Новые социальные движения пытались найти решения социальных и политических конфликтов, охвативших западные капиталистические государства с середины 1970‑х годов. В конце 1970‑х годов леволиберальные учёные и студенты использовали этот термин для обозначения продолжения студенческого бунта 1968 года. Однако Новые социальные движения находились под сильным влиянием взглядов среднего класса. В академической оценке Новых социальных движений Партия зелёных часто рассматривалась как успешное политическое проявление низовых течений, подчёркивался «модернистский» импульс Новых социальных движений и их вклад в «смену ценностей». На самом деле, некоторые представители ядерной мафии были благодарны за антиядерные движения, так как оно помогло предотвратить или отложить проекты, которые были неперспективны. Более того, даже директора электростанций любят вести здоровый образ жизни, покупать в магазинах мюсли и есть полезную биодинамическую пищу. В некотором смысле, Weltgeist исследований Нового социального движения смог объединить ранее противоположные политические идеи в новом социал-демократическом «Проекте современности» дядюшки Хабермаса. В зелёно-альтернативном полумраке такие термины, как «классовая борьба» или «империализм», казались устаревшими и неактуальными. Важными были «качественные потребности», «участие» и «управление». Учёным даже удалось убедить многих людей, что воинствующая антиядерная борьба Брокдорфа и Гронде, с их сильным антикапиталистическим и антиавторитарным подтекстом, была вызвана ничем иным, как «провалом коммуникации» и «отсутствием участия» в планировании системы энергоснабжения, которая в итоге оказалась очень эффективной и выгодной для всех. Неважно. Не наша проблема, если некоторые учёные считают «Автоном» ничем иным, как «вызовом» альтернативному движению, возникшему на основе «новых взглядов». Это лишь доказывает, что некоторые учёные очень мало знают о том, в чём они должны быть экспертами. Но хватит полемики.

Новые социальные движения тесно связаны с фордизмом, капиталистической структурой, которая определила большинство западных стран после Второй мировой войны. Фордизм характеризуется отчуждающим массовым производством (олицетворением которого являются конвейеры автомобильных заводов), массовым потреблением и политическим, а также правовым регулированием классовых конфликтов. Институционализация классовых антагонизмов также означает, что переговоры обычно происходят вне сферы производства, особенно в Западной Германии. В этом контексте термин «Новые социальные движения» пытается объяснить состав, потенциал и значение низовых движений, которые неожиданно возникли в то время, когда в стране практически не было открытой классовой борьбы. Антиядерное движение, например, сформировалось в сфере воспроизводства и имело очень сложную классовую структуру. В течение некоторого времени оно оппозиционировалось официальным рабочим движением, особенно в атомной и энергетической промышленности, где реформистские профсоюзы ДГБ мобилизовали квалифицированных рабочих в решительно проядерные кампании.

Хотя многие активисты принадлежали к среднему классу, они были очень открыты для эгалитарных структур и антикапиталистических целей. Правда, некоторые лоббистские группы (например, крупные фермеры в отношении антиядерного движения) использовали открытость Новых социальных движений в своих интересах. В конце концов, многим людям все равно, кто поддерживает их в борьбе, которую они считают важной.

Некоторые левые участвовали в борьбе против атомной электростанции только ради популярности. Однако это ни в коей мере не умаляет политического значения этих движений. Это лишь показывает, насколько сложным может быть преодоление определённых культурных барьеров в общественных движениях. Товарищи из Красной помощи Западного Берлина сделали очень поучительное заявление в 1973 году после того, как К-группы подвергли критике появление Bürgerinitiativen (BI), «гражданских инициатив»:

