Неожиданно подлетели пятеро молодых худеньких девчонок. Они окружили нас, стали обнимать, а мне в руки сунули большой тяжелый торт в пластиковой упаковке. Это были подруги моей сестры, которым с детских лет я стала родной, сперва нянча их совсем маленьких, потом играя с ними в куклы, позже помогая с домашними заданиями, и, наконец, рассказывая о свиданиях с мальчиками и про то, как детей находят в капусте.

Эта теплая встреча в аэропорту Барнаула прошла незамеченной для всех телекамер. Так устроил папа, буквально за пару часов до вылета из Москвы поменяв наши билеты с рейса «Аэрофлота» на S7. Мы прилетели раньше известного прессе времени и ушли от «преследования» толп журналистов. Я была ему безмерно благодарна. Это должна была быть только наша, семейная встреча.

Теплые мамины и бабушкины руки долго обнимали меня. А потом в темноте раннего утра мы тихонько пошли к нашей машине. Домой ехали молча. Думаю, каждый переживал бурю эмоций, но не знал, с чего начать. У нас будет еще много долгих дней и ночей, чтобы все рассказать друг другу.

В доме горел свет. Стол, по нашей семейной традиции, как положено, когда кто-то приезжает в гости, был уже накрыт. Пахло свежими булочками и ароматным алтайским чаем. По кухне разгуливал, оглядывая свои владения, наш толстый рыжий кот Мейсон. Вслед за мной, мамой, папой и бабушкой в дом влетели девчонки-хохотушки. К такому Мейсон оказался не готов и тут же скрылся, недовольно помахивая хвостом, в неизвестном направлении.

«Маша, Маша, давай я тебя сфотографирую с тортом!» – наперебой кричали девочки. Так появилась моя первая фотография дома. Так я родилась заново. «С возвращением, Маша!» – гласила надпись на торте.

Выпив чаю с тортом и плюшками, гости разъехались. Стало тихо, из ниоткуда снова возник кот Мейсон, оценивая причиненный его владениям ущерб. Забрезжил рассвет, кончился осенний дождь, и в большие окна заглянули лучи моего первого дня дома.

С момента возвращения на Родину я вот уже три дня не сомкнула глаз. К тому же я очень устала от постоянного внимания телекамер, поэтому мама строго настояла, что нужно немного поспать. Я слушала ее слова, а в глазах видела, что отпускать меня ей ни на секунду не хотелось. Казалось, что вот я уйду, и для нее все начнется заново – бесконечные дни страданий вдали от любимой дочери. Все же я послушалась маму, тихо поднялась на второй этаж, где на кровати меня уже ждала свежая отглаженная пижама. Натянув одеяло до кончика носа, я еще долго боялась закрыть глаза, но сон взял верх, и я, наконец, заснула.

С момента моего освобождения из американской тюрьмы прошло уже больше пяти лет, а кажется, что все это было вчера: жизнь в США, окончание учебы в магистратуре Американского университета в Вашингтоне, как гром среди ясного неба – арест, и вот я 467 дней за решеткой шести разных американских тюрем. Признаюсь, я думала, что эта история со временем меня как-то отпустит, но дни проходят, а таковой возможности не представляется.

