Поведение служащего меня заинтересовало. С той-же стремительностью, с какой я его выгонял, я затащил его, упирающегося, в номер и усадил в кресло. Когда он чуть успокоился и смирился со своим положением, я спросил его:
– Что, черт побери, здесь происходит? Сначала не в меру обходительный администратор, но его понять можно, сейчас не сезон, а теперь вот не в меру честный коридорный. Что все это значит?
– Вы же полицейский, – жалобно промямлил он.
Он врал. Врал самым наглым образом.
– Что-то я не припомню, чтобы наказывали за это.
– У нас никто не берет чаевые.
– Что?!
– Понимаете, – плачущим голосом продолжал малый, – раньше у нас было как везде. Но после того случая… – Он тыльной стороной ладони оттер слезы и уже спокойнее продолжал: – Тот официант, вы должны знать о нем, он был один из тех жертв…
– Как его звали?
– Натан. Доде Натан.
Я взял папки, что минутой назад бросил на стол и просмотрел их. Обнаружив искомое, я прочел: Доде Натан, официант ресторана при отеле «Олимпик». Исполнительный. Нареканий от начальства не имел. Разведен. Проживал с матерью. Обнаружен в пустующем номере вышеназванного отеля.
– Как я понимаю, трагедия произошла в вашу смену? Расскажите мне подробнее.
– В тот день я как обычно сидел на своем посту. Я видел, как Натан поднимался на третий этаж. Я еще тогда спросил его, зачем он идет туда, но он ничего не ответил и прошел мимо меня. В тот момент я не обратил на это внимание – мало ли что ему там понадобилось… И вот значит, сижу я, а время было позднее, наверное, начало десятого, сейчас уж точнее и не припомню. И вдруг, сверху раздается жуткий, душераздирающий вопль.
– Сколько прошло времени между встречей и криком?
– Минуты три, не больше.
– Хорошо, продолжайте.
– Я нажал тревожную кнопку и сразу-же бросился наверх. Крики раздавались из тридцать пятого номера. Я толкнул дверь, но она оказалась запертой.
Из соседних номеров стали выглядывать испуганные постояльцы, они спрашивали меня, что случилось, предлагали вызвать полицию и несли прочую чушь, но никто из них не осмелился покинуть свое убежище. А вопли продолжали издаваться из-за двери. Я попытался выломать дверь.
– Но ведь должен быть запасной ключ.
– Он имеется, но в тот момент я даже не вспомнил об этом. Да и времени у меня не было, чтобы бегать за ним. Так вот, когда я начал осуществлять задуманное, мне на помощь пришел ваш коллега – кажется он пришел сюда с проверкой паспортного режима. Он прибежал откуда-то снизу и в руках у него был револьвер.
– Как его звали?
– Не помню. Точнее, не знаю. В тот момент мне было как-то не до этого.
– Продолжайте.
– Пока мы ломали двери, я слышал только вопли – сначала пронзительные, затем захлебывающиеся. Когда мы наконец-то выломали эту чертову дверь, перед нашим взором предстала жуткая картина: Натан лежал на полу, лицом вверх, в огромной луже крови. Рубашка была цела, а под ней… когда я её расстегнул… Господи ты боже мой, тогда он был еще жив…
– Кто ни будь еще был в комнате?
– В том то и дело, в номере никого не было. Окна закрыты и никаких признаков постороннего лица.
Коридорный зарыдал. Сквозь всхлипывания, он причитал: – Он умер у меня на руках, он умер у меня на руках…
– Какое отношение имеет его смерть к повальной честности обслуживающего персонала?
– Самое прямое.
– Объясните, – как можно ласковее сказал я, потому как видел, что воспоминания причиняют ему боль.
Немного успокоившись, долговязый малый, все еще всхлипывая, начал говорить:
– Об этом я не сообщал полиции. Да и сейчас я сомневаюсь, что вы мне поверите. Но я должен выговориться, ибо не могу больше держать этот груз на душе. Одна просьба: не перебивайте, дайте высказаться до конца и… верьте мне на слово. Я не безумец, но то, что пережил больше смахивает на бред сумасшедшего.
– Хорошо.
