Дальше события развивались лавинообразно. Мать Андрея, Надежда, преподавала в школе русский, литературу и немецкий язык. Окончив институт с красным дипломом, к удивлению комиссии, при распределении она попросилась на родину, в Ингушетию, куда незамедлительно и была направлена. Через несколько дней после сабантуя в дверь постучались люди в штатском. Надежда была напугана до ужаса. У неё ещё были свежи воспоминания, как после войны такие же люди пришли за её отцом. Но об этом позже. Мать увезли, но через три часа вернули, взволнованную и напуганную. Оказывается, был подобран воздушный шар с запиской на немецком языке. Текст содержал приглашение от немецких детей к переписке со своими сверстниками. С разрешения КГБ мать развила такую бурную переписку, что отец Андрея язвил:

– Завербовали Надежду!

Ещё больше он удивился, когда мать получила приглашение из ГДР. КГБ принял соломоново решение очень быстро. Была собрана группа учителей для десятидневной туристической поездки. И она состоялась.

Через полтора месяца немцы прибыли с ответным визитом. Они побывали в Москве, Ленинграде, Новгороде, Грозном и, наконец, прибыли в Малгобек. Перед их приездом вся скотина была загнана во дворы, на улицах наведён маломальский порядок. Из рассказов учителей было известно, что немцы их чуть голодом не уморили. Наше угощение немцы запомнили надолго. Кавказское гостеприимство изумило и чуть не погубило туристическую группу. Гуляли в ресторане «Нефтяник». Шеф-повар Магомед превзошёл все ожидания. Несмотря на предупреждение вышестоящего начальства, немцев напоили до «крайнего изумления». Женская половина группы во время танцев была перещупана и мужиками вынесен вердикт: «Наши бабы лучше!». И, как потом писала немецкая подруга матери Эльза, группа пришла в себя только в Москве. Поездка до Грозного и посадка на самолёт в Грозненском аэропорту выпала у них из памяти. Да, задержись они ещё ненадолго, и дело кончилось бы больницей. Город долго судачил о туристах, о поездке наших за рубеж и о матери Андрея. А переписка с Эльзой продолжалась ещё два десятка лет.

Только город немного угомонился, Андрей с компанией снова отличились. Был объявлен сбор макулатуры, и они с жаром приняли участие, лазая по этажам, барабаня в двери. Около подъезда, щурясь от солнца и вытирая пот на лысине, сидел дед Тимофей. Старик нежился на солнышке, и вдобавок, приняв полстакана «Агдама», пребывал в наилучшем настроении. К его ногам и выкатилась из подъезда ватага галдящих пацанов. Нарушив покой старика, Алихан, самый пробивной из них, обратился к деду:

– Газет старых у вас случаем нет?

Дед Тимофей ответил:

– А полы вы, хлопцы, помоете? Ну а я вам разного хлама выдам столько, что не унесёте.

Пацаны радостно закивали в ответ, и вся компания отправилась за дедом.

В квартире стоял старческий запах, смешанный с запахом пыли. Первое, что бросилось в глаза пацанам, – ружьё, висевшее на ковре. Дед Матвей заметил интерес мальчишек к ружью, снял его со стены и, хлопнув ладонью по цевью[3], спрятал в шкаф, заперев на ключ.

Пацаны развили такую деятельность, что дед похвалил:

– Тимуровцы!

Он употребил ещё вина, и у старика открылся дар красноречия. Вспоминал дед молодость, каким он «гарным хлопцем был, да какая у него жинка была». Дед ушёл в воспоминания, а пацанов заинтересовала одна вещь на трюмо: там стоял медный макет пушечки с кучкой ядер. Андрей карандашом постучал по стволу пушечки и привлёк внимание старика. Дед Матвей вынырнул из воспоминаний, забрал у Андрея карандаш и, действуя им как указкой, начал рассказывать об устройстве пушки. К оружию мальчишек тянуло, как магнитом. Они засыпали деда вопросами, забыв о недомытых полах и макулатуре. Дед изрядно устал от разговоров, снова приложился к бутылке, и его потянуло в сон. Мальчишки были так увлечены моделью, что не заметили, как дед уснул. В этой суете открылась дверца трюмо, и перед их глазами предстало сокровище: три банки пороха «Сокол». У пацанов дыхание перехватило – такое богатство!

