— Я люблю ее, как может быть иначе? — выдохнул Эдмунд и, схватив Гая за руки, поднял с земли. — Я заставлю ее полюбить меня.

Гай кивнул:

— Возвращайся в лагерь, я немного побуду один.

Эдмунд немедленно повиновался. Гай смотрел ему вслед, замечая расправленные плечи и упругую походку. Все было так, словно молодой человек просто передал ему свою тоску, свои мучения, чем еще больше утяжелил гнущее его к земле бремя. Но Гай считал это справедливым наказанием.

Он долго гулял по берегу реки, ощущая вместе со скорбью и облегчение оттого, что все раскрылось и больше не придется лгать. Все кончено, и есть некоторая надежда, что Эдмунд и Магдалена начнут новую, не запятнанную предательством жизнь. Эдмунд слишком благороден, чтобы мстить чужому ребенку. А Магдалена… Магдалена питает к мужу глубокую привязанность и обладает безграничными запасами сострадания и чувствительности. Она не станет отказывать мужу ни в чем, и со временем ее симпатия углубится и перерастет в более нежное чувство. У них родятся свои дети, и…

Но дальше этого его мысли не шли, какова ни была бы убежденность в том, что это самобичевание всячески им заслужено. Следует вернуться в лагерь, отослать Эдмунда к жене и жить, как прежде. В Англии у него немало дел, и в этих делах он найдет утешение.

Вернувшись в лагерь, он объявил, что они возобновят путешествие после обеда. К тому времени кони отряда де Брессе достаточно отдохнут, а ему самому совершенно все равно, если они пробудут в пути только полдня.

Если кто-то и гадал, чем вызвана погоня Эдмунда за Гаем де Жерве, все любопытные держали языки за зубами. За обедом всем стало ясно, что эти двое находятся в полном согласии и что никто не собирается швыряться перчатками и бросать или принимать вызов. Еда оказалась вкусной, вино текло рекой, тень от ив не давала летнему солнцу досаждать обедающим, и, хотя в глазах лорда де Жерве по-прежнему таилась грусть, его гостям до этого не было никакого дела.

Первым одинокого всадника, появившегося на вершине холма, заметил часовой, который нес службу на самой границе лагеря. Он и поднял тревогу. Ему вторил громкий сигнал трубы герольда.

Гай встал, прикрывая ладонью глаза от яркого света, и почти сразу же узнал человечка, пригнувшегося к гриве длиннохвостого серого жеребца. Оливье никогда не умел ездить верхом и болтался в седле, как мешок с мукой. Дурное предчувствие наконец приняло отчетливые формы. Только несчастье с Магдаленой заставило бы Оливье мчаться, не разбирая дороги.

— Кто это?

Эдмунд тоже встал, не выпуская кубка с вином.

— Мой слуга Оливье, — коротко ответил Гай. — Я оставил его, чтобы…

Он поспешно проглотил конец фразы. Вряд ли Эдмунду понравится, что Гай оставил своего человека следить за Магдаленой, с приказом немедленно сообщить, если с ней что-то случится.

— Оливье — нечто вроде шпиона, — пояснил Гай. — Я велел ему не сводить глаз с д'Ориака и де Борегаров, если они вздумают появиться.

— Значит, он везет плохие новости?

— Вероятно, — бросил Гай на ходу, встревоженно хмурясь. Эдмунд последовал за ним через примятую траву луга туда, где остановился Оливье. Часовые, хорошо знавшие слугу Гая, допустили его в лагерь. Неуклюже вывалившись из седла, он встал, потирая спину и сосредоточенно морща смуглый лоб.

— До чего же погано скакать верхом день и ночь, господин! Я отбил себе все кости и, клянусь, оставил позади сотни миль!

— Для человека, который терпеть не может верховую езду, это поистине подвиг, — согласился Гай так беспечно, будто не знал, каких вестей ждать от Оливье. — Леди Магдалена…

— Похищена, господин.

Оливье согнулся пополам и схватился за живот. Лицо перекосилось от боли.

— Похищена? Кости Христовы, человече! Что это значит? — взорвался Эдмунд, выступив вперед.

— Дай ему время опомниться, — вступился Гай. — Не для того он мчался так быстро и так далеко, чтобы скрывать что-либо. Эй, Стивен, принеси вина и еды. Пойдем, Оливье, тебе нужно пообедать, выпить и отдохнуть.

