Завершая эту главу, мне хочется обратить ваше внимание на то, что ведь никто пока не сказал мне, что я красивая. Речь до сих пор шла о вещах: зашитом чулочке, обновках, красивом платьице, которое испортили после того, как побывали на моем Празднике. И о первом поцелуе, который был мною воспринят, как надругательство.

А ведь именно родители, в первую очередь, должны транслировать своему ребенку, особенно девочке, какая она красивая, любимая, как все рады именно тому, что она девочка. Тогда у нее формируется любовь к себе и к миру, принятие своего тела, какие бы с ним ни случались изменения в дальнейшем (например, увеличение молочных желез в подростковом периоде, изменения вследствие беременности и родов, климактерические изменения и т.п.).

Ребенок до трех лет смотрит на себя глазами родителей. Особенно в младенчестве. И в этих глазах он видит либо восхищение и любовь, либо раздражение и даже ненависть.

На своих тренингах по женской инициации («Пробуждение спящей красавицы»), восполняя пробел, допущенный родителями, мы с участницами проговаривали, как мантру, такие слова: «Мы так рады тебе, мы так рады, что ты родилась, мы так рады, что ты – девочка. Вся Вселенная радуется твоему рождению! Ты такая красивая, ты – самая лучшая девочка на свете! Мы счастливы, что ты у нас есть, мы так любим тебя…» И так по кругу несколько раз, шепча на ушко самым задушевным голосом.

«Оказывается хранить грязные секреты совсем нелегко! Ты словно ходишь с огромным кирпичом на груди, постоянно боясь, что кто-то узнает твой страшный секрет!»

«Страшная тайна» Дом сказки

Вспоминая детство, я чуть не упустила еще один очень серьезный эпизод. Мне тогда было шесть лет. Дело было летом. Мама приходила с работы часам к 15.00. А в тот день она немного задерживалась, и я решила ее встретить, идя ей навстречу. Я вся была в предвкушении от того, как она обрадуется от моего сюрприза. И в своих мыслях я не заметила, что зашла чуть дальше, чем мне это разрешалось.

Мы жили, как я уже говорила, в частном доме нашего шахтерского поселка. Вокруг поселка тянулись огороды, небольшие овраги или балки (как у нас их называли). Так вот, в одном месте я свернула с улицы и пошла тропинкой мимо огородов через балку. Опомнилась я, когда увидела недалеко впереди компанию мальчишек, человек шесть разного возраста от десяти до тринадцати лет. Они были не из «наших». Сердце мое, все же, замерло в груди. Еще не поздно было повернуть назад на уже знакомую улицу.

Но… Какая-то непонятная дерзость и упрямство не позволили мне отступить. И я, вздернув подбородок, пошла им навстречу. Возможно, именно этой своей дерзостью я и привела их в состояние азарта, нездорового азарта. Когда мы поравнялись, они окружили меня и стали толкаться и трогать меня, задирая мою юбку. А я, молча, пыталась от них отбиться. Потому что кричать было стыдно.

В результате, как бы, ничего страшного не произошло. Они покуражились, напоследок толкнув меня так сильно, что я упала, и, заржав, пошли себе дальше. А я, отряхнувшись, молча побежала домой какими-то окольными тропинками. Там я стянула с себя эту юбку и запихнула в самый дальний угол старого шкафа, где лежали какие-то ненужные вещи. Она была «запачкана», «грязная». Затем помылась и переоделась.

Мама пришла чуть позже меня. Но я, опять же, ничего ей не рассказала. Возможно, я боялась просто того, что она меня отругает за то, что нарушила ее запрет так далеко ходить гулять. Возможно. Но вот так образовалась моя «страшная тайна», которую, до недавнего времени, я не могла рассказать вообще никому.

И я на всю жизнь запомнила лица тех малолетних идиотов. И узнавала их везде, где бы случайно ни столкнулась с кем-то из них. Одного из них, самого старшего, я встретила на свадьбе друзей, когда мне было уже лет восемнадцать. И он производил впечатление вполне порядочного человека. Но я-то все помнила. Кстати, все они плохо кончили.