Бои в Ингушетии шли жестокие, и земля была нашпигована патронами, гильзами, осколками. Отец Андрея, копая котлован под больницу, достал ковшом пятидесятикилограммовую бомбу. Сообщил по инстанции, стал ждать сапёров из Грозного. Прождав два дня, он засунул бомбу в мешок, погрузил её в уазик начальника стройки и доставил этого «поросёнка» в военкомат. Грохнул мешок с поклажей на стол военкома, прибавив на словах, где он видел майора и всю его домовую книгу.

Мальчишки прекрасно понимали ценность свалившегося на них счастья. Пока дед спал, порох был заменён на манку. Всю эту операцию проделали без зазрения совести. Забрав выделенные газеты, компания удалилась. Конечно, их одолевал страх: что будет, когда кража обнаружится?

Перед гоп-компанией встала дилемма: сделать пушку или ракету? Перессорились, обсуждая, и только страх объединял и сближал. В конце концов всё решил жребий. Кинули монету – выпала пушка.

Дед Матвей сидел на обычном месте, отмахиваясь веткой сирени от мух. Он уже обошёл ближайшие дворы, набрал две авоськи пустых бутылок и прикидывал, что ему купить. Боком, как крабы, к нему подбирались Алихан и Андрей. Поднесли две пустые бутылки и начали исподволь задавать вопросы о пушке. Старик, пребывая не в лучшем настроении, буркнул:

– Идите к чёрту!

Компания обшарила все дворы в поисках трубы для пушки. Дважды подрались с соседскими пацанами, мол, чего они лазают по чужой территории. Драки заключались в забрасывании друг друга камнями и стрельбе из рогаток. До рукопашной доходило редко, но и так были и синяки, и разбитые головы. Всё кончалось тем, что обе компании были пороты родителями и заключалось временное перемирие. Никто не знал причины вражды между дворами. Пацаны дрались, просто дрались. Был и свой кодекс. Если дрались один на один, то в руках ничего не должно быть. Лежачего не били. Дрались до первой крови.

Вернувшись в свой двор, застали деда на лавке, но уже опохмелённого. Старик разглагольствовал о политике – читал бабкам политинформацию. Найдя свободные уши, старик вещал в манере диктора Кириллова. Бабкам он уже порядком надоел, и они не знали, как отвязаться от старого хрыча. Спасло их появление мальчишек. Дед махнул рукой в глубину двора и сказал:

– Вот вам, хлопцы, пушка!

Посреди двора из куска бетона торчал обрезок трубы. Дед объяснил, как больше наклонить трубу, и пообещал сделать щит, как на его «сорокопятке»[4] или, как её ещё называли, «прощай, Родина».

На следующий день, вооружившись лопатой, мальчишки начали подкапываться под кусок бетона, потратив на это весь день. Уставшие, чумазые, разошлись по квартирам. На вопрос матери: «Что делали?» Андрей буркнул: «В партизан играли».

Утром Андрей стащил у отца ручную дрель – начали сверлить трубу. Меняясь по очереди, прикусив язык от усердия и плюя на ладони, сверлили дырку. Взрослые на работе, бабкам дела нет до них: возятся, не орут, не носятся вокруг, даже их Шарик притих, не визжит. Дед с апломбом заявлял, что это он их озадачил – второй день тишина во дворе, и требовал с бабок полтинник.

Под вечер, переломав свёрл без счёта, потеряли всякую надежду. Неожиданно сверло провалилось вовнутрь. Никто не обрадовался. Спрятали дрель и поплелись по домам. Следующий день был потрачен на поиски, чем зарядить орудие. Теперь труба с дыркой была Орудием. Пробовали засунуть какой-нибудь голыш, перебрали кучу камней – не лезли, хоть убей. Тут Женька случайно сунул молоток в «дуло» пушки, и он вошёл! Ручка молотка была срочно отпилена – ядро найдено! Стрелять решили на следующий день.

С нетерпением дождавшись ухода родителей на работу, компания высыпала во двор. Из тайника извлекли краденый порох, отсыпали малую толику для затравки, следуя рецепту деда Матвея. Основная масса пороха пошла в ствол пушки. Нашли тряпку в качестве пыжа и кинули в ствол молоток. Стрелять решили по старому тракторному прицепу, стоящему в пятидесяти метрах от пушки, – лучшей цели не нашли. Боясь, что пушка не выдержит, натёрли кусок шпагата порохом. Поджигать вызвался Алихан. Сломав от волнения две спички, поджёг шпагат, и все бросились врассыпную.