— Как такое возможно?
— Руководство ордена не могло не заметить чувства, которые я испытывал к тебе. Именно поэтому на капитуле был поставлен вопрос о возможности моей дальнейшей подготовке к переходу в будущее. Большинство братьев посчитали, что любовь к женщине может отвлечь меня от выполнения главной миссии, и проголосовали за отстранение моей кандидатуры.
— Что? — воскликнула Маша. — Они постановили не пускать тебя ко мне?
— Да, — кивнул Готтлиб. — Несмотря на то, что я был лучшим в группе.
— Как же так? — Маша похолодела при мысли, что вместо Готтлиба мог явиться совершенно другой мужчина, равнодушный и бесстрастный, и она никогда не узнала бы о существовании чудесной Вселенной, не качалась бы в её волнах и не слушала бы признания обожающего её рыцаря. — Но ты ведь пришёл! Тебе удалось их обмануть?
— Нет, — Готтлиб покачал головой. — Никто не смеет идти против решений капитула. Это всё брат Иоганн. Он заявил, что если и есть сила, способная предотвратить апокалипсис — так это любовь и помощь Господа. Поэтому либо я отправлюсь в будущее, либо вход в видениях больше не откроется. Капитул был вынужден отменить своё решение и утвердил мою кандидатуру.
— Как я люблю вашего брата Иоганна! — воскликнула Маша, бросаясь Готтлибу на шею. — Он добрый, чуткий, отзывчивый человек!
— А меня? — тихо спросил рыцарь. — Меня ты любишь? Нет, подожди, не отвечай! — Готтлиб прикрыл Маше ладонью рот. — Это неправильный вопрос. Я больше не буду задавать его. Только прошу тебя — если когда-нибудь поймёшь, что любишь меня — скажи мне об этом.
— Хорошо, — прошептала Маша. — Обязательно скажу. — Она легла рядом с Готтлибом, положив голову ему на плечо. — Подожди немного.
— Я готов ждать хоть вечность, не будь впереди апокалипсиса.
— Ну что? Укладываемся спать? Нам завтра ещё в Вену ехать. Хотя нет, уже сегодня. — Маша взглянула на часы. — Четыре утра.
— Вот именно, что завтра, — проговорил Готтлиб, поворачиваясь к ней с улыбкой. — А сегодня — наш день.
— А как же апокалипсис? — игриво спросила Маша, уворачиваясь от поцелуя.
— Задерживается на сутки, — прошептал Готтлиб, и Вселенная снова поглотила их обоих.
* * *
В Вену они прибыли утром следующего дня и сразу отправились в центр города к собору Святого Стефана. Готтлиб зачем-то взял с собой сумку с плащом и шляпой и повёл Машу на улицу Зингерштрассе к дому под номером семь.
— Это и есть резиденция Тевтонского ордена? — удивлённо спросила Маша, глядя на неказистое трёхэтажное здание со скромной вывеской, написанной по-немецки «Дом Немецкого ордена». Примечательной была только длинная белая башня с зелёной остроконечной крышей, венчающейся золотым крестом. Она возвышалась прямо над мансардой, словно копьё, пробившее снизу коричневую черепицу. — Выглядит очень скромно. Нельзя даже сравнивать с Мариенбургом.
— Увы, но, потеряв могущество, орден потерял земли и замки. — Готтлиб обернулся к Маше со счастливой улыбкой. — Здесь, в церкви Святой Елизаветы, меня посвятили в рыцари. Я собственноручно прикрепил свой герб на одной из стен. Если он сохранился, я покажу тебе.
— Герб — это прекрасно! А как будем узнавать о письме Людвига фон Мирбаха? — спросила Маша. — Зайдём и просто попросим показать его?
Они совершенно не обсуждали эту тему весь вчерашний день и последующую ночь, а в пути вели себя как подростки, дурачась и обмениваясь поцелуями. Лишь перед въездом в столицу Австрии Готтлиб снова стал серьёзным, а Маша с трудом заставила себя сосредоточиться на дороге и вспомнить о цели поездки.
— С нами даже разговаривать не станут, — усмехнулся Готтлиб. — Надо подойти к вопросу издалека. В ордене всегда ценилось искусство вести дипломатические беседы. Попробую представиться специально приехавшим из России потомком одного из рыцарей.
— Какого именно? — поинтересовалась Маша.
— Готтлиба фон Зальма, конечно, — мужчина подмигнул ей и повёл к арке, ведущей в резиденцию.
Справа от входа в арку оказалась церковная дверь. Готтлиб вошёл в неё и остановился.