«Жёсткий антиревизионизм и исключительная концентрация на пролетарской организации привели к тому, что левые потеряли связь с реальностью. Левые полностью игнорировали конфликты в сфере воспроизводства. Появление БИ сделало это очевидным. Однако проблема может быть не только в незаинтересованности. Ликвидация антиавторитарных движений означала, что два важных аспекта политического праксиса были утрачены: низовой активизм в соседних районах и на рабочих местах (часто высмеиваемый как «дилетантизм») и прямое действие (часто высмеиваемое как «спонтанность»). Ни один из этих аспектов не считался полезным для организации рабочего класса; вместо этого они считались выражением мелкобуржуазной культуры. Жёсткое использование классовой идентичности делегитимизировало антиавторитарные движения и свело их протагонистов к представителям их социального происхождения. Это произошло даже несмотря на то, что антиавторитарные движения, по сути, преодолели классовые различия благодаря общим массовым действиям…. Согласно левой критике БИ, красноречивые и конкурентоспособные активисты среднего класса всегда брали верх. Однако такое строгое определение класса отрицает политический опыт и просто воспроизводит социологические факты. Важен не сам факт того, что представители разных классов объединяются в БИ. Важно то, как это влияет на классовую идентичность, помогает ли это преодолеть классовые различия, и как смешение классового происхождения можно сделать продуктивным в политическом плане. Задачей современного классового анализа было бы изучить, бросает ли общая борьба за конкретные интересы вызов классовым различиям (Kursbuch, № 31)».

Эти строки показывают, насколько обманчивым может быть термин «средний класс». Это проблема, которая также затрагивает радикальные левые и автономные круги. Особенно когда термин «средний класс» используется в упрощённом и уничижительном виде, он может легко скрыть классовые реалии в промышленно развитых странах. Развитие капитализма в Западной Германии принесло рост благосостояния значительной части низших классов, даже если общее распределение богатства остаётся несправедливым. В 1950‑х годах для многих рабочих стало возможным участвовать в «экономическом чуде» в такой степени, что они стали неотъемлемой частью общества потребления. Это в значительной степени способствовало дискредитации оппозиционных и коммунистических сил. Немецкий капитализм сделал классовую идентичность более подвижной, сохранив при этом буржуазную структуру господства. Это в значительной степени способствует стабильности системы. Однако это же развитие создало и новые возможности для действий: «Фордизм предоставляет все большему числу людей время и навыки, необходимые для непрерывного неинституционального действия…. Кроме того, растворение традиционных форм организации в церкви или традиционных рабочих организациях, а также рост культурных форм выражения расширяет диапазон индивидуальных действий» (Hirsch/Roth). Сильное присутствие студентов и академиков – то есть людей «среднего класса» – в радикальных левых и автономных движениях является лишь следствием этих изменений.

Не в последнюю очередь благодаря вызовам, которые они бросали классовой идентичности, Новые социальные движения всколыхнули, поставили под сомнение и бросили вызов многим аспектам существующего социального порядка и, следовательно, открыли пространство, в котором могло возникнуть автономное движение. Хотя Автономы выходят далеко за рамки Новых социальных движений, как в плане политических требований, так и в плане политической практики, они тесно связаны с ними. Термин «Новое социальное движение» также более уместен, чем термин «классовая борьба», для описания феномена автономного движения. Ссылки на класс никогда не пропадали («Борьба за жильё – это классовая борьба!»), но они часто казались надуманными и никогда широко не использовались.

Антиядерное движение в Германии стало ответом на новую энергетическую политику, которая последовала за так называемым нефтяным кризисом 1973 года. Атомная энергия приветствовалась как новое решение энергетического кризиса, и атомные электростанции планировались в сельских регионах как дешёвые и продуктивные опоры энергоснабжения Германии. Крупные корпорации планировали масштабные программы индустриализации, включая сталелитейные заводы и фармацевтические фабрики. Большое внимание уделялось развитию экологически слабых регионов, таких как Унтерельбе и Оберрайн. Перед лицом ужасающего сценария «новых Рурских долин» в пограничном треугольнике Франции, Германии и Швейцарии сформировалось первое широкое народное движение протеста. Строительство нескольких атомных электростанций удалось предотвратить благодаря оккупации строительных площадок – например, в Уайле в Баден-Вюртемберге.