– Так вот слушайте. Этой же ночью, естественно, не мог уснуть. Мне было страшно, я боялся темноты, и поэтому всю ночь горел свет. В доме я был один – жена накануне уехала к родственникам – и лежа на кровати бессмысленно таращился в потолок, вспоминая злополучный вечер. И вдруг, открывается дверь и ко мне в комнату входит… входит Натан Доде! Грудь у него разорвана и во все стороны торчат внутренности, но он не замечает всех этих неудобств.
Я оцепенел от страха. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Я попытался закричать, но даже голос и тот пропал. А мертвец, обращаясь ко мне, говорит: – «Я наказан за свою страсть к нечестивым деньгам. И пусть моя смерть будет предостережением тебе…»
От пережитого волнения я потерял сознание. Когда очнулся, было утро. И с того самого дня я стал замечать, что все, от хозяина отеля до последней уборщицы вдруг стали слишком уж честными. И эта честность доходила до болезненности – я был свидетелем, когда на полу в холле нашли мелкую монетку – и хозяин собственноручно, в присутствии работников состряпал бумагу по этому случаю и отнес ее в полицейский участок. Я думаю, мертвец явился не только ко мне… Через два дня наполовину сменился персонал – люди боялись и удирали куда глаза глядят… Хорошо еще то, что хватает безработных, иначе отель бы пришлось прикрыть.
– Это все?
– Об этом все наслышаны, но никто не говорит вслух.
Я задумался. Дело начало приобретать интересный оборот. Хотя, если подумать, чем хуже оживший мертвец от внезапного покаяния и самоубийства ублюдка?
– Я могу идти? – спросил коридорный.
– Да, да, конечно.
Уже в дверях, долговязый малый обернулся и сказал на прощание:
– У нас тут живет священник. Его правда считают малость чокнутым, но у него есть кой какие соображения по поводу всех этих историй. Зовут его Альберт Виканси. Номер десятый, первый этаж.
Коридорный ушел.
Усевшись на диван, стоящий под окном, я стал размышлять. «Какая связь между любителем чаевых и мэром? Что их всех объединяет? Почему одни приняли смерть быструю и безболезненную, а другие еще долго мучались? Да, да, пожалуй, что так: надо будет узнать, чем занимались убитые в течении суток до смерти. Н-да, задачка не из легких. Ну, да, ладно, где наша не пропадала…"
Я закурил. Дождь барабанил по окну и поэтому я не сразу уловил посторонний звук. Он был слабый, похожий на царапанье ногтем по стеклу. Когда до меня наконец-то дошло, что окно располагается на втором этаже и ничто не может так скрестись с улицы, меня прошиб холодный пот. Вскочив на ноги, я прыгнул вперед, одновременно делая разворот и расстёгивая кобуру. Стоя посреди комнаты с пистолетом в вытянутых руках, я увидел в окне силуэт – черный, огромный, зловещий силуэт, загораживающий собой чуть ли не весь оконный проем.
Уличный фонарь, находящийся как раз напротив моего окна, четко выделял контур незваного гостя. Присмотревшись, я увидел мохнатое существо с огромной пастью и маленькими, красными, горящими глазами. Прижавшись мордой к стеклу, оно скреблось по нему лапами с невероятно длинными, отсвечивающими как сталь, когтями.
Я начал стрелять. Я беспорядочно палил в окно, стекла со звоном разлетались вдребезги, но, то, что торчало в оконном проеме не обращало на это никакого внимания. Я оцепенел от ужаса. Собрав всю волю в кулак, я снова и снова нажимал на спусковой крючок. Громче выстрела прозвучал сухой щелчок курка – кончились патроны.
Страх, противный, липкий страх заполз мне в душу. Пока я стрелял, оглушительные звуки выстрелов придавали мне уверенности. Я чувствовал, как ноги становятся предательски ватными и перестают слушаться.
Призрак надвигался на меня.
Левой, свободной рукой я толкнул дверь, но тщетно. Существо было уже в полутра метрах, когда я сообразил, что дверь открывается на себя. Распахнув ее, я буквально вывалился в коридор, и ползком, ползком, цепляясь за стены, цепляясь за предательски уходящий из-под рук ковер, полз к лестнице. Назад смотреть я боялся, но слышал позади шорох, и шорох этот с каждой секундой был все ближе и ближе.