Joe R. Lansdale — The Bird

© 2018 by Joe R. Lansdale — The Bird

© Константин Хотимченко, перевод с англ., 2024

Когда мне было двенадцать, мой друг Джеймс был самым лучшим мальчиком на свете. Все изменилось, когда он стал старше и начал одалживать чужие машины без спроса. Но до этого с ним все было в порядке, и, наверное, в конце концов он и сейчас в порядке, но тогда он попал в тюрьму. Он брал взаймы одну и туже машину слишком часто.

Но больше всего мне запомнилось то, каким он был, когда мы были детьми.

Однажды летом, когда мы наслаждались свободой от школы, он нашел малиновку с пробитым крылом, подстреленную, как он решил, из пневматики, и начал выхаживать птичку. Я немного помогал.

После того как он нашел птицу, он положил ее в коробку из-под обуви и кормил с руки: червей и прочее он разминал в миске и делал так, чтобы жидкости хватало на пипетку, а потом вливал эту кашицу птице в клюв. Все говорили, что если тронуть птицу, то она не сможет вернуться в дикую природу, потому что на ней останется запах человека, и другие птицы заклевали бы ее до смерти.

Я сказал об этом Джеймсу, когда он подобрал птичку, а он ответил:

— Глупости. Сомневаюсь что птицы чувствуют запахи. Где же их нос?

Думаю, он был в чем-то прав.

Сложив птичку в коробку из-под обуви, мы пошли в магазин и купили мороженое эскимо. На кассе продавец полюбопытствовал:

— А что у вас в коробке?

— Раненая птица, — сказал Джеймс.

— Да. Дайте посмотреть.

Джеймс снял крышку с коробки и показал ему птичку.

— У нее ранено крыло, — заметил клерк.

— Ага. Вот для чего нужны палочки от мороженого. Чтобы сделать шины.

— Да. Ну, даже если вы сможете привести ее в порядок, птицы заклюют ее до смерти в своем гнезде, потому что вы к ней прикасались.

— Я постоянно это слышу, — сказал Джеймс.

— Потому что это правда, — произнес клерк.

— Вы что свечку держали? — спросил Джеймс.

Клерк слегка покраснел.

— Не забывайте, с кем вы разговариваете. Уважайте старших.

— Да, сэр, — прошептал Джеймс.

На улице мы съели мороженое, коробка из-под обуви была у него под мышкой, и Джеймс сказал:

— Этот засранец сам ничего не знает.

Мы пошли в дом Джеймса, но долго там не задержались, потому что его отец был пьян и только что вырубил старшего брата Джеймса в драке из-за бисквита или чего-то в этом роде. В общем, мы не остались, но Джеймс раздобыл шпагат и еще кое-что, пока я ждал его во дворе. Ему удалось избежать отца, так что он остался в сознании. Время от времени отец слишком много пил и всегда кого-нибудь вырубал или сам оказывался в нокауте. Его жена тоже могла нанести хороший удар, если ей удавалось подойти достаточно близко и застать главу семейства врасплох. Это был своего рода ритуал — выпивка и нокауты. Вся семья была такой, кроме Джеймса, но и он позже стал таким же.

Мы пошли ко мне домой. На заднем дворе под яблоней мы сели спиной к стволу дерева, Джеймс открыл коробку и осторожно достал птицу.

Птичка посмотрела на него, как мне показалось, странным взглядом, но кто знает, может ли птица смотреть странно, или дружелюбно, или еще как, но мне показалось, что это был странный взгляд, а затем дружелюбный взгляд, что-то вроде "не обижай меня".

Джеймс был очень нежен. Он использовал палочки от мороженого, теперь уже без мороженого, конечно, и с помощью бечевки и белой ленты перевязал поврежденное крыло, сделав из палочек шину. Он был очень профессионален в этом деле. Даже удивительно.

Птица стала нашим главным интересом, и со временем она стала прыгать и так далее, но никогда не пыталась летать, потому что не умела. Она вполне счастливо жила в коробке из-под обуви, и ее выпускали погонять жучков и червячков в траве. Через некоторое время она запрыгивала обратно в коробку и укладывалась там, уставшая и готовая отдохнуть. Джеймс сложил на дне коробки тряпку, и это стало птичьей постелью. Птичка не возражала против ловушки и, похоже, решила, что огромный мир слишком велик для нее, а место для сна и трехразовое питание — вполне достаточно.

