Под одобрительные возгласы король надел на покрасневшего от гордости юношу цепь с круглой подвеской и крепко обнял его.

— Во славу твоих потомков! — воскликнул Витовт, довольный тем, что Ягайло почтил своим вниманием командующего смоленскими хоругвями.

Вся компания прошествовала к накрытым неподалёку походным столам, а тела руководителей ордена были погружены на повозку и отправлены с вооружённым конвоем в сторону Мариенбурга.

Тем временем на месте бывшего сражения кипела скорбная работа. Оставшихся в живых знатных рыцарей и простых воинов снарядили спешно копать рвы для погребения погибших. Летняя жара способствовала быстрому разложению плоти, и над долиной уже слабо потянуло тошнотворным запахом, привлекая даже в сумерках рои насекомых и стаи падальщиков из окрестных лесов. При свете факелов и костров уставшие после битвы люди сносили тела к выкопанным ямам, а сопровождавшие войско капелланы, зажимая носы, быстро читали отходные молитвы. Сразу после наспех совершённого обряда комья земли покрывали мёртвых, навсегда оставшихся в этом благодатном краю.

Седоусый мужчина лет пятидесяти, Острожский князь Фёдор Данилович, медленно объезжал места, где разрозненные отряды тяжёлой кавалерии рыцарей, возглавляемые Великим Маршалом, пали под натиском литовских и татарских воинов. Тевтонцы отчаянно сражались, не желая сдаваться, и многих противников забрали с собой в могилу. Трупы лошадей и людей повсеместно устилали долину. Среди них были и воины из личного отряда Фёдора Даниловича, и теперь он внимательно всматривался в тела погибших, изредка скорбно качая головой и крестясь при виде знакомых доспехов. Неожиданно конь князя зацепился за что-то передним копытом и припал на колено, заставив Фёдора Даниловича крепко ухватиться за поводья, чтобы не упасть.

— Стой, чтоб тебя! — воскликнул он, спешиваясь возле трупа лошади крестоносцев, облачённой в металлические доспехи.

Конь князя тщетно пытался вытащить копыто из ловушки, и Фёдору Даниловичу пришлось наклониться к самой земле, чтобы рассмотреть неожиданное препятствие. Он увидел, что нога коня застряла между пластинами доспеха и металлической воронкой, торчащей из-под брюха погибшего животного.

— Подожди, не дёргайся! — Князь ободряюще погладил всхрапывающего коня по морде. — Сейчас помогу.

Он ухватился за воронку и с силой потянул её на себя. Воронка медленно сдвинулась с места, и конь смог высвободить копыто. Он радостно заржал, нетерпеливо перебирая ногами, словно приглашая хозяина следовать дальше, но любопытство Фёдора Даниловича оказалось задето. Он продолжил вытаскивать воронку из-под лошадиного трупа и обнаружил, что она сужается до размеров трубки толщиной в большой палец и имеет длинное продолжение. Наконец, весь предмет был извлечён, и Фёдор Данилович принялся его рассматривать. Несомненно, это была труба, одна из тех, которыми герольды и глашатаи собирали народ для объявления важных указов. Наверное, кто-то из тевтонских командоров с её помощью руководил ходом боя. Обычная труба, по виду медная, ничем не привлекающая внимание искушённого воина. Он собирался отбросить её в сторону, но что-то остановило его от этого действия. То ли медь слишком ярко сверкнула в свете факела, словно и не находилась труба в сражении и не валялась втоптанная в землю под трупом истекающей кровью лошади, а только что лежала начищенной поверх бархатной подушки. То ли какое-то тревожное волнение пробежало по телу Фёдора Даниловича от прикосновения к металлу, заставив князя в страхе отпрянуть от трубы и чуть не выпустить её из рук.

— Что за наваждение? — пробормотал он, с трепетом осматривая находку. — Обычная железяка, а столько страху нагнала.

Фёдор Данилович повернул её к себе узким концом и намеревался дунуть в него изо всех сил, чтобы рассеять морок, но с удивлением обнаружил, что отверстие залеплено воском, на котором отчётливо просматривается печать Ордена.

— А это ещё зачем? — воскликнул князь. — Труба, в которую нельзя трубить! Странно всё это.