— Сидеть я не могу, господин, — откровенно признался Оливье, подковыляв к столу, где тяжело оперся о столешницу и так простоял, пока паж не протянул ему чашу. Он принялся пить с такой жадностью, что кадык ходил взад-вперед. Только потом, облегченно вздохнув, он заговорил связно: — Две ночи назад, господин, в городе забили в набат. Воины отправились туда. В их отсутствие замок осадило целое войско.

— Войско? Во время перемирия? — неверяще пробормотал Гай, вновь наполняя чашу.

— Разбойники, — продолжал Оливье. — Тот ублюдок, именующий себя рыцарем. Кортни Дюран.

— Дюран?

Кортни Дюран был английским рыцарем, превратившимся в наемника. Его отряд, состоявший из таких же безземельных рыцарей-авантюристов, выполнял любые поручения тех, у кого находились деньги, чтобы им платить. Армия Дюрана славилась своей жестокостью, полным отсутствием совести и чести и невероятной храбростью. Ее не без основания опасались все: от жителей Швейцарских Альп до неаполитанцев, парижан и римлян.

— Кортни Дюран увез мою жену? — ахнул Эдмунд, побелев как молоко. — Но как он мог разрушить стены Брессе?

— Гарнизон выманили, господин, — пояснил Оливье, устало проводя рукой по лицу, на котором запеклись пот и грязь. — Они затеяли битву у самого города, а тем временем три сотни воинов с копьями и пиками, а также лучников осадили замок, разрушили стены бомбардами, посылали во двор зажженные стрелы. Леди Магдалена сама командовала нашими лучниками, но силы были неравны. Негодяи ворвались и в город. — Оливье сокрушенно поморщился. — Разграбили дома… Мы слышали вопли… ощущали запах дыма…

Он снова припал к чаше, и Эдмунд яростно выругался. Ему следовало быть там, защищать вассалов, свой дом и свою жену!

— Продолжай, Оливье.

Голос Гая был странно спокойным, словно он не обратил внимания на яростный взрыв Эдмунда.

— Как я уже сказал, леди Магдалена делала все, что могла, но пришлось сдаться. Вы знаете правила: в случае капитуляции можно рассчитывать на милосердие. Если же нет… — Оливье пожал плечами. Таковы законы войны, и каждый это понимал. — Они потребовали только ее и ребенка. Она согласилась при условии, если остальным ничто не будет угрожать и разбойники немедленно покинут город.

— И они приняли условия?

— Да, господин. И весьма учтиво, как будто и не намеревались разорять и грабить.

Оливье прополоскал рот вином и выплюнул красную жидкость на землю, показывая этим, какого придерживается мнения о порядочности наемников.

— Видели бы вы город после того, как все кончилось, сразу поняли бы, какова цена такой галантности! — добавил он, вытирая рот рукой. — А вот госпожа выказала немало мужества.

Гай, ничуть не удивленный, кивнул:

— Как все Плантагенеты.

— Они хотят выкупа, — пробормотал Эдмунд, явно пытаясь осознать происходящее.

— За всем этим стоят интриги Борегаров, — нетерпеливо отмахнулся Гай. — И если они потратили столько денег на целое войско, значит, на этот раз твердо вознамерились добиться успеха. О выкупе и речи не пойдет, хотя бы ты и весь остальной мир были в этом уверены. Как тебе удалось скрыться, Оливье?

— Через подземный ход. — Слуга ответил так, будто подобные пути бегства казались совершенно обычными. Собственно говоря, для тех, кто о них знал, так оно и было. — Но вы правы, господин. Они увезли даму и младенца в Каркасон.

— Ты сам это слышал?

— Разумеется, господин. Я с места бы не тронулся, если бы не узнал всего досконально.

— Да, конечно, — вздохнул Гай, даже в таком состоянии сумев выдавить что-то вроде улыбки. — Я не хотел усомниться в тебе, друг мой.

— Мы должны мчаться в погоню! — воскликнул Эдмунд. — Немедленно!

— Должны и отправимся, — согласился Гай. — Но сначала нужно составить план, иначе мы ничего не добьемся. Нам следует их перехитрить. Взять верх над Борегарами — дело не простое, Эдмунд.

Он не раскрыл Эдмунду, чего опасается на самом деле. Того, что придется претерпеть Магдалене в лапах Шарля д'Ориака. Гай не сомневался, что именно он устроил это похищение. Но Эдмунд пока не должен знать о страхах Гая. Ничего хорошего это не принесет.