Долгую-долгую минуту ничего не происходило. И когда я начала судорожно соображать, что бы еще такого придумать, чтобы поместить зелье в бутылку, на столе вдруг появилась глиняная миска. В ней ароматно дымилась вареная картошка, а с краю лежали два соленых огурца. А потом возникли и два пустых граненых стакана.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – проговорила я от души.

Теперь нужно было провести маленькую диверсию. Я притащила оранжевую колбу и налила несколько капель на донышко одного из граненых стаканов. Ну вот, отлично. Теперь в одну руку тарелку, в другую – стаканы и вперед.

Перед тем как выйти из лавки, я остановилась. На какое-то мгновение решимость меня покинула, все-таки общаться со здоровенным пьяным мужиком – не самое безопасное мероприятие в мире. Пусть даже тапки говорят, что он не страшный, а несчастный. Однако оставлять все как есть я тоже не собиралась. А раз так, зачем мяться на пороге.

Не без труда открыв дверь (а вы попробуйте, когда руки заняты!), я вышла на улицу. Бездомный сидел в том месте, где я его оставила, возле куста, прислонившись к скамейке. Страшный, аж жуть. Особенно пугал его мутный взгляд из-под густых, лохматых бровей.

– Здравствуй, мил человек, – приветливо проговорила я.

Он тоже что-то проговорил, хрипло и неразборчиво.

Я затараторила:

– А что это вы так пьете некультурно? Разве ж это так можно – в одиночку да без закуси? Не по-человечески это как-то. Я вот, смотрите, картошечки принесла, да и сама с вами выпью. За знакомство. Меня вот Маша зовут.

Я водрузила в центр скамейки тарелку и поставила стаканы. По-умному поставила. Тот, который с оранжевым донышком, поближе к кусту, где сидел мастер. А тот, что с прозрачным, ближе к себе. Да и сама уселась на краешек. Я небезосновательно предполагала, что такую мелочь, как оранжевое донышко, мой новый знакомец и не заметит. Да видит ли он сейчас вообще хоть что-нибудь?

Накрыв «поляну», я выжидательно уставилась на гостя. Тот явно раздумывал. Однако недолго: поднялся на ноги и тяжело плюхнулся на скамейку со своей стороны. Ну вот, кажется, контакт налажен.

– Наливай, родимый, – бодренько велела я. – Себе побольше, мне поменьше.

Он опять пробормотал что-то невнятное и все же плеснул из бутыли в оба стакана, умудрившись не пролить ни капли. Казалось бы, для такого пьяного человека задача почти невыполнимая. А он, гляди-ка, не только справился, да еще и налил как заказывала: себе почти полный стакан, а мне где-то на треть. Несмело потянулся к огурцу, откусил, прожевал, кивнул: годится, мол. И залпом выпил свой стакан.

Зелье оказалось отличным. Когда стакан опустел, мастер Гастор смотрел на меня совершенно трезвым взглядом.

– Ты что это наделала, девка? – пробасил он. – Это чего это со мной такое стало?

– Поздравляю, – улыбнулась я. – Вы протрезвели.

Почему-то мой новый знакомый этому известию не обрадовался.

– Это еще зачем? Мне это не надо!

Он щедро плеснул из бутылки в стакан и мигом его опустошил. Поднял на меня сердитый взгляд.

– Вода. Как есть вода.

И выкинул в мою сторону руку.

Я вздрогнула, отшатнулась: такой ведь и прибьет. Однако бить меня он не собирался, просто вырвал стакан из моих рук, также залпом его прикончил.

– Вода, – печально констатировал он.

Приложился к бутыли, сделал несколько больших глотков и сплюнул.

– И тут вода. Ты что натворила?!

А я вот не знаю, что я натворила. Во всяком случае, когда я крутила колбочку с зельем в руках, чтобы узнать о товаре все, что нужно, информация у меня была совсем другая: «протрезвляющее зелье». И ничего больше. О том, что у выпившего его весь алкоголь будет в воду превращаться, в инструкции ничего сказано не было.

Может, это моя магия таким образом проявилась, без всяких заклинаний? Я-то от души хотела не просто привести в порядок дядьку, а вылечить его от алкоголизма полностью. Ну что ж, получилось.

– Оно же ведь и неплохо, – проговорила я осторожно. – Вы теперь всегда трезвый будете, и жизнь наладится.

