Она как в могиле, и огромная тяжесть земли давит на голову. И воздуха почти нет: ее рот будто закрыли толстым бархатом. Грудь неровно вздымалась, она безуспешно пыталась вздохнуть, внутри все ныло. Тело покрылось липким потом.
Так вот какова она, ее смерть.
Но ее посадили сюда не затем, чтобы умертвить.
Магдалена медленно приходила в себя. И первая связная мысль оформилась в ее голове.
Ее посадили сюда не затем, чтобы умертвить.
Она сначала услышала эти слова, потом повторила вслух, перекатывая на языке.
Зои в безопасности, а Магдалену рано или поздно выпустят из этой ямы. Но когда? И что там есть еще, невидимое, но жуткое? Крысы, змеи на стенах, в воде насекомые, пауки?..
Магдалена, не сумев сдержаться, снова вскрикнула. И снова эхо, и снова тишина, прерываемая только непрестанным стуком капель.
Кортни Дюран спал сном праведника в своем шатре под стенами Каркасона. Ему хорошо заплатили, теперь можно и отдохнуть. Его рука лениво гладила пышное бедро женщины, которая принесла ему облегчение во время долгих спокойных часов летнего полдня. На языке еще оставался вкус вина, чеснока и жирных тулузских колбасок, женщина была полногрудой и готовой на все. Губы, измазанные вином, соблазнительно улыбались, в нос бил горячий земной запах пота и любовных утех, и его плоть снова вздрогнула. Она приподнялась над ним, принимая в свое щедрое лоно, и он на секунду увидел широко расставленные чистые серые глаза, полный чувственный рот, покатое белое плечо в вырезе котта, обещающее несказанные прелести…
Его напряженная плоть увяла. Женщина взглянула на него, растерянная и немного обиженная. Он столкнул ее и встал. Теперь во рту стало кисло, и Кортни, поморщившись, поскорее налил вина в кружку и выпил одним глотком, а потом потянулся к кошелю, вынул горсть монет и швырнул шлюхе. Яркие звенящие кружки раскатились по полу.
Женщина подобрала их, натянула рубаху и платье из домотканого полотна, сунула ноги в сабо и молча исчезла.
— Господин!
— Что тебе? — рявкнул он, и паж съежился, ожидая удара.
— К вам какой-то человек, мой господин. Говорит, у него срочное послание.
— От кого?
— Он не сказал, господин. Хочет потолковать только с вами. С глазу на глаз.
Дюран протиснулся мимо паренька и вышел из шатра. Его шоссы еле держались, ворот туники открывал грудь едва не до пупа, но он был не из тех, кто извинялся за свой вид.
Под деревом на дорожной сумке сидел гибкий, худой, смуглый человечек. Он жевал оливки и выплевывал косточки, ничуть не заботясь о том, куда они летят. При виде Дюрана он неторопливо встал.
— У меня к вам послание, сэр Кортни.
— От кого?
— От моего господина.
Похоже, человечек счел это сообщение вполне достаточным и принялся рыться в сумке.
— Я не мог тебя видеть раньше? — пробормотал Дюран, сосредоточенно рассматривая незнакомца. Тот пожал плечами:
— Кто знает? Я то тут, то там, может, и бывало когда.
Он вынул пергамент, протянул Дюрану и, усевшись, снова принялся за оливки.
Кортни прочел письмо раз, другой, и по лицу расплылась медленная улыбка. Он оглянулся на зловещую громаду крепости, словно излучавшую опасность, и улыбка стала еще шире.
— Интересное предложение, — почти пропел он, — Можешь сказать лорду де Жерве, что я нахожу его предложение весьма привлекательным. Да и названная сумма кажется достаточной, и наши объединенные силы при верном подходе наверняка добьются победы. Я с нетерпением жду его прибытия.
Оливье кивнул, поднялся, привязал сумку к крепкому чалому жеребцу, отвязал узду, неуклюже повалился в седло и отъехал.
Кортни Дюран зашнуровал шоссы, завязал ворот туники, чувствуя, как греет шею вечернее солнышко. Что ж, предложение действительно крайне интересное: получив плату от де Борегаров за похищение дамы и ее ребенка, теперь взять деньги у противоположной стороны за то, чтобы освободить пленников.
Дюран громко рассмеялся. Неприятное ощущение, оставшееся после сегодняшних излишеств, вдруг исчезло.
