменивался аудиозаписями, ходил в бассейн, а иногда в кино. Дома же, пока мать ещё не болела, Леонид был посвящен себе и книгам. В этом удивительном волшебном мире он преображался. Он сражался на баррикадах с Гаврошом, искал клад с Джимом на острове Сокровищ, подолгу разжигал огонь с Робинзоном Крузо и разил шпагой кардинальских прихвостней вместе с Д, Артаньяном. Лёня любил читать, потому что только тогда он становился другим и здесь, надо сказать, он не мирился с подлостью как в жизни. Книжный герой закипал жаждой мести и справедливости и он, Лёнька закипал. Герой был готов бить, колоть и побеждать. И Лёнька был готов, до боли в костяшках…. Скорей всего, он отожествлял себя с героями книг, полностью входил в их шкуру, их разум. Нередко он мучил себя вопросом, как перенести книжную отвагу в своё жизненное пространство. Да, он был незлобливый, был мягкий по своей натуре и не мог ударить кого-либо в лицо, хотя и вспыхивал от ярости, когда били его. Самое большое, что он мог – это оттолкнуть драчуна, но это только раззадоривало последнего. Лёня искал выход из этой жизненной дилеммы, отчаянно искал, но не видел двери. Он чувствовал в себе лишь далёкий потенциал, где-то глубоко, под пластами своего мягкого характера. Книги те, что он читал, переносили его под эти пласты, но не могли их разорвать. Никак. Сказывалось его табу на драки и клеймо труса, которое он сам себе проставил в ту памятную ночь. Странно, спрашивал он себя, отец был лётчиком, разведчиком Арктики. Трусов туда не берут. Если папа не был трусом, откуда эта пакость в его крови? Мама – женщина, не в счёт. Да и гены идут к сыну по отцу. Тогда как? А может быть, храбрость надо расшевелить, разбудить? Но если храбрость есть, то она есть без всяких стимулов. А если нет, так откуда ей взяться? Так думал Лёня уже в одиннадцать лет и призывал своё мужество всякий раз, выходя в школьные коридоры. Он был уже не тот конечно, что у карусели, но и не тот, что в книгах. Увы, не тот. Проклятие карусельной истории тянулось за ним как шлейф.

Помог случай. В канун окончания пятого класса он выходил из школьной гардеробной, когда его привлёк шум, доносящийся из дальнего угла. Старшеклассники чего-то там пинали, заводя друг друга криками. Правильней сказать, там был один старшеклассник, а остальные – параллельного класса и плюс, затесавшийся из их класса Круглов. Между ними бегала девчонка, тоже с параллельного, и расталкивала парней. Те ржали как кони и опять пинали…. Предмет, как, оказалось, был сумкой и, судя по тому, как она глухо и тяжело елозила по полу, в ней находились учебники или ещё девчачьи штучки. Лёня догадался, что футболят сумку той, которой это не нравится. В первый момент возникло желание уйти. Без колебаний он понёсся на выход, тело само это совершало, а мысли торопили оказаться там, где всего этого ужаса нет. Внезапно что-то дёрнуло его, невидимой нитью придержало. На секунду его ноги залипли, а потом он и вовсе остановился. В голове происходила борьба. Не было за и против. Был просто пат как в шахматах, всего в долях секунды, а потом…. Словно кто-то приподнял пласт, и оттуда вышло настоящее. Не думая, Леонид проскочил в гардеробную и бомбочкой влетел в круг беснующихся подростков. От неожиданности те отступили, попятились, наступая друг другу на ноги. Взъерошенный и напыженный Леонид схватил пыльную сумку, затем зло прожег взглядом испуганную девчонку, дёрнул её за руку и потащил вон, на выход.