Чем дольше Фёдор Данилович рассматривал трубу, тем большее любопытство она вызывала. Сияющую поверхность покрывали мелкие символы, иногда вспыхивающие в отблесках пламени, а металл трубы то нагревался в руках, так, что её тяжело было удержать даже в перчатках, то становился обжигающе холодным, заставляя коченеть пальцы, словно от зимней стужи.

— Занятная вещица, — наконец, решил Фёдор Данилович. — Надо будет разобраться с нею по возвращению домой.

Он завернул трубу в походное одеяло, крепко приторочил к седлу и отправился дальше высматривать тела погибших из своего отряда.

Начало марта 1945 года. Польша, Мальборк, замок Мариенбург

Красная Армия стремительно наступала, безжалостно сминая и отбрасывая немецкие войска, оказывающие яростное сопротивление на территории Восточной Пруссии. Русские двигались на Берлин, и только слепой или страдающий слабоумием мог питать иллюзии относительно исхода войны в ближайшие месяцы. Штандартенфюрер СС Людвиг фон Мирбах таковым не являлся. Он чётко понимал, что Третий рейх потерпел сокрушительное поражение и вскоре его столица падёт под натиском русских и их союзников.

Несмотря на полученный приказ из Берлина держать оборону любой ценой и не помышлять о капитуляции, местное командование рассудило иначе и приказало готовиться к отступлению. Высокие, крепкие стены замка Мариенбург — бывшей резиденции Великого Магистра Тевтонского ордена — могли одномоментно стать большой братской могилой. Крепость средневековых рыцарей была неприступна для штурма, но не могла устоять против массированного артиллерийского огня и атаки с воздуха. Советское командование поставило своей целью как можно скорее прорвать немецкую линию обороны и выпустило в небо сотни бомбардировщиков. Замок Мариенбург, простоявший около семи веков, постепенно превращался в груду развалин.

Под привычные звуки близких разрывов снарядов Людвиг фон Мирбах быстро спустился в подвальное помещение Высокого замка, служившее когда-то кухней и пекарней для высших духовных чинов ордена, и проследовал в дальний угол к дубовой, окованной железом двери. Обменялся приветствием с фельдфебелем, стоящим на охране входа, затем вошёл внутрь просторной комнаты, оборудованной под лабораторию.

— Оставим формальности! — Людвиг нетерпеливо махнул рукой трём молодым людям, вскочившим при виде его и вскинувшим руки в традиционном приветствии. — Что у вас, Ламмерт? — обратился он к пожилому профессору.

Тот суетился перед большим аппаратом, с одной стороны чем-то напоминавшим кинопроектор с вставленной для просмотра бобиной плёнки, а с другой — воплощение фантазий безумного сатаниста. Пять крестов с распятиями соединялись в пентаграмму трубками со стеклянными светящимися шарами, увенчанными рогами козлов. Те, в свою очередь, были украшены подсвечниками с застывшим воском и начертанными на них магическими письменами. На стене перед установкой висело большое белое полотно с чёрным крестом посредине — символом тевтонских рыцарей.

— Вы же знаете, господин Людвиг, — раздражённо ответил Ламмерт, — успех по-прежнему не гарантирован. Времени было недостаточно…

— А теперь его нет вообще! — отрезал штандартенфюрер. — Немедленно начинайте!

— Что значит «нет вообще»? — Голос профессора дрогнул. — Вы собираетесь уничтожить установку? Для этого сюда утром притащили ящики со взрывчаткой? Но это годы кропотливого труда! Архивы, записи! Я не уверен, что смогу собрать её заново.

— Не нужно так волноваться, дорогой профессор! — фон Мирбах рассмеялся и ободряюще похлопал его по плечу. — Я имел в виду совсем другое. На взрывчатку не обращайте внимания. К сожалению, лаборатория — одно из немногих безопасных мест в крепости. Как только отправим группу — начинаем вашу эвакуацию вместе с установкой и архивами. Таков приказ. В Берлине вы сможете продолжить работу. А здесь, — он с грустью оглядел кирпичные стены, — скоро камня на камне не останется. Поэтому не будем терять время — начинайте.