Чернота тянулась бесконечно. Она поглотила Магдалену, и только смертельная хватка пальцев на кольце оставалась единственной связью с реальностью. Ноги ныли от неподвижности, но она не могла сесть, не выпустив кольца, и кроме того, внизу была вода и бог знает что еще. Поэтому она стояла, по-прежнему привалившись к стене. Когда каменная плита над ней с грохотом открылась, этот звук в абсолютном молчании показался таким оглушительным, что Магдалена выпустила кольцо и упала на колени. Руки погрузились в мерзкую грязь, и она закричала. Но падать было некуда, а теперь тьму прорезал свет. Глаза сразу защипало от едкого дыма смолы и жира. Магдалена кое-как поднялась, но прежде чем успела оглядеться, чьи-то руки стиснули ее запястья, потянули наверх. Плита вновь упала, и она оказалась в проходе, пытаясь сдержать всхлипы.
Те же воины равнодушно стояли над ней, ожидая, пока она встанет. Магдалена успела увидеть слизь, заляпавшую туфли, промочившую подол сюрко и платья.
Руки почернели. Она не могла видеть своих диких глаз, мертвенной бледности, безграничного ужаса на лице. Зато видели ее тюремщики. Но эти признаки были вполне обычными для тех, кто побывал в подземной яме. И их тупые крестьянские гляделки, привыкшие еще и не к такой жестокости, безразлично взирали на чужие страдания.
Они отвели Магдалену назад, наверх, наверх и наверх, где воздух пах свежестью и холод камня был всего лишь холодом камня, видевшего свет дня. Стояла, ночь. И она видела только тьму, наполнявшую узкие окна, тьму, прошитую серебряными звездами. Воины открыли дверь ее комнаты, и Магдалена вошла.
Сестра Тереза держала на руках извивавшуюся голодную Зои. У дальней стены маячил Шарль, проницательно отмечая каждый полный ужаса миг, который пришлось вытерпеть Магдалене. Холодные серые глаза довольно поблескивали.
— Ребенок голоден, — заметила монахиня, протягивая девочку. Магдалена взглянула на свои руки. Она не может дотронуться до дочери этими покрытыми неописуемой мерзостью пальцами.
Она молча направилась в гардероб. Вода в кувшине оказалась холодной, но она принялась отскребать грязь с неизвестно откуда взявшейся энергией, забыв о безмерной усталости… усталости духа, цеплявшегося за рассудок, готовый вот-вот соскользнуть в бездну безумия.
Наскоро вытершись и не обращая внимания на мокрые, залитые слизью туфли и подол, она взяла Зои и села. Девочка принялась сосать, и на душе сразу стало легче. Она не смотрела на кузена, который по-прежнему торчал у стены, не сводя с них глаз. Но, держа у груди ребенка, она вдруг ощутила, как самообладание потихоньку к ней возвращается.
Едва ока отняла Зои от груди, как Шарль подошел к двери.
— Ведите ее вниз.
В комнате появились тюремщики.
— Нет… пожалуйста… я не могу…
Она слышала свои мольбы и все отдала бы, лишь бы только не заклинать врага, но ничего не могла с собой поделать.
Кузен молча коснулся щеки. Воспаленных бороздок, процарапанных ее ногтями. И ничего не сказал.
Они повели ее вниз… вниз… вниз… и снова заперли в кромешной тьме.
В десяти милях от Орлеана лежал разлагающийся труп гонца, которому было поручено узнать и доложить де Борегарам об исходе поединка между Эдмундом де Брессе и Гаем де Жерве. Тело лежало в придорожной канаве, куда его бросили разбойники. Дурная новость навсегда осталась заключенной в темнице оскаленного черепа.
Гай де Жерве, Эдмунд де Брессе и Кортни Дюран встретились в тени крепости. Их войска смешались без всяких церемониальных обменов сигналами, без предъявления знамен и штандартов, оставшись незамеченными стражей Каркасона, которая увидела только армию наемников, еще совсем недавно служивших де Борегарам.
Глава 17
Боль в ногах, к счастью, ослабла, сменившись полным онемением. Задолго до этого она потеряла все ощущения в ступнях, заледеневших в холодной воде. Ничего больше не чувствуя, она могла только представлять, какие твари ползут по ее щиколоткам, пробираясь под юбки. Но на этот раз даже ужас имел свои границы, и под конец она впала в полубессознательное состояние, ускользнув из ада, словно отделившись от своего тела. Силы остались, только чтобы цепляться за кольцо, удерживавшее ее в вертикальном положении. Когда люк открылся, она не смогла пошевелиться, и тюремщикам пришлось свеситься вниз, чтобы оторвать ее застывшие пальцы от кольца, прежде чем вытащить на свет.