Я никогда не знал, что дикая птица может быть такой. Она была похожа на домашнее животное. Она садилась на протянутую ладонь Джеймса или на его плечо и издавала что-то вроде пения, но для птицы у нее не было особого голоса. Моя старая тетя Нетти могла бы сделать это лучше, если бы использовала вощеную бумагу, сложенную на расческе.

Джеймс продолжал кормить ее из пипетки, и птица становилась все сильнее и больше в размерах.

Джеймс прятал птичку на чердаке сарая своей семьи ночью, а днем доставал ее. Птица сопровождала нас практически везде, куда бы мы ни отправились. Девочки спрашивали, что лежит в коробке из-под обуви, и Джеймс показывал им, а они охали и ахали, и так далее. Джеймс говорил, что девочкам нравятся парни, которые заботятся о животных, особенно о щенках и котятах, но в крайнем случае можно выхаживать и птицу. Он считал, что это хороший способ познакомиться с девушками и показать им свою чувствительную сторону.

В нашем доме жила кошка. Это была не наша кошка. Моя мама давала ей молоко и кусочки объедков, и она вилась вокруг. У нее был один глаз. Я ее не очень любил, потому что она царапала меня, когда я пытался ее погладить.

Моя мама сказала:

— Если бы ты пережил то, что пережила эта бедная кошка, ты бы тоже мог кого-нибудь поцарапать.

В общем, нам приходилось следить за птицей, когда рядом была кошка. Выпустив птицу из коробки, можно было увидеть, как кошка под домом смотрит на нее своим единственным ярким глазом, думая, что малиновка будет чертовски вкусной едой. И так оно и было. Птичка действительно растолстела, оперилась и выглядела аппетитно.

Однажды Джеймс снял шину с крыла птицы. Он осторожно поработал пальцами над крылом и сказал:

— Оно зажило.

— Думаешь? — спросил я.

— Так и есть.

В следующие несколько дней Джеймс вставал на колени и слегка подбрасывал птицу, ничего серьезного, не слишком высоко, и она, хлопая крыльями, пролетала небольшое расстояние. Через неделю или около того он сказал, что птица готова к полету.

Мы забрались на крышу моего дома по папиной малярной лестнице, прихватив с собой птицу в коробке из-под обуви. Вечер был прохладный, солнце уже начало садиться, и Джеймс сказал, что если выпустить птицу на волю, пока светло, то у нее будет шанс выбраться, а к ночи она сможет где-нибудь устроиться и набраться сил, и на следующий день сможет летать дольше и лучше.

— Умеет ли она устраиваться на ночлег? — с сомнением поинтересовался я.

— Это же птица, — сказал он, как будто этот ответ все объясняло.

Мы сели на крышу у самого края, и через некоторое время Джеймс достал птицу из коробки. Это был важный момент для нас обоих. Много времени и сил ушло на то, чтобы вылечить эту беднягу. Ранее в тот день она даже пролетела на несколько футов дальше, чем накануне, хотя и не поднималась выше шести дюймов от земли.

Небо начало тускнеть, но света было еще достаточно. Джеймс держал птицу в обеих ладонях, как лакомство в миске.

— Я нарекаю тебя Аполлоном, — сказал он. — Мы желаем тебе удачи. Лети!

Он стоял на краю крыши, уверенный в себе, как горный козел, а я стоял рядом с ним, чуть менее уверенный в себе.

Джеймс поднял птичку, словно подношение угасающему солнцу, затем немного опустил руки, стремительно поднял их и подбросил птицу в воздух.

Птица сразу же расправила крылья, но не взмахнула ими. Она взлетела на несколько метров, а затем клювом нырнула в землю. Она быстро опустилась и упала прямо на голову, приземлившись в одну точку. Мне показалось, что я услышал небольшой треск даже с крыши — звук, похожий на щелканье пальцами.