В первый погожий сентябрьский денёк

Робко входил я под светлые своды.

Первый учебник и первый урок —

Так начинаются школьные годы.

Е. Долматовский «Школьные годы»

Кто как, а я очень любила свои школьные годы. Я рано научилась читать, и не могла дождаться, когда же я пойду в первый класс! Все тетеньки на улице спрашивали: «Танечка, хочешь в школу?». И я радостно отвечала: «Очень хочу!».

И вот он наступил, этот долгожданный день. Мама меня нарядила, как всегда, и за руку повела в школу. На голове огромный бант, белый фартучек, воротничок, манжеты, новенькие туфельки, и невообразимо чудесный розовый плащ. Меня распирало от радости и гордости. И такое ощущение было каждое первое сентября на протяжении всех десяти школьных лет. Несмотря на то, что опять же, случилось в этот радостный и значимый для меня день.

На переменах мы ели какие-то пирожки с молоком. Как обычно, бывает небольшая толкучка. И вот, после окончания переменки, я обнаруживаю, что кто-то вытер руки о мой белоснежный фартучек. Вот, что это такое? Почему, кто, зачем посылает мне такое? После моей огромной радости, даже счастья, обязательно случается что-то такое. Чтоб жизнь медом не казалась?

Мне вспоминается один эпизод, который я наблюдала, когда уже водила в школу своего сына. Одна мамочка, волнуясь и поправляя бант на голове дочурки, говорила ей: «Доченька, ты у меня не красавица, так хоть учись хорошо. Пригодится».

И сколько потом таких «некрасавиц» побывало в моем кабинете… Вполне себе симпатичные девушки, женщины. Но ведь кто-то же им внушил, что они НЕ красивые. Если не мама или папа, то мальчик в школе или какой-то парень, которому она отказала, бросил с обидой и вызовом: «Да не такая уж ты и красавица!». А нам ведь надо, просто необходимо, чтобы кто-то сказал с восхищением: «Какая же ты у меня красивая!». И не один раз, а всю жизнь.

Что-то, видимо, подобное усвоила и я. Потому что папка всегда настаивал, чтобы я хорошо училась. Я и училась. И не просто хорошо, а отлично. Благо, мне это нравилось и легко давалось. Более того, уже с первого класса я занимала какую-то значимую должность. И уже через некоторое время наша учительница оставляла меня вместо себя, если ей надо было зачем-то отлучиться. И даже другие учителя первоклашек приходили к нам на урок и просили : «Людмила Трофимовна, дайте на часик вашу Танечку». К слову сказать, я никогда этим не кичилась, не зазнавалась. Или мне это только казалось? И мои однокашники меня уважали. Что и сыграло со мной злую шутку. Но…по порядку.

Папа, мама-ангелы мои,

Как же я соскучилась за вами.

Все бегут, бегут все эти жизни дни,

Часто вспоминаю вечерами.

Папа, мама -ангелы мои,

Так болит душа и сердце плачет.

От меня ,вы безпредельно далеки,

Даже далеко могилы ваши.

Т. Канашевская

Я уже неоднократно повторяла, что мама меня всегда наряжала. Я выглядела не просто аккуратно, а как-то нарядно. Хотя вещи были все не дорогие. Нет, то персиковое платье и розовый плащ были импортные и очень качественные. Я их нашла где-то в «закромах» у мамы, будучи уже достаточно взрослой.

Мама моя была очень красивой женщиной: маленькая, изящная с красивыми чувственными губами, восточным разрезом глаз и шикарными, густыми, чуть волнистыми, каштановыми волосами, которыми я искренне восхищалась. Когда они были длинными, я с замиранием сердца смотрела, как мама их долго расчесывала. А, когда была стрижка, я завидовала, как они у нее ложатся красивой волной. Я не была похожа на маму. На нее похожа моя младшая сестра. Вот ее я всегда считала красавицей. Возможно, именно поэтому? Я была похожа на папу. Вернее, на женщин его рода. У него были две старшие сестры. Высокие, статные, «фигуристые», как говорила моя бабушка. Очень красивые.