– Ты должна быть готова выехать с первым светом, – приказал Хью. – Чтобы тебя здесь не было к моему возвращению домой. – Он вышел, в сердцах хлопнув дверью.

Джиневра продолжала стоять не шевелясь, прикрывая рукой живот. Ей-то казалось, что за последние месяцы, с той минуты, когда в ее жизни появился Хью де Боукер, она познала всю глубину отчаяния, а выходит, что это не так. Настоящее отчаяние – это то, что она испытывает сейчас, когда в душе черная пустота, когда нет ни мыслей, ни чувств, когда нет сил что-то делать. Когда в полной мере ощущаешь свое одиночество, беспомощность и бессилие.

Джиневра не знала, сколько простояла так, не замечая, как удлиняются тени на полу. Наконец в ее сознание пробились звонкие голоса девочек. Они звали ее и стучали в дверь. Джиневра вынуждена была вернуться к действительности. Забота о детях придала ей сил. Она, как всегда, должна защищать их.

Джиневра открыла дверь.

– Мама, мы так долго стучали! – заявила Пиппа. – Ты не слышала?

– Нет, прости, дорогая. Я задумалась, – ответила она, дергая дочь за косичку. – Так получилось, что нам надо срочно уехать. Сбегай за Тилли и Краудером и скажи им, что они нужны мне.

– Но почему нам нужно уезжать? – удивилась Пиппа. – Я думала, что мы останемся здесь на Рождество и святки.

– Это из-за Робина? – спросила Пен.

– Отчасти, – проговорила Джиневра, импровизируя на ходу. – Мы с лордом Хью решили, что нам лучше уехать. Мы не хотим, чтобы вы заразились. Вам лучше уехать из дома, так как здесь может быть нездоровый воздух.

– Как во время чумы? – Карие глаза Пиппы расширились от испуга.

– Нет, – покачала головой Джиневра. – Робин выздоравливает, но пока мы не выясним, что стало причиной болезни, вы должны быть в безопасности, подальше отсюда.

– Пойду за Краудером, – возбужденно сообщила Пиппа. – Я знаю, что он очень обрадуется. Я слышала, как он говорил Грину, что ему противно работать с мастером Милтоном. А Грин сказал, что он так и думал. А Пен сходит за Тилли. – Девочка побежала к двери.

– Все в порядке, мама? – спросила ее более проницательная Пен. – Робин действительно поправляется?

– Да, поправляется. Скоро он будет здоров.

– А лорд Хью едет с нами? – продолжала расспросы Пен.

– Нет, – ответила Джиневра. – Он останется с Робином.

– Но ведь ты его жена. Разве ты не должна быть с ним?

– Сейчас особые обстоятельства. – Джиневра заставила себя улыбнуться. – А теперь беги за Тилли. Нам надо обсудить, что взять с собой. Вещей должно быть мало, так как мы поедем очень быстро.

Пен колебалась, мрачно глядя на мать. Казалось, она раздумывает, задать ли еще один вопрос.

– Беги за Тилли, – спокойно повторила Джиневра.

Пен убежала, а Джиневра подошла к туалетному столику, где стояло серебряное деревце с украшениями. Ее мысли приобрели четкость и ясность. Нет, она не позволит превращать свою жизнь в жалкое существование заключенного. Она уедет от Хью, но избавит и себя, и детей от трудностей задуманного им путешествия – ведь девочки все равно не поймут причины столь резкого поворота в их судьбе.

Ей нужны деньги на жизнь. Доступа к доходам от поместий у нее теперь нет, зато никто не помешает ей забрать драгоценности. Они стоят немало. Краудер продаст или заложит их. К тому же у нее осталось немного от тех денег, что она брала на путешествие в Лондон. Джиневра сердито сжала губы. Ей не придется бедствовать, и Хью де Боукер скоро поймет, что, хоть он и разбил ее сердце, отнял надежду на счастье, ему никогда не лишить ее независимости.

– В чем дело, цыпленочек? – раздался от двери голос Тилли. – Пен говорит, что мы уезжаем.

В этот момент в комнату вошел Краудер. Из-за его спины выглядывала Пиппа.

– Да, через час. Если успеем собраться. – Джиневра повернулась к ним лицом и, увидев Пиппу, сурово проговорила: – Пиппа, я не просила тебя возвращаться с Краудером. Иди в свою комнату и реши, что ты возьмешь с собой.

– Я только хотела узнать, куда мы поедем.