– А ты меня спросила? Я, может, не хочу быть трезвым. Когда трезвый, знаешь, как больно.

– А когда пьяный – не больно?

Он помотал головой.

– Тоже больно. Но мутно и вроде как легче.

Он окинул себя удрученным взглядом и вздохнул.

– Помыться бы не мешало да одежу сменить.

Только так и не двинулся с места.

– Расскажите, что с вами случилось, – попросила я.

И вовсе не потому, что мне было жутко любопытно услышать его историю. В конце концов, я ее уже слышала, пусть и в кратком изложении, все же более-менее представляла, что у бедолаги случилось. Я просто хотела дать ему возможность выговориться. От этого и правда становится легче.

– Жену мою ваша лавка убила, – недобро проговорил он.

– Лавка? – изумилась я. – Да нет, не может быть! Никого она не убивает.

Я бы предпочла, чтобы в моем голосе было больше уверенности. Только откуда ей взяться… Что я вообще знаю о своей торговой точке?

– А кто же тогда? Моя Аксинья, почитай, каждый день сюда ходила. Не за покупками, за девочкой присматривала. Все говорила: «Девочка хорошая, да больно несчастная. Одна-одинешенька, ни друзей, ни родных, ни мужа. Некому и присмотреть за бедняжкой». Добрая она у меня была…

Он вздохнул, придирчиво посмотрел на миску с картошкой и взял одну.

– А как-то пришла и сказала: «Что-то с лавкой не так. Нехорошее там творится». Я отмахнулся: что там может быть нехорошего, уже сто лет стоит, никто не жалуется. А что странные вещи творятся, так то ж магическая лавка. Мы люди простые, магиям вашим не обучены. Вот все и кажется странным. На том и спать легли…

Он снова вздохнул.

– А утром она уже мертвая. Ничем ведь не болела. За всю нашу жизнь один раз только простыла, когда босиком на мороз выскочила, да и то за день на ноги поднялась. На то настойки лечебные есть. А тут раз – и померла. Я, конечно, к лавке побежал, а лавка закрыта. И девчонки нет, куда делась – не знаю.

Потом не работала уже, инспектор приходил, редко, раз в неделю. Посмотрит только, а внутрь не заходит. Я тут его караулил. Говорю: «Убила ваша лавка мою Аксинью», а он только отмахивается. «Проспись, – говорит, – пьяница, да ерунду не неси».

– Так и сказал?!

Ох и разозлилась я на инспектора! Мало того, что невеста у него противная, так еще и жалобы от населения принимать не хочет.

– Ну да, – кивнул мастер Гастор. – Уж больно противный. Аксинья на него часто жаловалась. Мол, каждый раз, как является, доводит бедную девчонку до слез. Чертов старикашка!

– Старикашка? – удивленно переспросила я.

Про графа Керта можно было много нелестного сказать, но уж точно не это! Как я успела заметить, он вполне себе молод.

– Угу, – ухнул мастер. – Я долго к лавке приходил, все пытался инспектору вашему объяснить. А он только смотрел брезгливо, как на таракана. Ну да, я выпимши приходил. Так понять надо, горе у человека.

Я кивнула, хотя, честно говоря, не была с ним согласна. Вряд ли мастер являлся сюда просто «выпимши», раз уж ему статный красавец граф стариком показался.

– Один раз я зажал волю в кулак, два дня не пил. Причесался, лучший костюм надел, пришел, чтоб нормально поговорить. Стал объяснять, а он в крик. «Охрану городскую на тебя, – говорит, – вызову! Убирайся, и чтоб ноги твоей тут не было». Сильно я тогда закручинился да и запил. Думал, в жизни сюда больше не явлюсь, а вот не получается. Ноги сами несут, – он тяжело вздохнул. – Да и куда мне еще идти? Аксиньи-то моей больше нет…

Он вытер глаза грязным рукавом.

– Мне очень жаль, – тихо проговорила я.

Это была чистая правда. Действительно жаль.

– Ну вот, а тут по городу слух пошел, что лавка снова открылась. И инспектора сменили. Нынешний молодой да серьезный. Вот и караулил я его. Вдруг хоть этот выслушает.

Ага, вот в чем дело. Инспектора сменили!

– Выслушает, выслушает. Теперь-то точно выслушает! Сами понимаете: трезвому человеку доверия больше.