Его отец всё ещё будет в кровати, когда он уйдёт. Это был первый день учёбы в колледже, а его отец всё пропустит, леча похмелье. Боль медленно прокрадывалась к его вискам, угрожая заблокировать солнце своей силой. Его живот крутило от боли, и он скинул одеяло. Пол под его ногами был холодным, пока он тихо шёл в ванную. Лекарства от мигрени стояли в аптечке, как и всегда, но он ненавидел, что приходится принимать их сейчас. Они делали его медлительным и вялым, не лучший выбор для первого дня. Однако, без них режущая боль за его глазами станет только хуже.

Его горло сжалось вокруг таблетки, даже когда он запил её водой из-под крана. Зажмурив глаза от пульсации в голове, он намочил полотенце и прижал холодную ткань ко лбу. Последнее, что ему было нужно, так это выйти из строя из-за головной боли. Забравшись обратно в кровать, он решил подождать пятнадцать минут, пока не подействуют лекарства, прежде чем пытаться принять душ. Спенсер переставил свой будильник и закрыл глаза под холодным давлением ткани. «Пожалуйста, пусть это просто уйдёт».

К тому времени, как под его подушкой зазвенел будильник, пронзительная боль ослабла до непрекращающейся пульсации. Напряжённые мышцы его плеч сжались, когда он перевернулся на бок и проверил время на телефоне. Спенсеру нужно было в тот же момент пойти в душ, чтобы приехать в колледж вовремя и познакомиться со своим переводчиком. Ему потребовались все силы, чтобы дойти до ванной, и ещё больше, чтобы включить душ. Втирать шампунь в волосы было намного приятнее ощущения, будто ему в глаз тычет иголка.

К тому времени, как он оделся, у Спенсера как раз осталось достаточно времени, чтобы быстро съесть миску хлопьев на кухне перед выходом. Пока он спускался по лестнице, от запаха блинов и сосисок его рот наполнился слюной. Он с открытым ртом смотрел, как его отец стоит на кухне и готовит завтрак для них обоих. Отец развернулся, с тарелкой в руке, и улыбнулся, увидев в дверном проёме Спенсера. Тарелку он поставил на стол.

«Я не мог в первый день отправить тебя в колледж без хорошего завтрака», — прожестикулировал он и развернулся обратно к плите. Спенсер замер в дверях ещё на мгновение. Его отец был таким внимательным. Достав из холодильника молоко, Спенсер налил два стакана, хоть его и не просили, и сел за стол, чувствуя внутри тепло.

Он больше не переживал, что опоздает.

«В этом семестре я буду изучать психологию», — прожестикулировал Спенсер после того, как они оба сели за стол со стопками блинов и горками сосисок на тарелках. Такие завтраки он всегда любил, с детства. Всё в мире можно было излечить либо блинчиками, либо мороженым — даже нервозность из-за колледжа.

«По крайней мере, я на что-нибудь сгожусь», — ответил его отец, пожав плечами, и полил сиропом свои пышные, смазанные маслом блины. Спенсер ненавидел депрессию и грусть, которые видел в глазах отца.

— Ты. Сгодишься. На. Много. Других. Вещей. Ты. Ещё. Мог. Бы. Практиковать. Если. Бы. Захотел, — парировал Спенсер, но его отец просто кивнул, без комментариев. Они превратили момент в неловкую тишину.

Вскоре Спенсер поехал в колледж, чувствуя себя более одиноким, чем когда—либо за долгое время.

Глава 6

Аарон не хотел открывать глаза на следующее утро, когда мама через дверь сказал ему, что пора вставать. Прошли годы с тех пор, как он использовал будильник; от злого звонка его сердце подскакивало до горла. Даже когда была настроена музыка, это ошеломляло его так сильно, что он до конца дня был на грани. Так что его будила мама, и её голос скорее успокаивал, чем пугал его. Это была ещё одна вещь, которой она помогала ему справиться с тем фактом, что он едва функционирует. Иногда, пока лежал и смотрел на пустой потолок над головой, он думал, может, мать делает для него слишком много. Она потакала ему, не подталкивая и не заставляя поддерживать статус-кво. Даже после двух лет он всё ещё чувствовал себя ребёнком или каким-то инвалидом, потому что не добился никакого прогресса. Он всё ещё был тем слабым, напуганным маленьким мальчиком, которого нашли еле живым на запятнанном бензином полу.

