Елена Федоровна была то ли в замешательстве, то ли в недоумении:
– Да ну нет, люди после таких рыданий не выглядят такими счастливыми. Это какой-то подвох? Я бы сказала, что ее опоили, или она накурилась, но я же присутствовала во время сеанса, это исключено.
Она продолжала смотреть с гримасой недоверия, переводя взгляд с меня на подругу и обратно.
– А что, милочка, вы так же можете и меня довести до слез? А давайте попробуем! Чем черт не шутит, может я тоже вспомню что-то не очень приятное в моей жизни, и потом буду так же сидеть и улыбаться, как дурочка.
И смешно, и не очень. Вот как можно работать, если тебе не верят. Хотя неверием я бы не назвала. Просто это непривычно, когда умом понимаешь одно, а глаза видят другое.
Валентине Ивановне было совершенно наплевать, что подруга выражает неприкрытый скепсис. Она сидела и красиво улыбалась. Вытирая слезы платочком, который Елена Федоровна все же смогла найти и впихнуть подруге в руку. Она сказала:
– Я вспомнила, как муж мне изменил, и я думала, что моя жизнь рухнула. Потом вроде бы и простила его, но доверять уже не могла. И оказывается, все эти годы обида сидела где-то так глубоко, что жрала меня просто-напросто. Поэтому и голова постоянно болела, от моего нежелания нормально жить и просто радоваться тому, что у меня все есть. А сейчас как-то легко получилось это все отпустить, и мне та-а-ак хорошо. Вот оно, долгожданное блаженство.
Хозяйка квартиры не торопилась подниматься со стула. Я спросила, все ли в порядке? Какие ощущения в теле, в ногах. Но она посмотрела на меня просто «отъехавшим» взглядом и ответила, что все отлично. Просто это оказывается классно – сидеть у себя дома и ощущать в моменте, что у нее есть такая классная подруга, которая и платочек свой отдала, и переживает за нее искренне, и поддержит в любом деле. И сама она работает в таком месте и на такой должности, что полгорода могут позавидовать. И муж у нее видный мужчина, и работает в градостроительстве. И дети прекрасные, любящие, один сын заканчивает ВУЗ, другой – школу и тянет на золотую медаль. Чего еще желать? Оказывается – она счастливая женщина!
Я чуть не присвистнула от удивления. Ничего такого я ей не говорила за сеанс погружения в трансовое состояние. Получается, что человек видит в глубинной проработке то, чем наполнена его душа. И если в ней есть место свету, то затронув струны души можно высветить в ней столько хорошего, такое понимание своего места в жизни, что он начнет светиться изнутри, словно светлячок.
– Предупреждаю сразу: на следующем сеансе вы не будете плакать и вспоминать обиды. Такое можно делать один раз. Я могу провести вас мыслями в то место, где вы что-то важное упустили в своей жизни, для просмотра – можно ли было что-то изменить, а главное – нужно ли было. Поработаем с сосудами головы – они же много лет спазмировались просто по привычке, от переживаний мнимой утраты смысла жизни. Можно поработать с внутренними органами – на восстановление функции печени, желудка – это тоже тема, которая важна, когда фонят старые обиды. И все. Не нужно мешать природе в восстановлении организма: процесс запущен, все приходит в норму со своей скоростью.
Елена Федоровна в шутку стала выталкивать Валентину, приговаривая:
– Иди-ка ты на кухню, мать, грей чай, и тащи сюда пирог. Я тоже хочу попробовать, как это – порыдать. Хозяйка поднялась, все так же улыбаясь, и вышла, приговаривая: «Галя же говорила, что нам понравится».
С Еленой Федоровной работать было немного тяжелее. Либо я подустала и требовался небольшой перерыв, которого мне не дали. Либо скепсис и эмоциональные особенности клиентки мешали быстро войти в контакт и обнаружить какую-либо связь неполадок внутренних органов и событий в прошлом. Поэтому я просто поработала энергиями в районе почек и надпочечников, потом с легкими со стороны спины и потом руки почувствовали отклик в районе грудины.
– Ага, чувствую тепло в груди, – наконец откликнулась Елена. – крутится, как шарик. А так должно быть?