— Всё, как прежде, — прошептал он. — Алтарь, перед которым я давал обет, а вот и мой герб.
Он подвёл Машу к стене, снизу доверху увешанной живописными круглыми гербами, и указал на золотистый диск, в центре которого среди серо-красных вензелей и чёрных крестов на белом фоне выделялся орёл, расправивший крылья и держащий в лапах меч.
— Очень красивый! — восхищённо проговорила Маша. — Настоящий рыцарский герб! Он так точно передаёт твой характер.
— Благодарю. — Готтлиб церемонно поклонился. — А теперь за письмом.
Он вышел из церкви и направился в дальний конец арки к ещё одной раскрытой двери. От самого порога на второй этаж вела лестница, по которой Маша с Готтлибом поднялись к музею. Во всяком случае, так было написано на дверной табличке.
— Музей закрывается через пять минут, — сообщила им женщина в тёмном платье с приколотым к нему чёрным крестом на белом фоне. — Вы не успеете посмотреть экспозицию, поэтому лучше приходите завтра с трёх до пяти.
— Простите, а вы кто? — спросил Готтлиб.
— Сестра Анна.
— Сестра Тевтонского ордена? — удивился мужчина.
— Сестра Немецкого ордена Дома Святой Марии, — уточнила женщина. — Так он называется.
— А я могу увидеть кого-нибудь из братьев-рыцарей?
— Кого? В ордене давно нет такого звания. Теперь это благочестивая организация, занимающаяся вопросами милосердия. Воинствующие братья канули в прошлое. Иногда Великий Магистр посвящает выдающихся людей в рыцари чести за их заслуги перед орденом, но и только.
— Как жаль, — вздохнул Готтлиб. — А мои предки были братьями-рыцарями. Кстати, герб одного из них висит в церкви Святой Елизаветы. Я только что показывал жене.
— Правда? — Сестра Анна взглянула на Готтлиба с любопытством.
— Да. Мы специально приехали из России, чтобы передать в дар вашему музею некоторые его личные вещи. С кем из руководства ордена можно встретиться по этому поводу?
— Вообще-то Великий Магистр сейчас находится с миссией в Риме.
— А кто на месте? Комтур? Эконом?
— Даже не знаю, — замялась сестра Анна, — найдётся ли у кого-то из них время…
— Буквально пару дней назад мы посещали крепость Мариенбург в Польше. Так вот, там меня умоляли передать вещи в их музей, — задумчиво произнёс Готтлиб. — Бывшая столица всё-таки. Великолепный замок, потрясающая экспозиция…
— Не надо в Мариенбург! — воскликнула сестра Анна. — С чего вдруг отдавать всё полякам? У нас тоже достойная экспозиция.
— Там руководство музея оказалось очень любезным, — продолжал Готтлиб. — Приняли нас с женой сразу, как узнали, что я потомок рыцаря, организовали индивидуальную экскурсию по замку, а потом…
— Простите, как к вам можно обращаться? — прервала его сестра Анна.
— Меня зовут Кирилл Воронцов. Но вы можете называть меня именем моего предка герр фон Зальм, — скромно потупив взгляд, ответил Готтлиб.
— О! Ваш предок был знатного происхождения?
— Он был не столько знатен, сколько благороден. Барон Готтлиб фон Зальм. Возможно, вы слыхали о нём?
— К сожалению, нет, — сестра Анна виновато пожала плечами. — Но о нём должны быть записи в архивах. Подождите, пожалуйста, минуту. Я закрою музей и схожу к брату эконому. Он, кажется, был на месте. А вы можете пока посмотреть наш внутренний дворик — туристы находят его очень милым.
Готтлиб с Машей спустились по лестнице и оказались в аккуратном дворе, выложенном брусчаткой. Сюда выходили окна резиденции ордена и два ряда застеклённых балконов, украшенных вазонами с цветущей геранью. Окна первых этажей утопали в бурно разросшемся плюще, по периметру дворика были выставлены большие горшки с декоративными зелёными растениями. Маленький приветливый оазис среди каменных строений с неизменными чёрными крестами на белых стенах.
Путешественникам недолго пришлось любоваться мини парком, устроенным служителями ордена. Минут через десять ожидания вернулась сестра Анна и провела их на второй этаж к кабинету брата эконома. Им оказался невысокий мужчина лет пятидесяти, к удивлению Маши одетый в обычный деловой серый костюм и светлые мокасины. Он с приветливой улыбкой поднялся навстречу Готтлибу из-за рабочего стола, на котором среди стопок бумаг лежал раскрытый ноутбук, и протянул руку для пожатия.