Это был наш администратор Антон. Красавчик. Показал ему незаметно большой палец. Молодчина, моя школа.

Я едва успел заехать домой переодеться. Опыт в дипломатических раутах у меня мизерный. Впрочем, бывал я на приемах. Но особенностей протокола не знал. Фиг его знает, как понимать эти 7 р.м. Нужно за 15 минут прийти или, наоборот, в 7.15. А может быть, как эти сегодняшние, ровно в семь, секунда в секунду? Да нет, разница между стрелкой и приемом должна быть, а следовательно, можно и опоздать, но, наверное, ненадолго. Так думал я, повязывая галстук.

К посольству подошел что-то в пяти минутах восьмого. Показал охране приглашение и взбежал по ступенькам. Настроение, доложу вам, было приподнятое. Странно, но это было именно так. В те времена настроение мое менялось часто. Нервничал, срывался на крик. Все мы жили тогда в каком-то бешенном ритме. Это сейчас, когда пришло понимание суетности окружающего, уж и не знаю, что может вывести меня из равновесия. Но вот так, чтобы ни с того ни с сего вдруг хорошее, приподнятое настроение, это было не свойственно ни времени, ни персонажам. Что я представлял себе за дверью? Розовых лакеев в чалме, экзотические фрукты, запах сандала, сияние золотой чеканки? Да нет, конечно. Бывал я в посольствах и знал, что под вывеской сказки скрывается скучная атмосфера присутственного места. Дверь открыл розовый лакей. Нет, не служащий, а именно лакей. Тот самый, из пушкинских сказок. У него даже парик был белый с завитушками петровских времен и перчатки белые. Низко поклонившись, он пригласил меня войти. Распорядитель во фраке тоже поклонился мне, назвал господином Кириллосом (похоже, я уже стал привыкать к такому обращению) и попросил подниматься по лестнице. Шикарная мраморная лестница старого дворянского особняка была украшена экзотическими цветами. В воздухе пахло сандалом. Когда все происходящее приняло в моей голове понятные очертания, я оглянулся. В этот момент пройденный марш лестницы уже скрывал от меня вход, и никого внизу мне увидеть не удалось. Не придав этому значения, двинулся дальше. Поднявшись на второй этаж, переступил невысокий, но все же порожек и вошел в зал. О порожке надо бы не забыть, подумал я, не запнуться бы. То, что трезвым я отсюда не уйду, решил еще когда из дома выходил. Столько стерпеть из-за этой Сиргвидонии за последнюю неделю и не накидаться? Площадка была небольшая, и вероятность, споткнувшись, загреметь по всему этому мрамору и коврам присутствовала.

Зал имел овальную форму. Великолепная лепнина, позолота, чудная люстра дореволюционной работы, искусный паркет в великолепном состоянии. Всё это на мгновение ослепило меня. Вдоль дальней стены, где были окна, занавешенные бальными шторами, которые очень красиво смотрятся в старых дворянских особняках в Москве и Питере. В Париже тоже, в домах османского стиля. Впрочем, в то время в Парижах я еще не бывал. У дальней от меня стены стояло сооружение, претендовавшее на бар. Инстинктивно направившись в этом направлении, я вдруг понял, что в зале кроме меня и розового бармена никого нет. Автоматически взглянул на часы, пятнадцать минут восьмого. Время перепутал? – подумал я. Да вроде нет. Наверное, в этикете диповском ни хрена не смыслю. Выслушав такое объяснение моего внутреннего голоса, в упор посмотрел в зеленые глаза бармена. Для него это было достаточно неожиданно. Он даже не поздоровался.

– Вам нравится пить Перно?

– Мне? – удивленно переспросил бармен.

– А что, кроме нас есть еще кто-нибудь?

– Нравится, – протянул бармен.

– Тогда у меня к вам два вопроса.

– Слушаю, сэр.

«Пришел в себя», – подумал я и продолжал.

– Вопрос первый. Как вас зовут?

– Вы хотите знать мое полное имя, сэр?

Вот тут уже пришло время мне замешкаться. Справившись с неожиданностью, я промямлил: «Именно полное».

– Меня зовут Брае Изумбах Абсет Кирилло Турин Дымбоу Скоид Марше.

