Однажды, когда он восстанавливал церковь Порциункулы, в один из дней здесь читалось то место в Евангелии, когда Христос отсылает своих учеников проповедовать. После мессы он попросил священника разъяснить ему наставления Христа, и узнал, что ученики Христа не должны иметь ни золота, ни серебра, ни меди, ни сумы, ни мешка; с собой не брать ни хлеба, ни посоха в дорогу, ни обуви, ни двух одежд, но проповедовать Царствие Божие и покаяние, увеселяясь постоянно духом Святым. «Вот этого, – сказал он, – я и хочу, этого я ищу, это всеми силами души желаю совершить» [113, с. 416]. И тогда Франциск тут же снял обувь со своих ног, отложил посох, и сменил пояс на веревку.
Третий пит опыта: коллективное одобрение. Именно с этого момента, когда Франциск стал проповедовать Евангелие, он изменился. Проповедуя в образе странствующего бедняка Христова, он стал подражать Христу. При этом его личный опыт остался бы нереализованным, и сам Франциск оказался бы в положении изгоя или сумасшедшего, если бы его образ и сама идея «нищего жития» не получили бы «коллективного одобрения». Таким «коллективным одобрением» становится реконструкция или воспроизведение религиозной парадигмы, которая определяет выбор его учеников и появление нищенствующего ордена. Действие этой парадигмы можно объяснить, взяв за основу структуру, описанную К. Леви-Строссом [50] при разборе мифа об Эдипе. Анализируя структуру мифа, К. Леви-Стросс делает вывод, что мифы имеют смысл лишь в том случае, если сам смысл определен не отдельными элементами, входящими в его состав, а тем способом, которым эти элементы комбинируются. Миф можно считать «воспроизведенным» или функционирующим, если в действительности воспроизводятся те или иные структуры данного мифа. Христианский миф дает логический инструмент, с помощью которого становится возможным интерпретировать содержание бессознательного, в данном случае, не только для индивида, но и для религиозной ситуации Европы XIII в.
Из общей схемы мифа мы вычленим структурные единицы на уровне форм высказываний, т.е. на уровне фраз, которые несут в себе функциональную значимость. Этими структурными единицами будут те фразы из Нового Завета, которые определят выбор последователей Франциска.
Одним из первых учеников Франциска стал богатый купец из Ассизи, мессер Бернард. Он поступил, как было сказано в Евангелии, где Иисус отвечал юноше, спрашивавшего его о пути совершенной жизни: «Если хочешь совершенен быть, пойди и продай все имение твое, и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за мною» (Мф. 19:21). По другой версии, Бернард решил следовать за Франциском, но вначале они решили отправиться к священнику, который за время чтения трех миссалов указал бы им путь, которым им следовало бы идти. По сути, они просто погадали на Евангелии. Первыми были все те же слова Иисуса богатому юноше, во второй раз им выпали слова Христа, с которыми он посылал проповедовать своих учеников: «Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха». В третий раз им встретилось слово, которое сказал Христос: «Кто хочет за Мной идти, да отвержется себя и возьмет крест свой и за Мной идет» [113, с.154].
Вторым учеником Франциска стал священник соседней церкви – Пьетро. Третьим был бедный ремесленник Эгидий. Обращение Бернарда, то, как он поступил, продав свое имущество и раздав его бедным, указывает на то, что были воспроизведены определенные структуры христианского мифа. Франциск, воплощая в себе образ бедняка Христова, стал, по сути, как мы уже говорили, Иисусом Христом своей эпохи. И последователи Франциска воспроизвели религиозную парадигму в соответствии с идеями «нищего жития», найдя паттерны поведения в Новом Завете. Это были слова Христа своим ученикам и последователям.
Триумфальный въезд в Иерусалим.
