Александр оглядел комнату ещё раз. Всё на своих местах, всё привычное. Но ощущение чужого контроля из сна всё ещё держалось где-то внутри. Он взял ключи, закрыл дверь и шагнул в мокрый, прохладный утренний мир.

Александр шагал к остановке, чувствуя, как холодный ветер слегка приподнимает края его куртки. В воздухе висел запах мокрой листвы, смешанный с дымком, который доносился откуда-то издалека. Лужи на тротуаре отражали серое небо, и каждый его шаг оставлял лёгкие брызги на ботинках. Прохожие двигались своим ритмом, каждый сосредоточен на чём-то своём. Мужчина впереди держал телефон и невидящим взглядом смотрел в экран, переходя дорогу, будто забыл, что вокруг машины. Девушка в ярком пальто остановилась посреди тротуара, задумчиво поправляя шарф. Александр заметил, как её взгляд буквально проскользил мимо него, как будто он был частью декораций. «Интересно, о чём они все думают? – мелькнула мысль. – А может, не думают вовсе?» Рядом с остановкой стояла пожилая женщина. Она смотрела куда-то вдаль, но взгляд её был пустым, неуверенным, будто она не знала, куда идёт. На фоне ярких цветов её куртки это выглядело особенно странно.

Автобус подъехал медленно, взвизгнув тормозами, и Александр заметил, как серые брызги из-под колёс попали на ботинки мужчины у края дороги. Люди начали двигаться быстрее, сгруппировались у дверей, будто отрепетировали этот момент заранее. Двери открылись со скрипом, и внутренний запах автобуса ударил в нос: влажная одежда, тёплый пластик, немного резкий, как будто салон давно нуждался в проветривании. Он вошёл вместе с остальными, нашёл себе место у окна и сел, стараясь не касаться облезлой, заляпанной ручки сидения.

В автобусе было тепло, но душно. На запотевших стёклах кто-то уже нарисовал смайлики и кривые линии, а в углу окна виднелись отпечатки пальцев. Александр проводил взглядом мужчину, который стоял в проходе, одной рукой держась за поручень. Ручка была облуплена, краска почти полностью слезла, открывая потемневший металл. Сам мужчина выглядел так, будто не спал всю ночь: его брюки были мокрыми снизу, ботинки в разводах грязи, а капюшон свисал с головы, как тряпка. В другом углу салона сидела женщина с пакетом из продуктового магазина. Она сидела прямо, но взгляд её был пустым, уставленным куда-то в пол.

«Те же маршруты. Те же движения. Те же лица, только в другой одежде. Сколько раз я это уже видел?» Александр опёрся головой на холодное стекло, стараясь не замечать эту монотонность.

Мысли сами собой вернулись в прошлое.

В начальных классах он был тем ребёнком, который не просто тянул руку, чтобы задать вопрос, но и делал это с такой уверенностью, что вызывал у учителей негодование. «Почему у нас нет доказательств, что прошлое действительно было таким, как его описывают?» – спрашивал он на уроке истории. Или: «Если время движется вперёд, то почему его нельзя замедлить или остановить?» Учителя терпели эти вопросы до поры до времени. Иногда они пытались отделаться общими словами: «Это сложные темы для детей, Саша. Вырастешь – поймёшь.» Но чаще просто просили его не отвлекаться.

Однажды, когда он спросил: «А как вы знаете, что вселенная не создана кем-то искусственно?» – учительница по физике вспыхнула. Она постучала указкой по столу и раздражённо сказала: «Саша, я не собираюсь обсуждать такие глупости. Мы сейчас про законы Ньютона говорим!»

Эти моменты навсегда врезались в его память. Тогда он не понимал, почему взрослые так реагируют. Сейчас же он с лёгкой грустью осознавал: они боялись признать, что не знают ответа.

Когда пришло время выбирать университет, решение приняли за него. «Экономика – стабильная профессия, там всегда найдётся работа,» – сказала мать. Он не спорил. Тогда это казалось неважным. «Так надо,» – думал он.

