Неотъемлемый атрибут любой тюрьмы – тюремная ограда, являвшаяся, как правило, объектом постоянного попечения ведомственного начальства. В Иркутске она еще в 20‑е годы была неоднородной: кирпич чередовался с палями деревянной ограды, построенной из высоких кольев, поставленных вплотную.

Все работы по переустройству тюремного корпуса велись хозяйственным способом, с использованием труда арестантов всех категорий. Исключение составила лишь надстройка главного корпуса, которая производилась путем раздробительного подряда, т. е. производство некоторых (наиболее сложных) работ и поставка главных материалов передавалась подрядчикам. В данном случае – Ивану Кирилловичу Наумову.

Масштабы реконструкции, проведенной в течение 1912–1914 годов, видны из перечня объектов, входивших в тюремный комплекс, работы на которых были закончены:

1. Трехэтажное каменное здание одиночного корпуса.

2. Здание мастерских под женское отделение тюрьмы, с пристройкою 2‑этажного здания.

3. 2‑этажное каменное здание бани-прачечной.

4. Два деревянных барака на 100 и 70 мест для содержания пересыльных арестантов.

5. Новый частокол (166 погонных сажен) у больницы.

6. Водонапорная башня над зданием бани-прачечной.

7. Деревянное здание для военного караула.

8. Каменное 1‑этажное здание для кухни и пекарни.

9. Перенесены служебные здания с хозяйственного на другой двор.

10. Произведено капитальное переустройство каменного здания главного корпуса с надстройкой 2‑го этажа.

Вторым этапом, в 1913–1915 годах, были возведены еще две значительные постройки: 4‑этажное и 2‑этажное каменные здания для администрации тюрьмы и квартир надзирателей. Все эти работы производились под наблюдением инженера Н.И. Бойкова.

Следует отметить, что в проектировании и строительстве многих тюремных построек принимали участие, в разные периоды, самые известные иркутские инженеры и архитекторы: первого каменного острога – архитектор А.И. Лосев; второго – инженеры И.И. Шац и Н.И. Дудицкий, архитекторы Петюцкий, А.Е. Разшильдеев, Э.Я. Гофман и другие.

Летом 1915 года работы по реконструкции Иркутского тюремного замка были закончены. Они обошлись казне более чем в 60 тыс. рублей и стали последними в дореволюционной истории. Революционные события и гражданская война мало отразились на внешнем облике комплекса, каких-либо разрушений и утрат здесь не происходило, за исключением небольшого пожара летом 1919 года, когда были повреждены потолочные перекрытия и крыша главного корпуса.

В советское время переустройство тюремного комплекса было продолжено с 1924 года.

Приближается очередное 8 марта. В Главке решили объединить его с другим праздником – Днем уголовно-исполнительной системы России. Профессиональный праздник отмечается, правда, 12 марта. Но решили собраться по двум поводам в один день – 7 марта. Торжественное заседание пройдет в конференц-зале ГУИН в 15.00. За день до мероприятия обзваниваю городские телестудии – приглашаю в гости. На вопросы своих коллег-журналистов о том, что будет интересного, отвечаю честно:

– Соберутся в зале, посидят, выступят с трибуны, поздравят друг друга и разойдутся.

Представители СМИ, особенно ТВ-каналов, обычно неохотно приезжают на такие мероприятия. Несмотря на явную событийность – празднование по конкретному поводу – такие заседания имеют серьезный, с точки зрения телевизионщиков, минус: отсутствие динамизма действия. На сленге профессиональных тележурналистов подобные сюжеты называются «говорящими головами». Так именуют тех, кто сидит в президиуме и выступает с трибуны. Одного покажут, другого, третьего… Слушать, возможно, интересно, но смотреть – скучно. И если новостная программа заполнит эфир такими сюжетами, то ее рейтинг у зрителей резко упадет.

Звоню редактору программы «Курьер» областного телевидения Ольге Куклиной.

– Седьмого марта? Интересно, конечно, однако это всего лишь обычное заседание… тем более накануне женского праздника. А у нас уже столько приглашений – из учреждений и организаций – и все хотят, чтобы показали по телевидению именно их женщин. Впрочем, можно сделать и так: все празднуют восьмое марта, а женщины исправительных органов – на службе. Тут же упомянуть и про ваш профессиональный праздник – День уголовно-исполнительной системы. И показать этот сюжет в программе седьмого марта.