Развертывание драматических событий в жизни Христа начинается с его триумфального въезда в Иерусалим. Теневой аспект, связанный с искушением властью, подчиняет себе этот поступок Христа. Народ, видя в нем исключительную личность, приветствует его как царя, и Иисус позволяет это сделать. Способ его появления в Иерусалиме указывает на тот факт, что Христос во всех подробностях следует тому, как в подобных случаях приветствовали Царя-Мессию: «Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной» (Зах. 9:9). Иисус дает своему гневу и раздражению выплеснуться на торгующих в храме: опрокидывает столы меновщиков со словами: «Дом мой домом молитвы наречется: а вы сделали его вертепом разбойников» (Матф.21:12, 13). Совпадение в обрам Бога опасно для человека, т.к. в данном случае личность конкретного человека заменяется другой. Иисус воплощает в себе духовную власть, которая неизбежно сталкивается с земной власть.
Проживая свой путь, мы должны делать ошибки, это просто неизбежно. Хотя в процессе индивидуации и повторяется уже пройденный кем-либо (в данном контексте Христом) путь. Как бы там ни было, мы должны проживать свое собственное видение жизни. Следуя в своей жизни событиям жизни Христа и воплощая сначала его образ, а затем и следуя его учению, Франциск идентифицирует себя с Христом, но с учетом окружающей обстановки, его гнев обращен на тех, кто изменил идеи «нищенствующего жития» и стал использовать ее в своих целях. Этот аспект в жизни Франциска проявляется как последствие существования его ордена. Это событие мы предлагаем объединить с событиями Допрос у Каиафы и допрос у Пилата. После того, как Франциск получил официальное разрешение проповедовать Евангелие, следуя идее «нищего жития», Церковь очень быстро превратила свободное братство в оседлый монашеский орден. Это повлекло за собой изменения не только в уставе общины, но и в самой идее «нищего жития». Так, Франциску срочно пришлось оставить свое миссионерство и вернуться в Италию, потому что в его отсутствие братья поселились в собственных домах, что никак не укладывалось в образ бездомного, странствующего Христа. Сильно возмущенный, Франциск, придя в Болонью, потребовал разорения дома, но находившийся здесь кардинал Уголино возразил ему, что дом не составляет собственности братьев, а принадлежит римской церкви. То же самое испытал Франциск в самом Ассизи; здесь он даже влез на крышу и стал скидывать черепицы, но городская стража его остановила, объявив, что дом этот составляет городскую собственность. Франциск поспешил в Рим, настоял на отмене новшеств, введенных в его отсутствии, и помешал возведению нескольких братьев на высокие церковные должности.
Иисус прогоняет торгующих из храма, обрушивая на них весь свой гнев, гнев Франциска направлен на послушника, пожелавшего иметь при себе псалтырь и пришедшего спросить на это его согласия. Франциск, получивший самое простое образование, почерк которого свидетельствовал о крайней неуверенности в занятии письмом, и отвергавший собственность, сказал послушнику, который обратился к нему с вопросом, может ли он иметь собственный псалтырь. Франциск, выступавший против всякой собственности, ответил ему, что, получив псалтырь, он захочет иметь и молитвенник, а после того усядется как важный прелат и скажет товарищу: «Принеси мне мой требник!». Франциск произнес это в пылу, но затем, упав на колени перед монахом и сказал: «Прости меня, брат, ибо тот, кто хочет быть миноритом, не должен иметь ничего, кроме своей одежды» [104, с. 272].
Существует документ, подтверждающий эту историю, которую можно было бы принять за вымысел. Это завещание Франциска. В нем он, не критикуя духовенство, все таки настойчиво указывает на свою идею «нищего жития» и подражания Христу: «я оставил короткое и простое правило, и владыка Папа утвердил его. И те, которые приходили, чтобы разделить эту жизнь, раздавали все имение свое нищим. И они довольствовались одной одеждой, заплатанной снаружи и внутри и подпоясанной веревкой. И большего мы не хотели иметь. Священную службу отправляли мы, священнослужители, как и другие священнослужители, а братья миряне читали «Отче наш». Братья не должны принимать церквей и жилищ, для них построенных, если они не таковы, как приличествует святой бедности, обет которой мы произнесли в правиле; и должны жить в них как странники и чужеземцы» [113, с. 328-331].