Сейчас у него не было времени лежать и разгадывать проблему своего ненормального психоза. В этот момент ему нужно было открыть глаза и пойти в душ, чтобы начать свой день — первый день в колледже. Сделав глубокий вдох, он открыл глаза и увидел идеально синее, безоблачное небо. Может, день будет хороший.

Он поспешно принял душ и проделал остальную утреннюю рутину, а затем взял свою сумку с ноутбуком и пошёл вниз. Ему было плохо от того, что он заставлял свою мать переживать после визита к Джульетте в субботу. Когда они приехали домой, он был очень тихим и замкнутым. Его действительно поразил вид её имени, вырезанного на надгробном камне. Это был не просто какой-то ужасный кошмар. Она не уехала отдыхать с семьёй. Джульетта была изнасилована и убита менее чем в десяти шагах от него. Прежде чем его проткнули ножом, прежде чем ему изрезали лицо и руки в попытках убить, они заставили его наблюдать, как перерезают ей горло. Они заставили его наблюдать, зная, что то же самое произойдёт и с ним, как только они закончат с ней. Он до сих пор чувствовал холод бетона, к которому прижимался своим по большей части обнажённым телом, слышал вонючий запах пота и бензина, когда ботинок вжимался в его щеку, пока мужчина держал его на месте. Пока нож с малым сопротивлением скользил по её мягкой коже, из неё вытекала кровь, пропитывая её разорванный свитер и в конце концов собираясь в лужу на грязном полу.

Аарон не хотел говорить ни о чём из этого, особенно со своей матерью. Она уже так много для него сделала, он ни за что не станет вселять эти изображения ей в голову. Эти картинки и другие, которые были для него такими же страшными, останутся запертыми внутри него. Ни в какое время он не мог представить, что обременит кого-то другого своими кошмарами.

По пути на кухню Аарон пообещал себе, что поест, что бы ни поставила перед ним мать. Это было меньшее, что он мог для неё сделать, не доставляя ей больше беспокойств, чем было необходимо. Он уже натворил достаточно. Когда Аарон устроился на кухонном стуле, Аллен прошёл мимо него на пути в школу. Так как Аллен был достаточно взрослым, чтобы возить себя и Антони в школу на дряхлом Форде Мустанг, который для них купили родители, он мог позволить себе выходить из дома чуть позже. Дорога длиной в три километра до объединённых средней и старшей школ занимала намного меньше времени на их ярко-оранжевой развалюхе.

— Надеюсь, твой первый день пройдёт отлично, приятель, — сказал Аллен, а затем целиком засунул в рот батончик мюсли и взял свою сумку.

— Спасибо, — ответил Аарон, в то время как мать поставила перед ним тарелку блинов с черникой. Аллен произнёс что-то несвязное, так как мюсли занимали большую часть его рта, и побежал к входной двери.

— Если бы ты слез с кровати раньше, чем за пять минут до выхода, я бы и тебе их приготовила, — рассмеялась его мать вслед Аллену. Аарон поднял на неё взгляд, его желудок начала поедать вина, когда он заметил тёмные круги под её глазами. Очевидно, прошлой ночью ей тоже плохо спалось. Должно быть, он очень её напугал.

— Мам, ты занята? — спросил Аарон, слова слетели с его языка раньше, чем он решил заговорить.

— Для моих мальчиков я никогда не бываю слишком занята, — с улыбкой сказала его мать и села на пустое место напротив него. Странно довольный тем, что она принесла блины и для себя, он подумал, что будет очень мило просто посидеть за столом и поесть наедине с мамой.

— Прости, что я был таким… тихим. Я знаю, что ты переживала из—за этого. Я просто… Я не могу… — начал Аарон, но понятия не имел, как закончить.

Я не могу рассказать тебе обо всех ужасах, которые вижу в голове.

Я не могу ясно объяснить, каково внутренне умереть.

Я не могу описать, каково хотеть кричать каждую минуту каждого дня.