Брае, Изумбах, Абсет, Кирилло, Турин, Дымбоу, Скоид, Марше, задумчиво повторил я про себя. Брае – похоже на бра. Изумбах – на изумруд, для мужчины не очень. Абсет – асбест какой-то. Кирилло, вообще, как Кирилл. Турин – похоже, есть такой город в Италии. Про человека-парохода читал, но вот человек-город, это уж слишком. Дымбоу – что-то знакомое, но ассоциативно то ли дым, то ли «дам в лоб». Скоид – вообще на скот похоже. Остается Марше. Что ж, неплохо.

– Дорогой Марше. Позволите мне вас так называть?

– Если вам это нравится, сэр.

– Нравится. Итак, дорогой Марше. Вопрос номер два звучит следующим образом. Как бы вы, человек, которому нравится пить перно, охарактеризовали перно человеку, ни единожды не пробовавшему этого великолепного напитка?

– Господин бывал в Париже? – вежливо уточнил Марше.

– Нет. Никогда.

– Хорошо. Тогда так. Вкус этого напитка настолько дерзок и непривычен, как дерзки и непривычны мысли человека, достигшего среднего возраста и размышляющего о симпатичной двадцатилетней особе, подающей ему явные знаки внимания.

– Звучит весьма понятно, вот только опасаюсь, что в мои неполные тридцать я не могу оценить всю глубину вашей философской сентенции. Вы можете налить мне перно и понадеяться на мою скороспелую сообразительность, а можете пояснить, ибо, как я смею предположить, вы перешли средний рубеж вашего земного странствия. Впрочем, и в этом варианте налить в конце концов придется.

– Видите ли, сэр. У человека среднего возраста уже не такая завышенная самооценка, как в юности. Но это лишь с одной стороны. С другой же стороны, он многого достиг и многое познал. Таким образом, его самооценка в фундаментальном смысле стала выше. Размышляя о знаках оказанного ему внимания, он не думает о том, что его внешность настолько неотразима, что девушки, несмотря на возраст, мгновенно влюбляются. При этом он глубоко осознает, что обладает внутренней уверенностью и харизмой, чтобы привлечь неподдельное внимание любой симпатичной девушки. Но он не так глуп, чтобы не понимать возможность внимания за деньги. Вместе с тем, он все же верит в то, что не только деньги есть причина этих знаков. Весь этот компот непрерывно переваривается в нем, и верх берет попеременно искренность неотразимого мужчины и цинизм сорокалетнего плейбоя. Однако, смею вам заметить, что вы заблуждаетесь по поводу моего возраста. Я немногим младше вас. Что же до перно, то моим ассоциациям больше способствовал не возраст, а с детства развитое воображение. К тому же, я бывал в Париже. – добавил он с легкой ноткой грусти.

– А это действительно важно?

– О, да. Но это ощущение вы добавите к себе позже, когда посетите этот потрясающий город. Если я удовлетворил ваше любопытство, позвольте и мне один вопрос?

– Сделайте милость.

– Почему вы, человек никогда не пробовавший перно, уверены, что оно у нас есть?

– О, это элементарно. Я помню из школьной программы, что Сиргвидония была французской колонией. Я допускаю, что годы колониализма были не самыми счастливыми в истории страны. Допускаю также, как следствие, что граждане не любят цвета французского флага, ненавидят французских поэтов и так далее. Но вот чтобы отказаться от выпивки, любимой несколькими поколениями предков? Дудки! А французы, как известно, любят вино. Но в силу удаленности вашей страны, транспортировка и хранение его были затруднительны. Коньяк. Однако, это напиток далеко не массовый и не дешевый. И перно. Не очень дорого, вполне транспортабельно, и, как мне кажется, освежает. Есть логика в моем ответе?

– Стопроцентная. Поскольку, сэр, у вас сегодня в некотором роде знаменательный день. Ведь вы откроете для себя неизведанное, а такое происходит с человеком раз в жизни.

– Ага, если этот человек не занимается бизнесом и не живет в Москве в наше время. – перебил я его.

– И все же, – продолжал Марше. – позвольте пояснить вам, какие имеются способы употребления этого напитка. Вот только не заболтал ли я вас?

– Отнюдь. Мне очень интересно. Обычно я не трачу столько времени на заказ аперитива, но сегодня готов потерпеть еще, причем, заметьте, с удовольствием.