Теперь он работал в отделе аналитики компании, которая занималась логистикой. Его должность звучала красиво – «аналитик по снабжению», но по факту это была бесконечная рутина: отчёты, сводки, таблицы. Цифры постоянно повторялись, и иногда он даже ловил себя на том, что листы с отчётами сливаются в однообразное серое пятно. Работа, казалось, выполнялась сама собой, а он просто был частью этой системы.

Кирилл, напротив, был из тех, кого считали успешным. Он работал в отделе продаж, занимался крупными клиентами и регулярно заключал сделки, которые приносили компании серьёзные деньги. Его должность – «менеджер по развитию бизнеса» – звучала солидно, да и зарплата у него была значительно выше, чем у Александра. Но их дружбе это не мешало.

Кирилл часто говорил, что ему нравится его работа, но в последний раз, когда они вместе обедали, он вдруг замолчал. Александр помнил, как Кирилл вдруг нахмурился, что-то прокручивал в голове, а потом, будто в шутку, выдал: «Знаешь, мы ведь не такие уж разные. Каждый день как под копирку. Думаем, что у нас есть выбор, а на самом деле просто идём по кругу.» Тогда Александр только рассмеялся, но теперь эти слова цепляли, словно оставляли после себя странный осадок.

Автобус остановился, и Александр вышел. Сырой воздух ударил в лицо, быстро напоминая, что день только начался. Он замедлил шаг, оглядел серый пейзаж вокруг: мокрые тротуары, чёрные лужи, редкие листья на деревьях. У одного из переходов мужчина стоял, нервно смотря на часы, а женщина с коляской остановилась у магазина, задумчиво теребя ручку. Каждый был занят своим, как на отлаженном механизме. Глубокий вдох принёс с собой запах влажной земли, который странно сочетался с холодным металлическим послевкусием воздуха. Ещё один день, похожий на все предыдущие.

Александр пересёк дорогу, переходя к офисному кварталу. Асфальт здесь был чуть чище, но серость и сырость всё равно делали пейзаж угнетающе однообразным. Его взгляд невольно задержался на здании офиса: прямоугольные линии фасада, стеклянные двери, металлические конструкции. Всё казалось идеальным – практичным, симметричным, но до омерзения безжизненным. Оно не восхищало, не вдохновляло, не вызывало эмоций, кроме равнодушия.

«Почему мы живём в эпоху технологий, где здания могли бы быть шедеврами, а вместо этого получаем такие коробки?» – мелькнула мысль.

Он вспомнил старинные готические соборы, которые видел на фотографиях и в книгах. Как они стремились ввысь, как в каждой линии и орнаменте чувствовалась тяга к чему-то большему, чем повседневная жизнь. Готика, с её стрельчатыми арками и витражами, будто шёпотом говорила: "Посмотри выше, человек. Ты больше, чем ты есть." Или барельефы древних храмов, где каждая фигура была словно замершим движением – напоминанием, что жизнь не только в цифрах, но и в чувствах.

«Те здания вдохновляли людей на высокое, – подумал он, остановившись перед стеклянной дверью. – Они напоминали, что мир больше, чем твоя работа, чем твой быт, чем ты сам. В них была душа. А в этих… разве есть что-то, кроме функциональности?»

Он оглядел соседние строения. Разные высоты, разные отделочные материалы, иногда даже причудливые формы. Но всё это не убеждало. Современные здания, с их глянцевыми фасадами, дорогими панелями и модными интерьерами, казались одинаковыми. В них не было ни единого намёка на человеческий дух, на ту самую "искру", которая раньше заставляла зодчих и мастеров тратить годы на создание произведений искусства.

«Теперь здания строятся быстро. Гладкие линии, стекло и металл. Красиво? Да. Функционально? Конечно. Но они ничего не чувствуют. Они не помнят, как быть чем-то большим, чем их предназначение.»

Его мысли вернулись к офису, в котором он работал. Это здание было удобным, неоспоримо современным, но, глядя на него, Александр не мог отделаться от ощущения, что оно построено для машин, а не для людей. В нём не хотелось задерживаться, оно не вызывало желания поднять голову, замереть в восхищении. Это здание, как и многие вокруг, просто выполняло свою функцию.

«Иронично, – подумал он, толкая стеклянную дверь, – что здания, созданные для нас, выглядят так, будто хотят от нас только одного: чтобы мы работали.»