– Ты узнаешь, когда я сочту нужным сказать тебе. – Это было сказано так безапелляционно, что Пиппа, сникнув, покорно вышла.

Джиневра попыталась улыбнуться, но у нее дрожали губы, а в глазах стояли слезы.

– Ах, цыпленочек, в чем дело? Что случилось? – Тилли подошла к ней и обняла. – Ну, скажи Тилли. – Она гладила ее по спине, как в те времена, когда Джиневра была ребенком.

Джиневра решила ничего не скрывать от людей, которые всегда были ее друзьями, служили ей верой и правдой, защищали и поддерживали ее. К концу ее грустного повествования глаза Краудера гневно вспыхнули.

– Господи, в жизни не слыхала такой чудовищной чепухи! – вскричала Тилли. – Я ему покажу! Вот увидишь, цыпленочек!

Джиневра вытерла слезы и против воли улыбнулась.

– Нет, Тилли, я не хочу решать вопрос таким способом. Мы уедем, но по собственному желанию. – Она обратилась к бледному от ярости Краудеру: – Краудер, думаю, некоторое время, пока я не решу, что делать дальше, мы поживем в Лондоне. Вы могли бы подыскать подходящее жилье? Комнаты в гостинице или дом?

– Ты не будешь жить в гостинице, цыпленочек! – с горячностью возразила Тилли, в ужасе хватаясь за голову. – Тем более с девочками. Они там такое увидят – не приведи Господь! А уж Пиппа там понаберется!

– Мне кажется, в этом нет необходимости, госпожа Тилли, – сказал Краудер. – Сестра повара содержит меблированные комнаты в Мурфилдсе. Это недалеко от города, красивое и тихое место. Он заверил меня, что его сестра – очень уважаемая дама. От нее только что съехали жильцы, и она с трудом сводит концы с концами.

– А нам там хватит места?

– Думаю, да, миледи. Сейчас пойду и все выясню.

– Да, пожалуйста. Мне бы хотелось, чтобы через два часа нас тут не было. Возьмем только самое необходимое. Главным образом одежду и постельное белье.

Когда я решу, как быть дальше, тогда заберем все остальное. – Джиневра с сожалением подумала о своих книгах: сейчас нельзя тратить на них время.

Она передала Краудеру кожаный кошель:

– Снимите жилье на месяц. Пока я не могу планировать нашу жизнь на более длительный срок.

– Слушаюсь, мадам. – Краудер взял кошель и, громко звякнув монетами, положил его в карман. – Вернусь через час. – И он поспешил прочь.

– Ай-ай-ай! – всплеснула руками Тилли. – Ну и дела! Бедняжка моя! – Она снова обняла Джиневру. – Как же мне хочется вырвать его черное сердце! Надо же – поверить, что моя девочка способна на такое!

Джиневра позволила себе на секунду расслабиться в объятиях Тилли. Одна, без друзей, она бы не справилась со свалившимся на нее несчастьем. Друзья помогут ей забыть Хью, избавиться от тоски по его любви, по его улыбке и нежности, по его страсти.

Как она сможет жить без него?

Но и с ним она жить не сможет. Она, как всегда, будет в ответе за тех, кто от нее зависит. Она не станет прятаться от него. Она не сделает секрета из своего местопребывания, иначе он подумает, что она его боится. Как муж, Хью вправе возмущаться ее независимостью, но ему пришлось бы силой подчинять ее себе, а он никогда на это не пойдет. Джиневра знала это, вернее, считала, что знает. До сегодняшнего дня она была убеждена в этом. А сейчас, после того как он продемонстрировал ей новую сторону своего характера, ее одолевали сомнения. Что ж, война будет – бой покажет.

– Ну, все, Тилли, – проговорила она. – Хватит плакать. У нас много дел, и я не хочу, чтобы девочки о чем-то догадались раньше времени.

– Ты не сможешь долго утаивать правду от Пен, – сказала Тилли, подходя к шкафу и начиная вынимать платья. – Какой позор! А ты еще носишь его ребенка!

– Итак, тебе известно, – заключила Джиневра. Это не удивило ее: Тилли всегда была опытна в подобных делах.

– Конечно, известно, – ухмыльнулась Тилли. – Ты что, дурочкой меня считаешь?

Джиневра промолчала и принялась собирать драгоценности.

Не спуская глаз с Уилла Мелфри и внимательно вслушиваясь в каждое его слово, Джек Стедмен поставил кружку на заляпанный стол и вытер пену с усов.