Эта книга появилась почти случайно. Я не знала, что вернусь, и не думала, что выйду из тюрьмы живой. Тогда логичен вопрос: для чего каждый день заключения я тщательно документировала в тюремном дневнике, который к моменту моего чудесного освобождения разросся до 1200 страниц, ставших основой этой книги? Ответ прост: обязанность вести дневники или, вернее, семейную летопись на меня возложил дедушка Владимир Филиппович Шаповалов перед смертью. Он всю жизнь дотошно записывал все то, что происходило с ним, с нами, с нашей семьей и родными, тщательно исследовал нашу родословную, вел семейный архив. Из четырех внуков, которые могли стать продолжателями семейной миссии, его выбор пал на меня. Возможно, виной тому моя усидчивость, которой, признаюсь, поубавилось с годами, – все ускоряющийся ритм окружающей жизни берет свое, и, как говаривала Алиса в Стране чудес, чтобы только остаться на месте, нужно очень быстро бежать. Но, может быть, дело еще и в любви к слову, которую мы с дедушкой разделяли, когда, несмотря на появление всех современных технологий, продолжали писать друг другу письма от руки. Все вышесказанное – мои домыслы, ведь я так и не узнала, почему дедушкин выбор пал на меня. Дедушки не стало в 2011-м, а спросить я не успела, но со старшими, как известно, не спорят. Все случилось «по умолчанию». Так я стала вести свои дневниковые записи – сперва в Барнауле, где родилась и выросла, в детских дневничках с замочком и ключиком, позже – там же, получая высшее образование, – в толстых тетрадках-ежедневниках. Далее продолжила уже в Москве, куда уехала искать свое место в государственных делах, потом – в Америке, где окончила магистратуру, а впоследствии – в тюрьме, где оказалась по велению судеб. Я не писала целенаправленно, чтобы когда-то что-то издать и (не дай Бог) стать знаменитой – это огромное бремя, которое лишь на первый взгляд веселая забава, а на деле – тяжелый труд, а творила от души, по завету моего предка. Так что да простит меня искушенный русской классикой читатель за сбивчивый слог или недостаточно живописные обороты речи.

Книгой моя рукопись стала с благословения православного батюшки, отца Виктора, который, навещая меня в американской тюрьме, еще тогда заключенную под номером 364 794, сказал, что издать мемуары, если такая возможность представится, нужно обязательно. Если Господь возложил на тебя такую миссию – переживай все заново, чтобы другие знали и на твоем примере избежали сами страшной жизненной ошибки, говорил мне он, предупреждая, что крест будет тяжел. Тогда я и не догадывалась почему, а теперь знаю: отец Виктор был прав.

И вот книга издана, и, казалось бы, миссия выполнена, можно пойти дальше и оставить прошлое позади, но не тут-то было. Как и говорил когда-то батюшка, рассказывать то, что произошло с тобой столько, сколько просят, приходилось снова и снова, а с книгой стали происходить удивительные вещи. Она зажила своей, отдельной жизнью.

Сперва книга переродилась в спектакль с одноименным названием. С идеей постановки «Тюремного дневника» ко мне пришел сотрудник ФСИН России Роман Залиев. Самый частый вопрос, который я, кстати, получаю относительно спектакля: «А что, играют актеры-заключенные?» «Конечно нет», – улыбаюсь я. Мало кто знает, но у ФСИН есть собственный ведомственный театр, «Театр на Бутырке» в Москве, расположенный непосредственно в Бутырской тюрьме, вернее, в ее административном корпусе, где оборудован специальный зал для представлений. Труппа – актеры-профессионалы, но одновременно – сотрудники Службы. Вот так однажды, в 2021 году, на мой телефон просто пришло сообщение с просьбой о встрече от некоего майора Залиева, который попросил о встрече и в кафетерии здания Министерства юстиции (ФСИН – их служба) показал мне сценарий будущего спектакля.

– Мария Валерьевна, если вы позволите…

Честно: я ничего не ждала, тем более во мне присутствовал, не скрою, немалый скепсис: что в постановке театральных спектаклей может смыслить сотрудник Уголовно-исполнительной системы? Оказалось – многое: сам Роман когда-то работал в тюрьме, видел разные жизненные ситуации, знал быт заключенных, но при этом получил профессиональное режиссерское образование и со временем пошел на повышение – в Отдел культурно-массовой работы Центрального аппарата ФСИН. Его сценарий был прекрасен, ума не приложу до сих пор, как талант Романа позволил уместить 500+ страниц моих мемуаров в 1,5 часа постановки на театральной сцене. Сотрудники ФСИН сами написали для спектакля музыку и финальную, трогательную и лаконичную песню. Актриса Ольга Осипова, которая играет, собственно, меня действительно внешне оказалась похожей, а внутренне ее недюжинный талант помог подстроиться под своего прототипа вплоть до пластики рук и тембра голоса. На сцене все выглядит очень реалистично, и каждый раз спектакль проходит с аншлагом и собирает восторженные овации.

Посмотреть фрагмент спектакля и видео с первой репетиции можно здесь. https://vk.com/video31690263_456242234?list=ln-dVcW9LIJlUfDXsfe5l