Остановились на таком компромиссе. Теперь нужно решить организационный момент: куда, в какое подразделение, повезти журналистов. Больше всего женщин работает в следственном изоляторе. Штат контролеров – почти весь женский.

Я вспомнил, как однажды заместитель начальника иркутского СИЗО Александр Григорьевич Самойлов обмолвился:

– Вот бы о ком следовало писать в прессе – о наших женщинах-сотрудниках. Мужчины не идут к нам работать, а вот женщины – пожалуйста. По двенадцать часов в сутки стоят на ногах!

Связываюсь с ним по телефону.

– Александр Григорьевич, в продолжение нашего давнего разговора: собираюсь приехать к вам с журналистами «Курьера».

Объясняю суть предстоящего посещения. Самойлов охотно соглашается.

– Хорошо, приезжайте. Поговорю с нашими женщинами, узнаю, кто из них захочет дать интервью. Да вот, кстати, я уже знаю, кто может согласиться. И вы тоже ее хорошо знаете, это…

Назвав фамилию, он продолжил:

– Она – начальник корпусного отделения. Очень грамотная, инициативная, разговорчивая. Да что я агитирую – вы ее, конечно, должны помнить.

Тогда я готовил для одной из областных газет очерк о сотруднице следственного изолятора. Она попросила называть ее в статье просто Валентиной.

– Понимаете, у нас, работающих здесь сотрудников, есть ранимое место – это наши дети. Я когда иду домой, моя дочь, случалось, выбегала мне навстречу. Так я потом дома говорила ей: «Никогда не встречай меня!» Ну как вам сказать: я ведь работаю в СИЗО, как говорят в народе, в тюрьме работаю. А здесь ведь за день столько понаслушаешься – в том числе и в свой адрес. Угрожают! Конечно, это эмоции, люди не понимают, что ведь это не я их посадила, а следователь, а я только охраняю их. Но они думают, что раз я здесь нахожусь, и поскольку я запираю их, то это я их первый враг на свете. А ведь потом не всех из них садят, кого-то выпускают. И мне, конечно, страшно бывает, но не за себя, конечно, а в первую очередь за детей.

Валентина прикрывает лицо руками, машинально проводя-разглаживая ладонями бледную кожу. Копна волос спадает на худые плечи. В гражданской одежде она совсем не похожа на грозную начальницу корпусного отделения.

– Вы знаете, наверное, человек ко всему может привыкнуть. Вот и я привыкла работать здесь. Ведь кому-то здесь все равно надо работать, и если так сложились обстоятельства, то я буду честно трудиться и на этом месте. Хотя, знаете, от своей женской природы я, наверное, не смогла уйти. Ну, вы понимаете, что у каждого человека большая часть жизни проходит именно на работе. А я работаю в СИЗО. И мне просто как женщине хочется обращать на себя внимание, кому-то нравиться. А кругом – зэки! Представляете!? Вот на каких мыслях я себя иногда ловлю. Они все бритые, похожие друг на друга, ну словно на одно лицо. И вдруг – среди этой общей массы – та-а-акой пристальный взгляд! Даже не пристальный, а пронзительный какой-то. Ну так он посмотрит на тебя, словно обожжет глазами. Таких взглядов я никогда в жизни на воле не встречала. Это к слову говорю. Посмотрит, как пригвоздит к стене. А я думаю: господи, да ведь я даже волосы не накрутила! Вот так бывает в нашей работе. Потом вспомню, улыбнусь: какая все-таки дура! Работать надо, а не ловить взгляды. Но вообще отношение к заключенным у меня такое: это сидят люди. Я даже сотрудниц своих учу, говорю им: «Когда открываешь камеру, говори всем «Здравствуйте!» Однако здесь важно всегда знать и чувствовать грань-черту: что ты можешь себе позволить, а чего нельзя делать ни при каких обстоятельствах. Ведь подследственному только того и надо, чтобы обратили на него внимание. А начинаешь с ним вежливо разговаривать, так он будет думать, что это ты только с ним так вежливо обращаешься. Конечно, тут уже появляются вопросы типа: «А как вас звать, гражданин надзиратель?» И я всегда отшучиваюсь: «Нас не нужно звать, мы сами приходим». И еще я всегда наставляю своих сотрудников-подчиненных: «Никогда не лезьте в связи с заключенными. Они же вас потом и сдадут кому следует». Психология заключенного такая: он всегда ищет возможность обратить на себя внимание, а это уже повод к более тесным контактам – о чем-то попросить. Если заключенный обращается к сотруднику изолятора, то он всегда ищет для себя какую-то выгоду.