Я ответила, что БЫТЬ может как угодно, ценно то, что почувствуешь.
Елена Федоровна добавила, что ее что-то щекотало в районе почек. Но сказать про ощущения она решила только когда почувствовала, что комок в груди провоцирует ее покашлять, но она стесняется. Ну, это уже кое-что, подумала я. И предложила легкое погружение в транс. Получив утвердительный ответ, проговорила вступительную формулу, провела мышление клиентки в прошлое, насколько далеко ей самой захочется пройти, а дальше почувствовала, будто я сама нахожусь в полутрансовом состоянии. Странно, но я «увидела» внутренним зрением, как тогда, на семинаре, что я нахожусь в какой-то деревне. Дома старенькие, деревянные, но еще крепкие. Кривая дорожка протоптана вдоль нескольких домов. В одном из трубы шел дым, во дворе находилась женщина, уставшая и какая-то сникшая, безмолвно-печальная, которая присела на деревянные ступеньки крыльца, закрыв руками лицо и наклонив низко голову. К ней бежала девочка, лет пяти, держа в маленькой ручке букетик полевых цветов. Она что-то щебетала, в своих детских эмоциях, еще не понимая, что происходит с женщиной, сидящей на крылечке. Потом она остановилась, почти приблизившись к крыльцу, заметила мятый листочек у ее ног. И осознав, что произошло, она горько заплакала.
В это время из глаз Елены Федоровны потекли слезы. Она не рыдала, но было видно, что переживает какую-то внутреннюю драму.
– Что вы видите? – негромко спросила я.
– Маму. И ту похоронку на отца, что мы получили в 44-ом, – ответила она. Я принесла тогда маме букет из ромашек и ирисов, а она сидела на крылечке и даже плакать не могла. А я тогда наплакалась на несколько лет вперед. Потому, что мы остались без папы, а я помогала маме во всем… Было очень тяжело, – ответила женщина, вытирая катившиеся градом слезы.
Честно говоря, я опешила. Я смотрела ее детские воспоминания вместе с ней, так получается. И не расплакалась сама только потому, что понимала, что нужно аккуратно и экологично выводить ее из этих воспоминаний, убирая детскую травму, как можно мягче.
– Подойдите и обнимите свою маму. Скажите, что у нее есть вы, что вы сильные, и вы справитесь. Что вы будете ей помогать, пока не вернется брат. А через четыре года у нее появится мужчина и станет полегче. А теперь выходите со двора: вы уже большая, вам нужно ехать в город… Вот вы уже вернулись в наше время, слышите мой голос… На счет три вы откроете глаза и будете чувствовать себя хорошо и спокойно. Раз… два…три…
Елена Федоровна открыла глаза, подняла их на меня.
– Как ты сказала? Через четыре года? А откуда ты узнала, что мама познакомилась в городе с сапожником именно через четыре?… Поехала чинить мои ботинки к зиме и так познакомилась…
– А платье тогда было синее, в какой-то мелкий цветочек, с коротким пояском? – спросила я.
Женщина открыла рот, потом закрыла, взглянула на меня с некоторой опаской, и потом утвердительно кивнула головой и икнула.
– Может водички? – я разрядила обстановку простым вопросом.
– Ага, – ответила Елена Федоровна, кивнув головой и утирая слезы. – А лучше водочки. Ва-аль, иди сюда. Нет, это с ума сойти можно! Она сказала мне за мою маму… И еще платье мое описала, любимое.
– Бывает, что я вижу картинками, без звука. Но смысл можно и так понять.
И когда мы сели пить чай, стали в деталях сравнивать воспоминания Елены Федоровны и мои картинки, оказалось, что я увидела достаточно подробно фрагмент ее деревни и ту печальную ситуацию, где маленькой девочке пришлось повзрослеть, не по годам рано, чтобы поддержать свою мать.
Да уж, я шокировала обеих женщин, которые уверяли, что такое они проживали впервые. Я была удивлена таким поворотом событий, но плохого же ничего не случилось. Скорее наоборот, ситуация встряхнула всех, дала повод посмотреть на некоторые вещи с другой стороны. Обе клиентки уверяли, что почувствовали прилив сил. И выразили желание просто общаться иногда, если мне это не будет в тягость.
